tbhh

1986

      вера в себя — это тот самый скользкий уж, который ускользает от тебя не смотря на все усилия и минимый внутренний компромисс. никогда не бывает ничего совершенного. природа изначально не подразумевает совершенство. оно не нужно, ровно так же, как перпендикулярные улицы нью-йорка, со всеми этими острыми углами и резкими линиями. природа не любит резкость. она всегда создаёт округлые и мягкие формы — правильные, но в то же время не идеальные, не совершенные, как сырой звук демо-записи. дети с большими и круглыми глазами ассоциируются с добротой и чистотой. так природа стремится к своему идеалу, который нужен людям, не как своеобразный паттерн, а как что-то, что люди будут любить и принимать, не стремясь к мнимому идеалу. резкие линии, миндалевидные глаза, прямой тонкий нос, острый уголок губ, резкие полоски скул — всё это ассоциируется с кокетством, пошлостью и искусством. иногда природа просчитывается и награждает человека неправильными чертами лица, которые люди, по своему чёртовому обыкновению находят неприятными. такие лица ассоциируются с искусственностью, отрешённостью от всего природного... и... ах, да... ещё с нью-йорком. природа наградила даффа "неправильными" глазами. они были узкие, экстравагантные; всегда смотрели с каким-то напускным безразличием. в этих глазах всегда горел безрассудный огонёк. дафф любил много говорить. в пустую и часто совсем не по делу. но как он говорил... это действительно стоило того потраченного времени. все эти пустые слова были окрашены в яркие, несуществующие в природе краски, что казалось, что они вовсе не пустые, а очень даже значимые, как первый сексуальный опыт или что-нибудь ещё, что мы можем назвать "первым". дафф был первым, кто смог понять всю эту абстрактную хреновину, потоком льющуюся из иззи. — чё надо, маккаган? иззи был не рад постоянным посещениям со стороны друзей и коллег, ровно так же, как и не был рад постоянной прописке в его доме какого-то дальнего родственника эксла. родственника этого звали альбе́рт и он был как раз из того вида родственников, которых принято называть "седьмая вода на киселе". впрочем, соседство с дядькой-алкоголиком было бы и приятным, если бы за выпивку в барах платил он сам. — я... иззи вопросительно приподнял одну бровь, со скукой и холодностью смотря в глаза стоящего на пороге даффа. было видно, что стрэдлину было совершенно не до того, зачем маккаган пришёл к нему и что собирается делать. иззи выглядел так, как будто он был не стрэдлином, а чьим-то помятым и потрёпанным жизнью выцветшим чёрным пикапом. спутанные волосы, бледная, на грани исступления кожа, сквозь которую просвечивалась каждая венка — всё это было слишком типично для иззи. настолько, что дафф уже давно перестал удивляться и даже привык. но гораздо большее было спрятано в его глазах. они были большие, карие, по-осеннему тёплые, но не выражали ничего, кроме холода и безразличия. своеобразная антиномия. дафф не собирался уходить. но и говорить что-либо он тоже не спешил. — слушай... если тебе что-то нужно, говори сразу. иззи смотрел на даффа снизу вверх. это было очень неудобно — ощущать себя ниже кого-либо. но иззи было плевать на этот факт. в отличии от эксла, он не страдал какими-то детскими комплексами — пришлось выбросить все до единого, чтобы жилось проще. остался только один, не такой существенный комплекс подавленности. за это стрэдлин обязан своей семье, отношения в которой были слегка авторитарными. впрочем, вкус свободы ему помог ощутить эксл. этот самый эксл, который тогда был уильямом — эксцентричным и бунтующим подростком, совершающим безумные поступки и любящим быть в центре внимания. — твоим предкам вряд ли это понравится, чувак... джеффри в неуверенности почесал затылок, представляя, что будет, если стивен вернётся домой и застанет их за распитием его запасов алкоголя. кажется уильяма это никак не останавливало. — да забудь о них... — уильям махнул рукой в сторону окна. — до завтра не вернутся. исбелл был не таким, как бейли. он предпочитал думать о последствиях, как бы банально это не звучало. консервативное воспитание всегда отгораживало его от безумия, которое творил его друг. исбелл даже не испытывал тяги к этому образу жизни, практикуемому уильямом. джефф прекрасно знал причину такого поведения друга. но об этом предпочитали умалчивать, как бы не натыкаясь на больные темы. уильяму не нравилось, когда джефф начинал разговор о родителях и детях, а также о материнстве. поэтому исбелл предпочитал молчать. молчание, вообще, классная штука. это лучшее, на что способен человек в неловких ситуациях. и исбелл активно использовал эту позицию. уильям сидел напротив, на диване, держа в руках бутылку какого-то дорогого алкоголя из коллекции отчима. такой яркий и открытый — все эмоции, будто витали вокруг него, а не были частью его души. с уильямом сложно было общаться. никогда не знаешь, в какой момент может произойти всплеск. сначала исбеллу были непривычны все эти странные закидоны нового друга. но со временем привыкаешь ко всему, так что постепенно это отошло на второй план и воспринималось, как само собой разумеющееся. — может поближе сядешь? — уильям вскинул брови, откидывая назад прядь ржавых волос.— а то как неродной... джеффу не особо хотелось садиться рядом. он предпочитал видеть собеседника перед собой, смотря ему в глаза и видя полностью. когда сидишь рядом с человеком, ты как бы опускаешься на его волну, чувствуешь его тепло под боком и отвлекаешься от позиции. а с уильямом всегда нужно было быть настороже. сейчас он спокоен, но это спокойствие может унести так же легко, как пёрышко ветром. но исбелл почему-то послушно сел рядом, практически вплотную. уильям всегда обладал каким-то особым магнетизмом, что делало из него хорошего манипулятора. яркая внешность, необычные манеры, какая-то отрешённость и вечные витающие эмоции — всё это привлекало людей, идущих за ним, как аборигены идут за колумбом, как крестьяне за революционерами. уильям даже не прилагал особых усилий. всё, что нужно было для того, чтобы в тебя верили — было у него в крови. — та девчонка классная была, да? — расслабленно, как бы невзначай протянул бейли. джеффри напрягся, вспоминая события двухдневной давности. да, девчонка действительно была хороша. она прекрасно целовалась, будто бы практиковала это каждый день. а вообще — да— так ведь и было. она была не просто девчонкой. всё, что только можно было вытянуть из бедной душонки исбелла — она вытянула. все эти эмоции, чувства, раннее не изведанные и не раскрытые, выползли наружу, как гусеницы из коконов в обличии бабочек. не пришлось даже платить — что было удивительно. но в тот момент джеффри ощутил себя уильямом. впервые ему было плевать на эти рациональные штучки. впервые он почувствовал себя немножечко свободным от навязчивого консерватизма. апатия куда-то исчезла. появилась тяга к действиям и мимолётная надежда на что-то большее, чем Лафайет и его аграрный колледж. — да... — джеффри смотрел куда-то в сторону, словно в трансе, — да, она мне понравилась. знаешь, я бы хотел почувствовать то же самое ещё раз... это было так... — исбелл запнулся, подбирая нужные слова. — это было необычайно. понимаешь, я никогда не испытывал ничего подобного, даже тогда, когда влюбился в эту... как же её... — крис. — да, крис. — джеффри нахмурил тёмные брови. — наверное, именно так чувствуют себя, когда находятся в близости с кем-то, кто интересен до чёртиков. она была мне интересна... — джеффри взглянул на уильяма, внимательно слушающего и неотрывно смотрящего на своего собеседника. — чертовски интересна. иногда достаточно секунды, чтобы понять что-то, что скрывается во взгляде человека. раскрыть мысли собеседника, пусть даже и не скрытного, но очень непростого, требовало больших усилий. но исбеллу не пришлось долго трудиться над этим. природа наградила его проницательностью, помимо резких черт лица и подавленного эго. иногда даже такие моменты бывают особенными, пусть даже и оставалась какая-то недосказанность между двумя людьми. была недоделка, вместе с недосказанностью. Эту недосказанность каждый заполнял по-своему. во время таких моментов ты не ощущаешь времени, места. ты как будто выпадаешь из реальности на какое-то короткое время, а затем - rien, прострация и пустота. быстро, с особой мягкостью и привычностью, горячая ладонь уильяма легла на холодную и гладкую шею. уильям откинул чёрную прядь волос с бледной и прохладной шеи друга. это выглядело не так банально, как могло бы показаться на первый взгляд. в движениях уильяма было что-то магическое, непривычное консервативному исбеллу. уильям делал что-то невероятное. он обострял все те отголоски чувств. все те маленькие зачатки бурных эмоций, которые были в джеффри. всплеск где-то под сердцем. это странное чувство знакомо всем, кто когда-либо испытывал это необычайное ощущение экстаза и удушающего наслаждения моментом. губы уильяма горячие, яркие, живые. они живые. не такие, как у исбелла. у замкнутого джеффри губы были податливые, но в то же время закрытые, боязливые и дрожащие, совсем не такие, как у девчонок. по крайней мере, у таких девчонок, с которыми общался бейли. они не отличались стыдливостью и праведностью. исбелл тоже не отличался. но было в нём что-то рациональное, не способное на безрассудство и безумие. это то, что хотел бы в тайне приобрести для себя уильям. и он почти приобрёл это. пусть даже неосознанно, и пусть даже не в себе. — я пришёл узнать, как ты вообще живёшь... ну... как там дела... иззи отвлёкся от своих мыслей и снова взглянул на даффа из-под чёрной неопрятной чёлки. его взгляд всё так же был холоден. даффу показалось, что иззи сейчас его выгонит, даже не разрешит зайти, даже не ответит. от стрэдлина можно было ожидать чего угодно, но только не охотного дружелюбия. с даффом он даже не пытался поладить. зачем, если есть эксл, к которому ноги несут сами, при первом же душевном разладе. роуз и иззи знают друг друга слишком давно, чтобы стрэдлин сразу же кидался в объятия даффа. даффа было слишком много. он занимал практически всё пространство. и не только в буквальном, но и в переносном смысле. он любил поговорить, порассуждать. молчание для него — пытка, граничащая с мукой. ему всегда нужно было, чтобы его слушали. а когда не слушали, он замыкался в себе, как обиженный ребёнок. только обидой там и не пахло. была только временная передышка. "восстановление сил" — как любил говорить стиви. и иззи было тягостно находиться рядом с даффом. было в нём что-то такое, что напоминало ему о счастливых моментах детства. их было так мало, что они казались скорее грустными, чем весёлыми. но иззи помнил - весёлые, светлые и такие, как надо. дафф тоже был весёлым и светлым, чем только отталкивал стрэдлина. незаурядность маккагана была не той заурядностью, которая была понятна иззи. — живу, как живу, — стрэдлин отвёл взгляд куда-то в сторону, не желая сталкиваться с "неправильными", но притягательными глазами. — обычно, чёрт возьми, как всегда. тут между даффом и дверью протиснулся альберт и его новая пассия, а затем какой-то еврей в растрёпанном офисном костюме. — мы ненадолго, из. стрэдлин еле заметно и устало кивнул. но это было не очень-то нужно. альберт интересовался его мнением просто так, из некой солидарности. на самом же деле, ему было всё дозволено. иззи вообще было фиолетово, чем он там занимается - сексом илм рассаживает цветы для евреев - стрэдлину было плевать. он жил без всякой обиды и стеснения. курил, пил, сочинял что-то периодами, ходил на концерты, в бары. большую часть времени, теперь, конечно же, приходилось проводить с парнями. "— мы группа, а значит, требуем внимания, как дети. не исчезай больше, чувак." это были слова слэша после какого-то концерта. в гримёрке тогда было практически пусто — дафф куда-то смылся, эксл и стивен ушли в бар. остался только полупьяный сол и иззи, небрежно смывающий косметику. именно в этот момент стрэдлин понял, что он обрёл друзей. каких-никаких, а всё-таки друзей. иззи молча отступил в сторону, освобождая проход для даффа. идея впустить к себе домой человека, которого ты неосознанно остерегаешься — идиотская идея. дафф молча прошёл внутрь, на секунду задержав свой взгляд на иззи. стрэдлин был одет в какие-то поношенные линялые джинсы, мятую чёрную рубашку. и всё выглядело так ужасно, но в то же время эстетично и красиво, что казалось, что это и есть истинная красота — сверхъестественная. впрочем, что такое красота? сели на диван. дафф подпалил сигарету и красиво затянулся. у него всегда хорошо получалось. красиво, легко, как в хороших фильмах. и все его манеры, жестикуляция - всё это было, словно из кино. его взгляд. он не простой, как могло бы показаться с первого раза. там тоже есть свои заморочки и противоречия, непонятные иззи. и эта его привычка — все оборачивать против самого себя — сбивала с толку неподготовленного человека. иззи был частично подготовлен. *** иззи был странным. никогда нельзя было понять его до конца. в его взгляде было что-то эпическое, а голос расслабленный, но не как у слэша. голос слэша был расслаблен полностью, будто он говорит совершенно не напрягаясь. в его голосе была какая-то экзотическая мелодичность. в голосе иззи прослеживались металлические нотки. он был нетипичен для слуха — слишком спокойный, мягкий, противоречивый. и это была из одних тех черт, привлекающих к нему людей. сам же стрэдлин даже не понимал, что он обладает притягательностью. мысли всё же должны обрести какое-то другое русло. но все мысли даффа в последнее время были заняты только иззи и попытками понять его, узнать, приблизиться. но иззи был апатичным и в какой-то степени, ассоциальным. он ходил на тусовки, веселился, пил, кололся, болтал и смеялся, но оставался при всём этом замкнутым и нисколько не заинтересованным в происходящем. даффу просто сложно было осознавать эту апатию стрэдлина. для даффа это было ни о чём — так себе, мелочь, на которую даже не стоит обращать внимания. но для стрэдлина это был некий механизм, приводящий в действия все чувства и разум. апатия была его частью. роуз часто был рядом с иззи. из-за чего дафф оставался с ним наедине непозволительно редко. "и что это вообще за грёбанное собственничество?" — думалось даффу. бредя по тёмной улице, прямо под окнами стрэдлина, он понимал, к чему ведёт эта цепочка. но дафф не был уверен в правдивости своих убеждений. это было не то, что могло показаться на первый взгляд — обычная дружба, перемешанная с наигранной слащавостью. было ли что-то ещё, более менее правдивое? улица была необычайно красивая, освещённая розовато-фиолетовыми сумерками. нежное небо, возвышающееся над фиолетовыми тенями домов, первые фонари и огни большого города. необычайно красиво — курить, смотря на закат. вот идёт какой-то смазливый панк. таких куча в лос-анджелесе — думающих, что они панки. в сиэтле было много панков. и не просто панков, а настоящих панков. в гламурном городе же были только глэм-металлисты, или жгучая смесь между стилями — эдакий каламбур. дафф практически не ощущал тоски по родному городу. почему-то сложилось так, что привязаться к какому-то месту категорически не получалось. да и не нужно было это. вот сидит какой-то бродяга. вероятно, у него нет ни копейки, раз он такой худой, беспомощный и грязный. таких уже везде полно. не всем повезло в этой жизни. о кого-то она просто вытирает ноги, кому-то преподносит всё. и никогда никто не знает, какой билет ему удастся вытянуть. дафф подпалил лёгкую вишнёвую lucky strike и похлопал себя по карманам, в поисках мелочи. что-то зазвенело и через секунду в пустой миске оказалась целая горочка центов. для кого-то жизнь ещё не кончена. кто-то выживает даже так, но всё равно остаётся счастливым. лотерейных билетов на всех не хватает и кто-то не вытягивает вообще ничего. все знают, что ждёт таких людей. впрочем, это то, чего не избежит никто. совсем не важно, когда это произойдёт. конец один. *** лицо эксла было совершенно спокойным — как и всегда. иногда он бывал настолько погружён в свои мысли, что ни одна мелочь не способна была вывести его из себя. в остальные же моменты любая малейшая недоделка или провинность могла его расстроить или взбесить. и никто не знал, почему так происходит. роуз всегда относился к мелочам, как к чему-то важному. весь его мир состоял из мелочей, и каждая проработана настолько, что вместе это составляло прекрасную картину. — кто-нибудь видел иззи? — я давно его видел... — слэш почесал курчавый затылок, — а ты, попкорн? стивен мотнул головой, стараясь не отвлекаться от выбивания какого-то простенького барабанного ритма. большую часть времени он только этим и занимался. ещё, правда, пил, смеялся над шутками даффа и цеплял девчонок. со стивеном было весело проводить время — всегда что-нибудь происходило интересное. частенько присоединялся ещё и слэш. вместе они составляли весёлую команду алкоголиков, шляющихся по барам. со стивеном и слэшом было просто. ничего не бывает без причины. даже простой вопрос, зачастую, не бывает задан просто так, между делом. всегда есть какая-то скрытая причина. у даффа были свои причины интересоваться стрэдлином. и пусть даже его навязчивость раздражает; пусть он не знает всей правды — он попробует понять истину. а надо ли вообще? нужна ли эта истина? или, может, лучше просто оставаться в стороне, держать дистанцию и довольствоваться тем, что есть некий идеал. делать что-то, без причины — пустая трата времени. — какая разница? это что, имеет какое-то значение? — голос роуза был по-прежнему спокоен, а в непростых, с прищуром глазах светилась ирония. в другой раз — не в этот, нет, — эксла взбесила бы непунктуальность стрэдлина. но так бывает часто, что хочешь ополчиться на провинившегося человека, а тут, кто-то начинает вместо тебя посягать на провинившегося — и уже не хочется ополчаться на него. на душе становится как-то склизко и неприятно. она у эксла была исцарапана кошачьими когтями. он не мог понять всей этой сложной системы, творящейся в голове у иззи. слишком это было незанимательно — копаться в чужих мыслях и чувствах. разобраться бы со своими, а не лезть в чужие. но со своими расправиться не получалось, а значит, что и с чужими не получится. то, что хочешь зажечь в других, нужно зажечь в себе. — мне иногда кажется, что он вообще не с нами. что он не наш и с нами его нет... — стивен перестал отбивать назойливый ритм, — я ведь его не знаю. и это было чистой правдой. никто не знал иззи. даже эксл, который был ближе всех к стрэдлиновской апатии — даже он не знал его полностью. сложно это было, вообще-то — понять асбтракционную хрень, творящуюся в голове у человека, который губит себя. *** идти было сложно. ноги подкашивались. они были не родные, не свои. на таких ногах весьма трудно ходить, даже если у тебя трезвая голова. но дафф не был трезвым. он вообще редко был трезвым, в последнее время. над трезвостью он смеялся, так же, как смеялся над посещениями церкви и другими "святейшими" делами. трезвость — синоним к святости, а значит, надо исправлять — то-есть напиваться в хлам. однажды уже случалось что-то подобное. это было на снятой квартире за двадцать баксов в день. комната была неплохой — вполне просторной и хорошо обставленной. но маккагану было плевать на то, как она обставлена. зачем обращать на это внимание, если потом слэш и его дружки всё разгромят? пришлось бы сожалеть по утрате из эстетических соображений. именно поэтому маккаган предпочитал вообще не обращать внимания на обстановку. вечеринка в комнате даффа закончилась возмещением за ущерб на сумму примерно в половину тогдашней зарплаты. коридор был узким и длинным. в трезвом состоянии, он может быть, и не выглядел бы таким гигантским. но дафф был слишком пьян, чтобы заметить это. — что за херня, мать вашу... — тихо, почти шёпотом пробормотал маккаган. мысли заплетались, как и язык. сказать что-либо НОРМАЛЬНО не представлялось возможным. есть шанс, что бродяги с улицы и алкаши поймут. но не было здесь ни бродяг, ни алкашей. здесь, видимо, не было никого. конечно - слэш поехал домой с какой-то стриптизёршей из клуба, а стивен ушёл в с каким-то диллером, в надежде купить немного порошка. эксл смылся куда-то, так что было непонятно, где он шарился. а на иззи надежды никакой возлагать не приходилось. и всё это по вполне разумеющимся причинам. дафф не был для стрэдлина ни другом, ни кем-то, к кому можно обратиться. они, словно совсем не были знакомы друг с другом. и все это при том, что со стороны казалось, что они вполне отлично ладят. наверное, даже иззи так казалось, но не даффу. у маккагана всегда были завышенные требования к понятию "дружба". — не смотри на меня так, чёрт возьми! — чей-то голос, на грани слепой ярости прогремел в тишине коридора, как внезапный раскат грома, — заткнись и слушай сюда... "что за?" — пронеслось сквозь алкогольную завесу. "что за" было не случайным. когда точно знаешь, что происходит, но тебе не до конца понятно, ты произносишь что-то вроде "что за хуйня". когда же ситуация вообще неизведанна, в голове мелькает лишь отрывистое и недосказанное "что за". впрочем, даффу было вообще не до этих размышлений. всё, чего ему сейчас хотелось — найти какой-нибудь стул, кровать, или хотя бы удобный коврик, чтобы завалиться и забыться пьяным сном. на его появление никто из присутствующих лиц никак не отреагировал. видимо, они были слишком заняты выяснением отношений. в комнате находились двое, не считая даффа — он был третьим и явно лишним. наверное, какая-то особая алкогольная сила придаёт пьяным в стельку людям незаметность и бесшумность. иначе, никак нельзя было объяснить то, почему маккагану удалось проскользнуть мимо этих двоих, даже не удостоив себя вниманием. загадочные свойства алкоголя и больше ничего. — что же ты делаешь с собой... только не говори, что тебя всё заебало, чувак, — первый голос был жёстким и напористым, совсем как... впрочем, нет, — меня тошнит уже от этой дурацкой фразы. сто раз её слышу от тебя. — ты никогда не думал, что мне тоже может быть плохо? — второй голос казался знакомым, — мне тоже бывает больно, чёрт возьми. не ты один живёшь в постоянном болоте из грязи, лжи и ненависти. дафф чуть приоткрыл глаза. сквозь расплывчатую гладь прослеживались две фигуры, стоящие в противоположном углу, около окна. в первой фигуре он узнал роуза, с его ржавыми волосами и недовольным лицом. а во второй, которая была практически в тени, угадывался образ... иззи? да, мать его, это был чёртов стрэдлин. где-то в районе груди неприятно кольнуло. по спине прошёлся резкий табун холодных мурашек.