Ты привыкнешь зимой согреваться зенитовским шарфом.

Что значит быть друзьями? Думаю, Артём Дзюба и Игорь Акинфеев вряд ли ответят на этот вопрос. Ведь с самого первого взгляда друг на друга по уши погрязли в дерьме в любви. Да, сначала это были невесомые прикосновения. Улыбки. Взгляд направленный только на одного человека на поле. И в какой-то момент: «Парни, вы пялитесь», «Просыпайся, Тёма. ТЁМА ТУТ ЧЕРЧЕСОВ!», «Сначала Саша и Федя, а теперь и вы…» И только после этого, когда уже нечего скрывать и ЧМ отыгран, игроки могут быть свободны. Всё слишком быстро закрутилось, и Игорь сам не помнит, как оказался на балконе квартиры нападающего в Санкт-Петербурге. Помнит только то, как не мог сидеть в самолёте из-за того, что копчик неприятно ныл. А Артём лишь улыбался. Это был единственный раз, когда Игорь правда хотел врезать Дзюбе, но сдерживал себя, ибо: «Акинфеев, мы всё же в самолёте»  — Артём, твою мать! — громко выругался Игорь, когда Дзюба всучил ему чашку с горячим кофе, проливая немного на руку Игоря. Мужчина быстро ставит чашку на маленький столик и сжимает обожженную руку в другой, шипя от боли. А Артём, словно провинившийся котёнок, тянется к Игорю и осторожно взяв его руку, подносит к губам. Он целует каждую костяшку, словно зализывая раны. И каждый раз шепчет: «Прости». — Артём, ну и как мне теперь на тебя злиться? — спрашивает вратарь улыбаясь. — Это так странно. Артём Дзюба, под два метра ростом, готовый убить любого, кто скажет что-то плохое на его счёт или счёт сборной, сейчас сидит и вот так просто целует руку Игоря Акинфеева. — Послушать так бред, — пародирует Дзюба Клинта Бартона, — Ты всё ещё не привык к тому, что ты мой, а я твой? Игорь отдёргивает руку и быстро сняв футболку и отбросив её куда-то в квартиру, показывает багровые отметины, — Как же такое забудешь? — и снова эта улыбка за которую Артём готов на многое. Да Дзюба вообще готов на всё ради Игоря. Все помнят тот страшный матч с Черногорией. Свисток. Минута. Файер. Лежащий на газоне Акинфеев. Бригада медиков. Было страшно. И уже тогда Артём понимал, что Игорь ему не безразличен. — Солнце моё, а ты не замёрзнешь? — заботливо спросил нападающий у Игоря. Акинфеев коварно улыбнулся, — Если согреешь — не замёрзну, — он взял чашку и придвинулся ближе к Дзюбе, удобно устроившись между ног и прижавшись спиной к груди Артёма. Игорь отпил из чашки ещё не до конца остывший кофе и скривился — Ты же знаешь, что я не люблю кофе. Кофе и архитектуру. — А я люблю, так что замолчи и пей. Это Питер, детка. — Ты назвал меня «детка»? — Игорь откинул голову назад чтобы увидеть Артёма. Тот усмехнулся, — А как тебя называть? Барашек? — и тут лёгкий удар под ребра локтём. Да, конечно, легкий. — А че барашек то сразу? –вновь скуксился Игорь. — А нехуй было футболку снимать. — Артём поцеловал вратаря в макушку и взъерошил ему волосы — Ладно, на вот, — на секунду, сильное и тёплое тело нападающего исчезло из-под спины Игоря, но так же быстро вернулось в прежнее положение. И тут на плечи Акинфеева легло что мягкое. Как оказалось, это был шарф ф.к. «Зенит». — Ну всё пиздец, а если меня увидят с этим шарфом? — да, в такой ситуации было глупо задавать вопрос только про шарф. Глаза Артёма округлились от удивления, — А то что мы с тобой, в три часа ночи, сидим в обнимку на балконе, тебя вообще никак не смущает, да? И поняв тупость своего вопроса, Игорь получше укутался в шарф и сильнее прижался к Артёму. Они сидели так ещё целый час. Просто в тишине, слушая лишь мирное сопение друг друга. Когда ты играешь на пределе своих возможностей, хочется, чтобы стадион замолчал, и ты слышал только удары мяча. Так редко удаётся поймать эти моменты во время игры. Да и просто, когда ты находишься на поле. Хочется слышать такое до боли знакомое тренерское " Тебе не больно». Не больно что? Проиграть? Сдвинуться с места? У каждого свои причины. — Игорь, — наконец нарушил тишину Дзюба. — Ты привыкнешь зимой согреваться зенитовским шарфом? — Ты пройдёшь по дворцовой в моих красно-синих штанах? Парни тихо рассмеялись. — Но у твоей Москвы и его Невы, стало общее что-то. Акинфеев развернулся к Артёму и прошептав ему в самые губы, — Конечно же вы. — утянул в поцелуй.