Пыль

      Энджи привык всё держать в кулаке. Свою жизнь, чужие. Для него это почти жизненная необходимость, самое основание его личной пирамиды Маслоу.       Наверное, иногда он сжимает кулак слишком сильно — так, что на ладони отпечатываются полукружья ногтей. Ещё в школе кто-то из учителей пытался втолковать ему, что так нельзя, что бабочку в ладони нужно держать деликатно, а не норовя раздавить. Энджи отвечал вежливым, но неизменным непониманием. Он никогда не пытался защитить бабочку ладонью. И удержать бабочку не пытался. Удержать он стремился саму ситуацию. У Энджи системный подход, он не защищает бабочек, он истребляет пауков. Так было всегда, сколько Энджи себя помнит.       До недавнего времени.       Всю свою жизнь он стискивал кулаки до побелевших костяшек, цеплялся за всё то, что стремился удержать, мёртвой хваткой, чтобы не отпускать уже никогда. Цели. Идеи. Люди.       С людьми было сложнее всего. Не со всеми, правда. С семьёй. С теми, кого Энджи держал крепче всего, смыкая пальцы на горле.       Энджи привык всё держать в кулаке, но сейчас в его ладони даже не пустота, а обломки. Осколки. Труха.       Всего того, что он так отчаянно пытался удержать.       Обломки, осколки, труха. И порезы — старые, совсем свежие, разные. Глубокие. Всё ещё кровоточащие.       Наверное, он всё-таки слишком крепко сжимал ладонь. Наверное, он пытался удержать не живую бабочку, а стеклянную. Наверное, бабочка всегда была в состоянии сама себя защитить, пусть даже так, и Энджи не стоило тянуть к ней руку. Или, по крайней мере, смыкать пальцы.       Теперь эту стеклянную пыль уже не удержать, не склеить, не собрать. И не избавиться от неё. Она кружит осиным роем, впивается в глаза, жалит лёгкие. Словно мстит.       Энджи отчаянно пытается удержать эту пыль, не задохнувшись, но некоторые вещи не в его власти.