I, Ava

Эвелин никогда не смогла бы с точностью сказать, что именно стало для нее последней каплей. Она даже не была уверена, что эта пресловутая последняя капля вообще имела место быть. Просто однажды, выходя из офиса, как всегда, в гордом одиночестве и позже всех, она поняла, что ей нужен перерыв. А еще лучше — план побега. От всего. От работы. От Гэри. От всех этих «клонских» штучек. От Сары. От… себя. В следующую минуту она обнаруживает себя, неловко прислоняющейся к белоснежной стене здания Бюро Времени. Она украдкой оглядывается, как будто бы ее еще волнует, что подумают о ней коллеги, но вокруг никого нет, и ей даже на секунду становится тошно — предательская мысль о том, что она просто-напросто никому не интересна, не дает ей нормально вздохнуть. Пачка сигарет в ее руке неудобно и непривычно ложится в ладонь, а отсыревшая под мелким дождем сигарета отказывается зажигаться с первой попытки, и Ава непроизвольно задумывается о том, как несколько лет назад она вот так же стояла под дождем, пытаясь заглушить табаком особенно неприятную ссору с родителями. Оказывается, с горькой усмешкой понимает она, в ее жизни изменилось-то не так уж и много, как она полагала. Разве что теперь на ней надет неудобный казенный костюм, являющийся по сути неотъемлемой частью ее жизни, да стерта напрочь ее личность. Ава не может сказать, что часто плачет. Если уж она и позволяет себе это, то так редко, что теперь уж и сама не может точно вспомнить, умеет ли плакать вообще. Едкий дым сигареты неприятно обжигает ее горло, а вовремя незатушенный огонек опасно приближается к пальцам. Эвелин морщится, закрывает глаза, но сигарету не бросает. Только сжимает покрепче, да тихо шипит, когда пламя наконец добирается до нее. И не плачет. В ее квартире как всегда тихо играет музыка, и Ава спешит выключить ее, как только переступает порог. Раньше она уверяла себя, что это простая мера безопасности — никто не захочет вламываться в квартиру, в которой кто-то есть, — но теперь с ужасом осознает, что обманывать себя у нее просто больше не получается. Она скатывается по стене по пути в ванную и в первый раз в своей жизни четко понимает: в этой большой и современной квартире в центре города ее никто никогда не ждет. Тишина накатывает на нее волнами, и она бы даже могла подумать, что оглохла, но прилипчивая музыка из рекламы робота-собаки так сильно въелась в ее мозг, что она этого не замечает. Это иронично, по ее мнению, и поэтому, заставляя себя встать на ноги, она даже на секунду подумывает о такой покупке и усмехается. Улыбается, проходя мимо зеркала, смеется, заходя в комнату, и не может перестать хохотать, опрокидывая вниз рамку с их с Сарой фотографией. Но Эвелин не плачет. Когда она слышит первый осторожный стук в дверь, бутылка виски выпита почти до дна, а на белоснежном ковре красуется уже много алых пятен. Эвелин приличная девушка, и она обязательно бы задумалась, кто может стучаться к ней в квартиру в середине ночи, но сейчас ей больше интересно, вычистят ли они квартиру перед покупкой новой Авы взамен старой. Кто эти загадочные «они» она не знает и не хочет знать, и думать о людях, причастных к этому, как о незнакомцах ей гораздо приятнее. Эвелин не плачет, но кухонный нож вдруг кажется слишком тяжелым, а десять идеально-ровных порезов обжигают ее руку. Идеальная во всем вплоть до генов, запрограммированная на порядок и правила, Ава вытирает ладонью сухие глаза и не доводит одиннадцатую линию своего позора и до середины. Настойчивый стук в дверь прерывает получившийся, наконец, кривым порез в самом начале. Ава не видела Сару уже несколько дней. Практически неделю, если она вдруг решит быть точной. Эвелин совершенно точно не считает и, определенно, не игнорирует звонки, просто Гэри сегодня так невовремя об этом напомнил. Она глотает виски, неловко кашляя от крепости ее сегодняшнего утешения, и прижимается посильнее к стене, до синяков и боли в лопатках. Сара не приходила уже шесть дней, и Ава не смеет осуждать ее ни на секунду. Переспать с гиперреалистичным ботом — это еще надо пережить. Эвелин не плачет, когда идет в коридор, но испорченный кровью коврик у двери заставляет ее губы задрожать. Она старается не думать о том, насколько реальна сама, но упорно продолжает мысленно классифицировать каждую вещь, попадающуюся на глаза. Ей по-детски хочется думать, что коврик с нелепой уткой на нем не принадлежал когда-то ее одиннадцатой версии. Эвелин немного собственница, и это, пожалуй, единственная причина, по которой данный факт ее так волнует. Эвелин клянется себе, что она совершенно не хотела открывать дверь, кто бы за ней ни стоял, но виски и отупляющая боль в руке не дают ей думать. Она абсолютно точно не хочет увидеть за порогом Сару, и потому судорожно вздыхает, когда видит. Ава не желает замечать, как бледнеет блондинка, окидывая ее взглядом, а потому замечает. Ей до отвращения неприятно чувствовать знакомые, проверяющие ее, прикосновения на плечах, и из-за этого она прижимается ближе. Эвелин очень хочет прогнать несносного капитана, но принимает поддерживающие объятия. Она хочет побыть одна, поэтому указывает на гостиную, когда Сара практически затаскивает ее на себе в квартиру. Эвелин, определенно, не хочет слышать дрожь в родном голосе. Она хочет успокоить Сару и прогнать как можно дальше, чтобы не видеть боль в ее глазах. Ей бы не хотелось, чтобы в глазах темнело. Она уверена, что разучилась плакать еще в ее несуществующем детстве. Но Сара плачет, стоя перед ней на коленях, и Ава плачет тоже. — Я люблю тебя, что бы ни случилось, только дыши, — шепчет Сара, и Эвелин позорно сбегает от нее, с радостью позволяя себе упасть в обморок, чувствуя только крепкие руки, что уверенно ловят ее тело. Завтра она скажет Саре уходить от нее. Повторит ее же фразы. Прикажет бежать. Или уйдет сама. Ава знает это наверняка, потому что так будет лучше. Однако это будет только утром, поэтому ночью она в лихорадочном бреду шепчет в пустоту комнаты простое «не уходи». Ведь ее все равно никто не услышит.

***

Соленые дорожки слез неприятно щиплют щеки, когда Сара пытается унять дрожь в непослушных руках, в темноте проверяя тугую повязку. — Никогда, — клянется она, обещая себе, что заставит себя услышать.