Дух

      — Нет.       — Дин…       — Я сказал «нет», значит — нет, — хмурится мужчина лет тридцати, одетый в белую футболку и светло-серые пижамные штаны — типичное для пациентов больницы облачение, — и протестующе качает головой. — Я не пойду с тобой, Тесса.       Имя мужчине Дин Винчестер, он охотник за нечистью и, не без участия упомянутой нечисти, находится при смерти. Стоит ли говорить, что он молод, горяч и умирать в расцвете лет не намерен? Даже когда его об этом просит не менее горячая темноволосая цыпочка, а он всегда был падок на темноволосых цыпочек, даже на эту, пусть в истинной форме она выглядит… более жутко. Единственное описание, которое Дин может подобрать без нецензурщины.       — Хочешь навеки остаться неупокоенным духом? — Тесса, одетая подстать, предпринимает последнюю попытку отговорить настойчивого охотника и забрать, наконец, его с собой.       — Да, чёрт возьми, хочу, — непреклонен Дин. — Хочу остаться здесь чёртовым призраком, если другого способа нет.       — Что ж, как пожелаешь, — флегматично пожимает плечами она, легко соскальзывает с больничной койки и уходит в сторону операционных — работа не ждёт, а она и без того потратила на этого упрямца непозволительно много времени.       Дин с каменным выражением лица наблюдает, как врач и несколько медсестёр бегут по коридору в сторону палаты реанимации, в которой лежит его тело, подключённое к аппаратам жизнеобеспечения. Он бредёт вслед за ними без особой спешки — результат-то всё равно известен, и узреть его нет особого желания.       — Сэм, что происходит? — беспокойно прикрикивает отец практически из другого конца коридора — сломанная рука не позволяет идти быстро.       — У него остановка сердца, — глухо отзывается брат, прислонившись лбом к косяку. — Меня не пустили, — качает он головой, едва Джон хватается за ручку, но тот не слушает и пытается войти. Несмотря на все протесты, его в ту же минуту выставляют обратно.       Дин безмолвно стоит рядом беспомощным сгустком… энергии? эктоплазмы? из чего вообще состоят призраки? наверное, стоит выяснить это, раз уж сейчас он пополнит их ряды. Только прежде он хочет коснуться Сэмова плеча, успокоить его и отца, да бестелесное состояние не даёт этой возможности. Он может лишь стоять рядом.       Внезапно Сэм оборачивается и смотрит прямо на Дина. Сосредоточенно так смотрит, будто видит.       — Сэмми? — взволнованно зовёт тот брата, по привычке облизав губы. Будь он человеком, они бы пересохли от волнения, а после смерти всё по-другому, и ему не достаётся даже этой маленькой отрады. — Ты… ты меня видишь? — он изо всех сил надеется на это, он уверен, что ему удастся войти в контакт с братом-экстрасенсом.       Но минутный взгляд глаза в глаза ничего не даёт, Сэм отворачивается. Он не видит, для него Дин — пустое место. Теряющее последнюю надежду пустое место.       Время и неумолимо летит, и ползёт со скоростью движения континентов, поэтому врач выходит в коридор через считанные минуты, но словно вечность спустя. Звучат невольно пропитанные профессиональным цинизмом слова сожаления и приговор: Дин Винчестер мёртв. Дин-призрак разворачивается на пятках и шагает прочь — сейчас его тело повезут в морг, и он не желает этого видеть… будто неведение позволит ему остаться живым чуточку дольше.       Он бесцельно бродит по больнице и заглядывает в палаты, смотрит на людей, на происходящее вокруг. Теперь, с окончательным отделением души от бренного тела, мир предстаёт в ином свете. Больница переполнена, в ней не только люди, но и призраки, такие же как он жмурики, которых Тесса забирает одного за другим. Одни покорно уходят, других приходится уговаривать, но остаются немногие, и на фоне растерянных новичков собравшуюся здесь за годы толпу старожилов видно сразу — они холодные и отстранённые, идут напролом и не замечают ни плоть, ни камень, ни собратьев. Их глаза пусты, а в облике не осталось ничего человеческого, и впервые за нынешнее существование в разум вторгается предательское сомнение. Может, он, Дин, поспешил с выбором? Вдруг всё же ошибся?       Дин трясёт головой, отгоняя назойливые мысли. История не имеет сослагательного наклонения, и выбор сделан, поздно распускать нюни. Стоит вернуться к отцу с братом — не ради ли этого он пожертвовал своей «идеальной вечностью», которую предлагала Тесса?       Дин находит Сэма на стоянке. Брат стоит, облокотившись, как обычно это делает, о капот их Импалы, и безучастно смотрит перед собой, чуть наклонив голову. Едва он поднимает её, чтобы стряхнуть длинную чёлку с лица, Дин замечает, что глаза Сэма покраснели от сдерживаемых слёз. Дин никогда не приветствовал телячьих нежностей, но сейчас ему чертовски, до фантомного зуда в отнятом теле, хочется подойти и обнять мелкого, чтобы тот успокоился, не грыз себя понапрасну. Возможно, он даже попытался бы сделать это, однако следом на стоянку выходит точно в воду опущенный Джон.       — Мы уезжаем, — холодно произносит он.       — Да, сэр, — таким же отстранённым тоном отвечает Сэм и не оспаривает решение отца, кажется, впервые с момента их воссоединения.       Второй раз за жизнь — нет, скорее уже существование, — Дин присутствует на собственных похоронах. Даже если первый раз то был чёртов оборотень; и всё равно Дин чувствует липкие щупальца страха, охватывающие его. Неизвестность страшит, а обрисованная Тессой перспектива счастья не прибавляет. Дин повидал за свою жизнь слишком много призраков, но всё же позволяет себе надежду — слишком наивную для того, чтобы осуществиться, — что ему удастся избежать той же участи.       Когда Сэм и отец посыпают солью тело, бережно завёрнутое в белые простыни, Дин мысленно, раз уж не может сделать это физически, прощается с родными — его сейчас упокоят по старому охотничьему обычаю, душа сгорит вместе с телом в погребальном костре и попадёт… куда? Куда попадали все их жертвы по завершении очередного дела? В Рай все трое Винчестеров, считай, не верили, а вот для Ада грехов за ним, Дином, водилось предостаточно. Если Тесса обещала ему чуть ли не финики с гуриями, значит ли это, что для адской сковородки он жил всё же слишком праведно? Тогда зачем было надрываться и тратить силы на уговоры? Если только у жнецов нет своего месячного плана по числу переправленных на тот свет душ… Дин не может сдержать смешок, представив загробную бюрократию во всей красе.       Джон оставил зажигалку в машине, и, пока отца нет, Сэм, воровато оглядываясь, быстро срезает с головы брата прядь волос, которую прячет в карман в полиэтиленовый пакетик — заранее подготовился, болван. Дину, уже смирившемуся с упокоением, хочется закричать и отвесить непутёвому братцу хороший подзатыльник, что он и делает без лишних раздумий. Только не учитывает своё бестелесное состояние, и попытка уходит впустую: Сэму хоть бы хны, а невидимое никому драчливое привидение лишь шлёпается на свою нематериальную пятую точку — благо, в этом состоянии даже ушибиться невозможно.       Остаётся только стоять рядом и молча наблюдать за отблесками пламени на лицах родных. Лица эти одинаковые у обоих — хмурые и с упрямо сжатыми губами, не допускающие и толики истинных эмоций при другом. Привычное противостояние не прекращается даже со смертью Дина.       Едва они заваливаются в ближайший мотель, Джон сразу же уходит, не сказав ни слова — этого и не требуется, чтобы разгадать намерения отца отправиться в бар и хорошенько залить скорбь виски. Его способ справляться с проблемами.       Сэм остаётся в номере один на один со своими мыслями и своим способом справиться с горем: он начинает перебирать весь их нехитрый скарб, то и дело смаргивая подступающие слёзы. Дин стоит в стороне, сложив руки на груди, и наблюдает. Всё равно рыпаться бессмысленно.       Смысл появляется, стоит Сэму небрежным движением бросить на кровать большую картонную коробку. У них ведь есть спиритическая доска!       Приходится убить, наверное, пару десятков минут, чтобы подать брату знак — как со стаканом в больнице. Только «метод Суэйзи», как Дин его окрестил — штука тяжкая в освоении и срабатывает, стоит по-настоящему разозлиться на упрямую картонку: коробка наконец-то слетает с одеяла с глухим стуком.       — Дин? — привлечённый шумом за спиной, неверяще выдыхает Сэм.       Вместо ответа тот скидывает со спинки кресла куртку брата. Они часто в детстве смотрели мультики про Лигу справедливости в любых версиях и комбинациях супергероев, но любой супергерой, даже хвалёный Флэш, отдыхает по сравнению с той скоростью, с которой Сэм, узрев «чудо» и тут же отвлекаясь от проблем насущных, раскладывает доску на полу. В ожидании усаживается перед ней по-турецки, пальцы почти вцепляются в несчастную планшетку-указатель, а каре-зелёные глаза маниакально блестят.       Едва Дин повторяет позу и движение, Сэм читает:       — «Дурак»?! — с неподдельным возмущением, обиженно насупившись. — Ты шлёшь мне весточку с того света, и это твои первые слова?       С гордым видом Дин переводит указатель на «да». Похоже, это доказывает Сэму, что спиритический сеанс на дому он сейчас проводит именно со своим братом, а не с каким-нибудь чужим полтергейстом.       Они «разговаривают» долго, обо всём и ни о чём, пока мелкий не начинает устало зевать — всё-таки при общении через уиджи Дин с каждым движением планшетки к буквам забирает его энергию.       На следующее утро, пока отец не вернулся, Сэм бережно перевязывает прядь ниткой и прячет в большой медальон, невесть откуда взявшийся. Точно заранее готовился — и когда только успел? Дин, до этого двигавший пальцем разбросанные по столу монетки (пытавшийся двигать, если честно, потому как выходит пока раз через три), усмехается и легонько щёлкает брата по уху.       — Не думал, что ты такой сентиментальный, Сэмми, — говорит он, но брат его не слышит. Лишь внимательно смотрит туда, где, по его мнению, находится призрак.       Тогда Дин слегка дёргает цепочку медальона, который Сэм всё ещё держит в руках. Тот понимает намёк, пожимает плечами, точно извиняется, и надевает медальон на шею. Дин не сдерживается и изображает смачный фэйспалм — кажется, так в Интернете называется этот жест, — но его по-прежнему никто не видит, поэтому оценить мастерство исполнения тоже некому.       Стать видимым получается далеко не сразу, несмотря на различные попытки сконцентрироваться. Он даже следует совету всезнающего братца и пробует медитацию, однако быстро бросает это скучное занятие — горбатого могила исправит, но хвалёное шило в заднице Дина Винчестера, похоже, не сломать даже в лимбе.       Проявиться у него выходит только с очередной ссорой Сэма и Джона. Стоит им снова начать скандалить, Дин напоминает о своём присутствии щелчками брата по уху или болезненными тычками его же в бок — отец ещё не в курсе о домашнем «Каспере», братья тщательно это скрывают и не рискуют проверять реакцию Джона на сие известие. Да и предупреждающих действий Дина обычно хватает: сентиментальный Сэм спохватывается и соглашается почти со всеми решениями отца, пусть даже сопровождается это зубовным скрежетом. В любом случае всё заканчивается подобием конструктивного диалога, и Дина такой результат вполне устраивает.       Этот спор на предыдущие не походит — начавшийся, как всегда, из-за ерунды, он стремительно набирает обороты и грозит перерасти в атомную мини-войну по своим масштабам, разрушительности и громкости криков. Взбешённый тем, что в пылу взаимных нападок брат не прислушивается к более благоразумному ему, Дин поражается не меньше своих родных, едва его отражение появляется в стоящем рядом зеркале.       — Может хватит уже? — зло гаркает он на отца и брата, прежде чем, вновь потеряв правильную концентрацию, вернуться в привычное невидимое состояние.       Джон взирает на Сэма недовольно, с явно читаемым упрёком, когда как тот лишь нервно дёргает уголками губ в нерешительной полу-улыбке.       — Прости, Дин, — виновато бормочет он, уже не скрывая «Каспера» от отца — а смысл? Опыта у Джона Винчестера хватит на троих, и значение этого секундного появления умершего сына толкуется им верно.       Спор остаётся неоконченным на полпути: стиснув зубы, Джон хватает куртку и тяжёлой поступью идёт прочь. Наверняка снова в бар — в последнее время все его проблемы если решаются, то исключительно с участием высокого градуса. Дин хоть и не приветствовал этого при жизни, но теперь настаивает, что отцу нужно поговорить с кем-нибудь, кто поймёт, и чем младший сын не подходящая кандидатура, чтобы излить душу и высказать накипевшее? Как о стенку горох. Сэм куксится и заводит дрянную привычку складывать уиджи обратно в коробку, лишь бы заткнуть брата и не касаться неудобных тем.       Тогда Дин учится посылать свои гневные и не очень сообщения с помощью ноутбука, набирая ответы на клавиатуре по «методу Суэйзи» — выходит быстрее, но вставший не с той ноги Сэм может в одну секунду захлопнуть крышку. На что Дин «врубает» старого доброго недовольного полтергейста: скидывает вещи со своих мест и даже швыряет некоторые из них — которые удаётся поднять — в брата. Как и все Винчестеры, он упрям до абсурда и обычно добивается своего даже доведя Сэма до нервного тика. Ничего, переживёт.       Правда, на дела вместе с братом и отцом старается не ходить — по крайней мере, на те, что связаны с активностью неупокоенных духов. Кто знает, чем чревато для него нападение чужого призрака, и рисковать, проверяя, как-то не хочется. Дину комфортно — насколько это вообще можно назвать комфортным — в текущем состоянии. И вместо охоты на такую же нечисть, какой теперь является он сам, Дин тренируется поднимать предметы и становиться видимым, под настроение даже наводит относительный порядок в номере.       — Прямо призрачная домработница, — приговаривает он всякий раз.       Отца происходящее коробит, но он слишком любит своих сыновей несмотря ни на что, и у него рука не поднимается найти якорь Дина. Даже крутые, ставшие легендами при жизни, охотники вроде Винчестеров могут пасовать, поэтому Джон лишь мирится с положением вещей и, бывает, по ночам тихо рассказывает старшему сыну о заветных четырёх годах нормальной семейной жизни, признаётся, что скучает. Они никогда не пользуются уиджи, но Дину хватает умений материализовываться, чтобы положить на плечо отцу руку в успокаивающем жесте.       Однажды ему удаётся полностью проявиться на несколько часов кряду и с тех пор Дин старается оставаться таким как можно дольше.       Первая встреча с видимым и почти всегда материальным Дином сопровождается удивлёнными улыбками. Будто семья вновь воссоединилась, как в те отдающие ностальгией времена, когда оба брата охотились вместе с отцом. И лишь поздно вечером, снова став бесплотным духом, Дин видит, как стирает с щёк скупые слёзы Джон. В этот раз сын не успокаивает отца, даёт ему возможность выказать свои чувства.       Пару раз Дин встречает Тессу — однажды они сталкиваются нос к носу, другой раз он наблюдает за её работой издали. Оба раза ни он не заговаривает со жнецом, ни она с ним. Им нечего обсуждать, это понимают оба.       Правда безоблачной их жизнь кажется лишь на первый взгляд: Винчестеры всегда остаются Винчестерами, и семейные разногласия никуда не деваются. Несколько раз Сэм ссорится с Дином, и тот не появляется дома по нескольку дней, демонстративно дуясь, стуча по чужим батареям и с удовольствием давая совести замучить брата. У Сэма с отцом тоже не обходится без привычных стычек, а Дин снова и снова, и снова, и снова разводит их в разные углы, не гнушаясь даже своими потусторонними способностями к телекинезу. Стоит Сэму в порыве обиженных чувств рассеять их домашнего Каспера брошенными в него ключами с железным брелоком, первое же, что делает Дин — едва ему удаётся собрать свою сущность обратно — даёт хорошую затрещину успевшему раскаяться в содеянном брату.       — Я уж думал, что ты ушёл насовсем, — виновато бормочет Сэм.       — Знаешь, хотел бы, но держит меня тут что-то, — язвит Дин. — Не знаешь, что?       Именно это становится отправной точкой их долгого разговора по душам с предложением сжечь злополучную прядь на повестке дня. Собственно, предложение звучит из уст Сэма, но Дин отшучивается: они с отцом точно поубивают друг друга без его присмотра. На деле же ему страшно — так куда всё-таки попадают призраки после упокоения? Стоило бы вызнать это у Тессы… может, при следующей встрече…       Однажды Джон приносит раненного Сэма с очередного дела, и Дин места себе не находит, пока брат не приходит в себя. Ранение тяжёлое, и призрак сидит у кровати больного дни и ночи напролёт, пока тот не выздоравливает.       — Брось, мы бы стали отличной призрачной бандой, — пытается пошутить Сэмми, едва шевеля заплетающимся языком и бледными до синевы губами.       Первое желание — нестерпимое, фантомно зудящее в костяшках неосознанно сжатых кулаков, — врезать этому умнику за такие заявления. Дин почти потакает порыву, но вовремя делает скидку на состояние брата и лишь пытается отшутиться:       — Мало я при жизни настрадался от надоедливого мелкого, так ты решил преследовать меня и после смерти?       Отец погибает в серьёзной стычке с демонами — не помогает ни ловкость Сэма, ни потусторонние навыки участвовавшего в бою Дина влиять на черноглазых, эта смерть словно предначертана злодейкой-судьбой. Дин убеждается в этом, стоит аж Смерти почтить своим вниманием скромное семейство Винчестеров в сопровождении Тессы. И прикладывает колоссальные усилия, лишь бы уговорить Джона уйти с ними, лишь бы тому не застрять между двумя мирами беспокойным духом. Лишь бы не повторить его, Дина, ошибок.       — Присмотри за ним, — вздыхает отец, бросая печальный взгляд на всё ещё пытающегося вернуть его тело в сознание Сэма.       — Обязательно, сэр, — показушно козыряет Дин. Они обнимаются на прощание, и Джон Винчестер оставляет своих сыновей навсегда.       Сразу же после похорон отца Сэм напивается до невменяемости, еле дойдя до своего номера сильно шатающейся походкой, сразу же падает на кровать и вырубается. Дин заботливо переворачивает мелкого набок — на случай, если тот соберётся блевать во сне — жалея, что не может тоже надраться, после чего ещё несколько дней бродит по мотелю, уныло стуча по трубам. На реакцию других людей — суеверных и не очень — ему наплевать.       Любовь, как все трудности их жизни, подкрадывается незаметно, и Сэм, оказавшийся совершенно не готовым к коварному нападению чувств, сдаётся ей практически без боя. Дин не пытается вызволить брата из ловушки конфетно-букетного периода и, напротив, всячески поощряет происходящее — даже если порой приходится свалить из номера на сутки, — однако на всякое его действие по сближению Сэма с дамой сердца находится противодействие, имя которому «ревность». Дин отказывается признаваться в этом даже себе, но порой ему хочется вернуть всё на круги своя, убрать любые — даже столь женственные и обаятельные, заряженные романтикой и вечерними просмотрами сопливых мелодрам — преграды между ним и братом. Он отчаянно нуждается в своём Сэмми. Он — вся его семья, какая была, есть и остаётся. Другой не будет.       Приходится убедить себя, напомнить, что предпоследний романтический интерес Сэма испустил свой последний вздох на полу в гостиной Бобби. После смерти Джессики у брата с отношениями туго, и вряд ли эта красотка станет исключением. Лучше просто им не мешать.       Но дело доходит до свадьбы, и Дин проглатывает просьбу стать шафером вместе со своим длинным языком, пинает саму идею этого под зад, куда подальше. Хорошо ещё, что никто, кроме молодожёнов, не замечает стоящего позади гостей мужчину лет тридцати, одетого в светлую больничную пижаму. Но он быстро уходит, едва невеста с лёгкой улыбкой и уже-супругом под ручку направляется к нему — перекинуться парой приветственных слов.       — Кто это? — удивлённая такой бестактностью, спрашивает она.       — Мой старший брат, — честно отвечает Сэм. — Он… он немного нелюдим, не обижайся на него.       Мадж — так зовут новоиспечённую миссис Винчестер — узнаёт всю правду о братьях не сразу, и некоторое время нервничает в присутствии материального Дина. Будучи тактичным насколько может, тот предпочитает бродить по соседним улицам, чтобы не мешать семье брата, а заодно пытается справиться с одиночеством, термитами снедающим всё его существо. Кроме брата у него нет никого, да и грех жаловаться: несмотря на первоначальную реакцию Мадж, сосуществуют они довольно мирно. Стоит дать ей время, и она привыкает к домашнему Касперу, легко проводит время в его компании даже без Сэма, стоит тому уехать на охоту.       Решение завязать с охотой на нечисть единогласное и обжалованию не подлежит — ни к чему подвергать семью опасности, — но пару раз всё же приходится достать снаряжение и старый отцовский дневник. Глупо было ожидать, что семейное дело отпустит последнего живого Винчестера так легко.       Всё меняется, едва у Сэма и Мадж появляется ребёнок. Дин уже не может закрывать глаза на очевидный факт: места для него в жизни брата с каждым годом становится всё меньше, а времени, проведённого вне дома — в одинокой шаркающей ли прогулке по улицам города или унылом брожении на кладбище среди ему подобных, — всё больше. Он смотрит на людей — живых людей: взрослых, молодых, совсем юных, седых стариков — и жалеет, что не может вновь вкусить их беззаботную жизнь, не может спустить лишние для них, но отнятые у него часы на какую-то откровенную чушь. Не может не жалеть, что вёл себя слишком легкомысленно, пока ещё принадлежал этому миру. Или не успел, подобно брату, обзавестись собственной семьёй.       Он смотрит на людей и завидует.       Однажды Мадж и шестилетняя Мэри разглядывают семейные фотографии, коих после свадьбы в доме появилось превеликое множество — не чета их с Сэмом детству. Дин любит невидимым наблюдать за этими тихими семейными моментами, пусть они чужие, не принадлежат ему. Нестареющий, существующий между мирами уже долгие годы, он замечает, что начал распускать нюни, совсем как брат. И кто посмеет утверждать, что ему это не нравится?       — А это твой дядя Дин, — с лёгкой улыбкой указывает мать на старую фотографию, сделанную ещё при жизни Дина и Джона. Бобби в «нулевых» настоял, хотя отец не уставал повторять, что все они просто перебрали тогда пива. — Он… — Мадж запинается, не зная, как объяснить малышке, почему она никогда не видела своих дядю и деда вживую.       — Он умер, да? — спрашивает не по годам смышленая племянница Дина. — Я видела его в своей спальне, а потом он исчез. Такой смешной, постоянно ходит в пижаме.       После этих слов вечер быстро перестаёт быть томным, перерастая в сложный и серьёзный разговор между четой Винчестеров. Сэм и Мадж почти ругаются.       — Я всё понимаю, Сэм, он твой брат и хороший человек, — сложив руки на груди и силясь не вспылить, с расстановкой выговаривает Мадж. — Чёрт возьми, да я с ним даже дружу!       — Он не то, с чем… кем я обычно сталкивался, — глухо говорит Сэм, он не смотрит на жену. — Дин… он почти обычный… разве что…       — Я говорю, я всё понимаю, — терпеливо перебивает она. — Но, пойми тоже, я не хочу, чтобы он приближался к Мэри. Это может травмировать её психику — она же совсем ребёнок! — Мадж походит на канатоходца, идущего по леске между пропастями лояльности и материнского инстинкта, и Дин не может не отдать ей должное. Что ни говори, с женой Сэму повезло — мать-тигрица, своих в обиду не даст. — Давай так: мы с ней едем проведать мою маму на выходные, а ты поговоришь с Дином. Думаю, твой брат поймёт.       Дин действительно понимает… думает, что понимает, старается понять. Глупо было потакать тогда порыву и последствия он разгребает теперь вполне заслуженно. Больше не показывается на глаза ни Мэри, ни Мадж, убеждает себя, что так будет лучше, а он переживёт, дождётся, когда Мэри станет старше и родители позволят ей узнать правду, ведь лишнее десятилетие ничего не значит, не для него. Только ревность всё равно застилает глаза лиловым маревом и не даёт мыслить здраво, последние остатки человечности растворяются в негативе, плохом настроении, раздражительности и сварливости. Одиночестве. При жизни Дин если и был душой компании, то лишь внешне, и эта замкнутость играет с его потусторонней жизнью злую шутку. Он хочет признаться Сэму, попросить помощи, поддержки, однако даже с братом теперь разговаривает реже да только наедине. Вместо этого выпускает пар, подшучивая над другими людьми, и слишком часто эти шутки выходят за рамки смешного и забавного. И кто смеет упрекнуть его, Дина, что он увлёкся в очередном розыгрыше? Все живы — и хорошо. Переживут. Юмора просто не поняли.       Оба брата как один забывают о том, что якорь, последний физический островок Диновой души, можно уничтожить, не мучать больше Винчестеров и их вновь обретённых близких. Сэм продолжает носить с собой медальон по старой привычке и однажды теряет на одной из редких охот. Просто не замечает, как, пожалуй, одна из важнейших вещей в его жизни выскальзывает из кармана куртки в драке с очередной злобной нечистью. Дину в этот раз досталось место бесполезного груза в машине и, разомлевший от скуки, он не сразу понимает, почему не может покинуть чёртов лес. А когда до него доходит, Сэм уже далеко.       Расставание, окончательное, бесповоротное, случается слишком резко. Дин остаётся посреди лесной глуши, привязанный к остаткам своей ДНК, и все его долгие годы тренировок, каждый развитый потусторонний навык оказывается бессилен без окружения цивилизации — он не может связаться с Сэмом, ведь на многие десятки километров вокруг нет ни единой души, ни одного проводка — что уж и говорить о телефонах. Даже егеря в радиус его вынужденного обитания не захаживают.       Скитающийся по лесным кущам Дин постепенно теряет себя. Первое время он пытается ухватиться за мысль, что, собственно, ничего не изменилось: он всё ещё призрак, гуляющий на свежем воздухе, чтобы не мешать семье брата. Только воздух не по-городскому свежий… да кого он обманывает, ему становится страшно. Безысходность поглощает его, уныние сводит с ума, прежде удерживаемые внутри самообвинения сейчас выплёскиваются наружу, на каждого отдельно и всех сразу. Он ненавидит желтоглазого демона, потому что с него всё и началось. Он ненавидит отца, который не оставил им выбора, решил всё за них с братом. Он ненавидит себя, что не ушёл сразу, когда ему предлагали. Он ненавидит Сэма за эгоизм, за то, что привязал его дух к медальону, а как только Дин стал не нужен, начал мешать — избавился от него, даже не потрудился вернуться и поискать пропажу. Дин ненавидит весь мир… и хочет отомстить.       Бог его знает, сколько проходит времени — неделя, месяц или год. По меркам застрявшего в вечности призрака любой отрезок времени одновременно и мал, и нестерпимо бесконечен. Иногда серые будни разбавляет появление людей, и люди эти вынуждены спасать свои жизни, потому что, если Дин Винчестер жаждет мести, он её получает и ему безразлично, повинен ли незнакомец в его бедах. Забавно ведь помучить заблудшую душу, прежде чем лишить её жизни, такое развлечение — подарок судьбы, почти Рождество в июле, и Дин не намерен отказываться от него.       Лесники, бывает, судачат, что слышали в лесу чей-то отчаянный крик. Словно кто-то кого-то звал. Кое-кто думает, что это всего лишь заблудившиеся люди, другие, нередко с довеском охотника на нечисть в досье, подшучивают, что это их призраки, зацикленные на том, чтобы выбраться из зелёных зарослей в цивилизацию, в которой они официально считаются умершими. Дин этого не знает, да и вряд ли заинтересовался бы тем, что люди услышали, как он в редкие моменты просветления зовёт Тессу или любого другого жнеца с отчаянной мольбой забрать его куда угодно, хоть в ад, лишь бы отсюда, лишь бы подальше от бесконечных скитаний.       Зато в какой-то момент он узнаёт из потусторонних слухов — да-да, и такие в мире имеются, — что некую семью Винчестер зарезали демоны. Даже ребёнка не пощадили, разделали буквально на мясной рулет. От таких известий крышу сорвёт у любого, и призрак в больничной пижаме, бывший охотник на нечисть, когда-то хороший человек, не становится исключением. Последний шанс на раскаяние, на сочувствие, на жалость исчезает, а Дин Винчестер окончательно становится тем, кого сам когда-то называл злым духом.       ***       — Барри, смотри, ЭМП прямо-таки зашкаливает! — взволнованно шепчет один из мужчин с металлоискателем наперевес. — Похоже, здесь действительно призрак.       — Конечно, призрак, дурила, — бесцветно отзывается второй мужчина, он на добрый десяток лет старше своего спутника и целится из заряженного солью дробовика на каждый подозрительный шорох. — Призрак в больничной пижаме, — на этих словах он не может сдержаться от скептического смешка, — убивающий всех, кого встретит на своём пути. Иначе бы нас здесь не было, Люк.       — Я говорил тебе, что я его знаю? — у Люка некстати развязывается язык.       — Да-да, твой отец был знаком с охотником Сэмом Винчестером, чей давно умерший брат подходит под описание очевидцев, — закатив глаза, вспоминает Барри. — Ты нашёл дневник Винчестера и теперь считаешь, что эта бандура, — Барри кивает в сторону металлоискателя, — нам поможет. А теперь заткнись, сделай одолжение.       Два охотника за нечистью продираются дальше в лес, не переставая искать. Они пришли, чтобы найти якорь обезумевшего призрака в больничной пижаме и уничтожить его.