Феникс

      Венгрия рушится.       Революция сжирает его страну, начиная австрийскими войсками и заканчивая самим урамом Сеченьи. Витольд смотрит на Будапешт с парапета здания Парламента и впервые за долгое время ощущает себя невозможно слабым и жалким. Он ничего не может с этим сделать. После повторной смерти вампир лишился большей части своего могущества и теперь может только лишь смотреть, как его родина плавно осыпается прахом.       Разве они не понимают?       Разве они не понимают, что если император захочет, то отправит на Венгрию войска такой силы, что никому и не снилось? Разве они не слышат топота сапог тех, кого послал на подмогу железный русский царь? Разве они не знают, чем рано или поздно кончается каждая революция?       Революция сгорает и выплёвывает кости тех, кто её начал.       Империя трещит по швам.       Пештефи хорошо знает, что бывает, когда кто-то хочет разрушить империю. Он видел восстания, он отчётливо помнит, как их подавляли и что делали с теми, кто только посмел и помыслить об уничтожении свидетельства их могущества.       Витольд Пештефи смотрит, как Иштвана Сеченьи вешают, как улицы Будапешта заливает алая кровь.       Витольд Пештефи скалится собственным лживым видениям.       Он очень хочет верить в победу, он хочет надеяться, что Австрия покатится наконец к чёртовой матери со своими захватническими амбициями.       Но Витольд разучился это делать, ещё будучи ребёнком.       Венгрия падает.       Падает на колени, её вдавливают в грязь русские и австрийские сапоги, конские копыта и бегущие крестьяне, её смешивают с мокрой от слёз и всё той же жуткой крови землёй, её хоронят в развалинах моста. Витольд опирается на залитый полуденным солнцем парапет и подставляет аристократически бледное лицо под его лучи. Он больше не сгорит, оно не причинит ему боли, хоть это он смог победить, бесспорно, но того, что сейчас творится внизу, Пештефи уже не остановить. Уже слишком поздно что-либо предпринимать или пытаться изменить.       Империя вырезает инакомыслящих, будто неприятный гнойник на идеальном теле, и сшивает себя вновь, ещё прочнее, ещё надёжнее, чтобы уж точно никто не посмел ей перечить и портить столь красивую кожу.       Витольд усмехается.       Если вскрыть эту лживую оболочку, можно увидеть, что у Австрии такая же красная кровь и совершенно чёрная, прогнившая душа.       Хотя, верно, у Австрии нет души. Пештефи хочет посмотреть в глаза их правителю и убедиться, что прав.       Он и сам бессмертный вампир, которого не особо прельщают всепрощение и милосердие.       Но даже у бессмертного вампира есть родина. И он любому за неё вскроет горло.       Венгрия горит.       Пештефи гонит прочь всё то печальное и больное, страшное и мерзкое, что копится у него в сознании, и мысленно нарекает любимую страну фениксом.