Согревающий отвар

Страшно Татьяне в поселении скифском, не сколько за себя, сколько за сына. Сердце материнское болит, не желает первенцу такой судьбы, как волчонком стать или ещё хуже, в жертву Аресу угодить. Покачивая сына на руках, сидит в шатре, да думу думает, как выжить, как сбежать, да сына спасти? Шорох слышится снаружи и край завеса шатра поднимается: лёгкий перестук бусин на одежде и украшениях, лёгкая поступь — у этого племени даже в женщинах звериное чувствуется. Татьяна отводит руки с сыном, чуть поворачиваясь, интуитивно готовая защитить ребенка. - Да не бойся ты. Не обижу, - женщина улыбаясь, рядом опускается, держа в руках миску с отваром. - Вот. Выпей. Легче станет. Татьяна щурит глаза, смотря в жёлтые радужки глаз волчицы, но не видит обмана там или хитрости, лишь желание помочь. - Не бойся. Тяжело тебе. Но никто здесь тебя не тронет, - и вновь протягивает миску. - И что это? - спрашивает Татьяна тихо, смотря на поднимающийся пар. Горячий напиток — как раз для ночи холодной самое-то. - Настой из трав успокаивающих. - улыбнувшись, волчица ставит миску на покрывало. - если не хочешь, заберу. Но лучше выпей. И ребеночку легче станет. Не повредит. Татьяна плечом повела. Доверие внушает женщина, да и правда, нет нужды ей обманывать. Анагаст ясно дал понять, что не тронут пленницу в поселении. Татьяна выдыхает и смотрит на спящего сына, а после аккуратно кладет его на тюк, заменяющий подушку, поправляя покрывало, в которое он завернут. Волчица улыбаясь, вновь миску взяла, протягивая ей, к губам поднося, желая напоить. Доверчиво припала Татьяна к миске, глоток делая, а затем руки аккуратно на руки женщины положила, забирая миску из ее рук. Хороший напиток, согревающий. И тепло после него по телу всему. - Пей. До конца пей. - голос мягкий, чарующий. Последний глоток остался, последние капли на губы попали. Тянет, кружит, словно во сне. Губы мягкие, настойчивые, целуют и покусывают. Язык в танец за собой уводит, голову дурманя. Руки властные и нежные одновременно, умело зоны чувствительные находят. Прикосновения во всем теле дрожью приятной отзываются. Доверчиво льнет Татьяна к телу другому, женскому. Пальцами изучая каждый изгиб и впадинку. Смеётся волчица, прикусывая кожу на нежной шее зубами, след оставляя. Татьяна выгибаясь судорожно, шепчет что-то совсем не связное, большей ласки желая. Губы чужие опускаются ниже и теперь, вместо рук, изучают тело, оглаживая груди, языком скользя по ореолу сосков, выпытывая стоны с губ Татьяны, все ниже опускаясь. Вот уже ребра выпирающие под губами волчицы, а вот и живот с впадиной пупка. Все ниже, к заветному подбираясь. Руки мягко, но в тоже время властно бедра в сторону разводят, а потом пальцы по внутренней стороне бедр играюче и дразняще все выше скользят, к лону подбираясь. Извиваясь, умоляет уже, большего желая, судорожно пальцы сжимает Татьяна, а волчица ласково дразнит, то языком, а то пальцами скользя в ней, соки любовные собирая, губы свои облизывая, приближая пленницу скифов к пику наслаждения. Слышала Татьяна про ласки меж женщинами, да знать не знала, что так страстно и жарко может быть от них. Тело словно в огне, как в лихорадке. Губы судорожно что-то бессвязно шепчут. Пальцы покрывало сжимают. Выгибается дугой, задыхаясь в беззвучном крике от удовольствия, а после устало опускаясь на покрывало, выдыхая. *** Резко вскакивает Татьяна, просыпаясь, интуитивно руками одежду на себе проверяя, да шатер оглядывая, ища следы страсти бурной, но нет ничего. Чисто в шатре, как и было до приходы волчицы, и одежда на месте вся. Лишь миска пустая из под отвара согревающего недалеко от входа лежит.