Принцесса-гусёнок и такой себе принц

Журналисты называют Юльку русской феей, а особо одаренные — вообще Снегурочкой: заплетенные в косы светлые волосы, бледное скуластое лицо, голубые тени, густые ресницы, светлые брови, плотная помада скрывает обкусанные губы. Изящные, выверенные движения, перекрестный бильман, заход на квадосальхов из сложной позиции: Юльке нравится лед, она живет на катке, отрабатывая прыжки, спирали и вращения, и он отвечает ей взаимностью: попасть в неполные шестнадцать лет и в свой первый взрослый сезон в Финал Гран При и, несмотря на жесткую конкуренцию, выиграть его, установив новый мировой рекорд — это не у всякой одиночницы получится! И Юльке бы радоваться своему триумфу, но больше всего сейчас, подпирая стену шикарного банкетного зала, ей хочется плакать. Не от усталости, не от боли в растертых в кровь ногах и даже не от злости, что элемент не получается, а от того, что она здесь, среди всех этих весело переговаривающихся друг с другом людей, посторонняя и никому не нужная — даже Фельцман, сказав: «Смотри у меня, без нарушения режима!» куда-то смылся под руку с Барановской, оставив ее в одиночестве. Потому что это только на льду она подающая надежды фигуристка и «новая звезда», у которой все замечательно и чудесно в плане перспектив и медалей, но, едва она снимает коньки, как все кардинально меняется: Золушка превращается в тыкву, вернее, в гадкого гусенка — тощего, с некрасиво выпирающими ключицами, прыщами на лбу, дурацким курносым носом и… — Привет, феечка Динь! — улыбка Жан-Жака Леруа настолько широкая и белозубая, что удивительно просто, как это ему еще скулы от нее не сводит. И заодно свой незалеченный кариес в верхнем коренном вспоминается. — Поздравляю с победой! — Отвали, — Юлька шмыгает носом. …и большими проблемами в плане общения с людьми. Потому что с ними не так, как со льдом: сложно и никакого взаимопонимания — в основной своей массе они Юльку нереально бесят своей тупостью и нахальством, особенно вот такие, как этот канадский придурок ДжейДжей, который постоянно к ней цепляется и придумывает дурацкие прозвища. — Фи, как грубо, — вздыхает он, приваливаясь плечом к стене рядом с ней, — нет бы поздравить меня в ответ. Почему ты всегда такая злая, Динь? — Потому что слишком много дебилов вокруг, — отвечает Юлька. — Таких, как ты. Все, вали уже к своей гламурной вешалке, — она кивает в сторону пристально наблюдающей за ним его невесты. — А то она там на говно уже вся изошла. И пусть она тебя поздравляет. — Изз не ревнивая, Динь, — широко улыбается он. — Особенно, — хмыкает, — когда ревновать особо и не к чему. Ладно, — Леруа отлипает от стены, — не буду тебе мешать дальше колючки выпускать. — Дебил, — Юлька отворачивается от него и встречается взглядом с темными раскосыми глазами — кажется, это Отабек Алтын, который стал третьим у мужчин. — И чё уставился? — грубо спрашивает у него — тот, не отвечая, утыкается взглядом в экран смартфона. — Так тебя скоро можно будет ежиком называть, — говорит подошедший к ней Джакометти, — а не гусенком. — Он широко улыбается, заправляя ей за ухо выпавшую из хвоста прядь. — Даже целовать тебя страшно — вдруг уколюсь! — А тебя никто и не просит меня целовать, — Юлька выкручивается из-под его руки, не давая себя обнять. — Иди вон, с дружком своим, — она бросает быстрый взгляд в дальний конец зала на довольного и смеющегося Никифорова, — целуйся. — Боюсь, что Вику там и без меня есть, с кем целоваться, Джули, — театрально вздыхает Крис, все-таки обнимая ее за плечи. Юлька, чувствуя, что предательские слезы снова подступили к глазам, сжимает зубы и делает глубокий вдох. Виктор Никифоров — красавец, чемпион… На которого все девчонки, когда он, как красно солнышко, снисходил до появления на тренировке мелких, смотрели, открыв рот от восторга. И которого обожали за то, что он притаскивал им подаренные фанатами игрушки — «Куда мне их девать, берите, что нравится» и шоколадки — «Только чтоб Яков Борисович не видел, ладно?», катал их паровозиком, советовал, как лучше сделать прыжки и хореографию… Разумеется, Юлька тоже, как и многие, была в него без памяти влюблена. И у нее над кроватью даже висел подписанный им плакат «Юльке на память. Расти чемпионкой, любимый гусенок». И, перед сном она смотрела на него и думала, что ну и пусть, что он старше на целых двенадцать лет, и что, если верить газетам, роман у него с какой-то там актрисой, вот Юлька вырастет и… От этого «и» сладко замирало что-то внутри, и становилось жарко щекам и еще немножко стыдно за все свои фантазии. Но ведь не просто так же он при встрече дергает ее за хвост и говорит: «Привет, Юлек!», и квадосальхов показал тоже не просто так. И еще ей — именно ей, больше никому — он обещал поставить программу для старта во взрослой лиге. Так что все у них с Виктором будет, и актрис своих он забросит насовсем. И он действительно их забросил. Только не ради Юльки, а ради японского поросенка, который вообще непонятно как попал в фигурку, с такими-то нервами: Юлька видела, как он тогда плакал после Финала — хуже девчонки. А потом еще, упившись в хлам на банкете, вешался на Виктора, что-то там лопоча — Юльку чуть не вырвало от этого зрелища. Ну и прибить его захотелось прямо там, потому что Виктор пообещал, что потанцует с ней — «Обязательно, гусенок!», а в итоге приводил в чувство этого придурка, а потом и вовсе ушел- «Что-то устал я, да и тебе пора уже, давай провожу до лифта». Ну, а потом… Вообще зашквар — укатил к этому убогому в Японию, забыв и про программу, и про Юльку, и кажется, вообще про все. Потому что влюбился, видите ли. «Да, в мужчину, Юль, такое тоже бывает. Тем более, любят не пол человека, а его душу» — сказал он, когда она, как дура, за ним в Японию приперлась, ухнув на это почти все отложенные с призовых деньги и наплетя бабушке с три короба. Душу, ага. Словно она не видела, как они обжимались и друг на друга смотрели… Так, что аж противно становилось, и неудобно еще. И обидно пипец как, и больно, потому что ну как, почему, чем она хуже? Только тем, что девчонка и «это у тебя детское увлечение, Юль, поверь»? В то лето она ревела наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь, уткнувшись в ту самую подушку — хорошо, что бабушка не задавала лишних вопросов, просто гладила по спине и голове и говорила, что «поплачь, солнышко, так быстрее отболит». Но не отболело ни фига, и прогу, которую он ей все же поставил, катать каждый раз было, как ногой в живот. Зато Барановская, видя стоящие в Юлькиных глазах слезы, удовлетворенно кивала — какое попадание в образ! И сейчас тоже больно безумно и обидно видеть, как Витька бурно отмечает второе место этого снова висящего на нем своего японца. А ей только отстраненно кивнул на выходе из пресс-центра: «Молодец, Юлек!». И еще — она прикусывает губу, замечая яркую искру на пальце Виктора — он еще и жениться на этом поросенке собирается… — Я, — Юлька не хочет смотреть, как они в очередной раз целуются, но все равно из какого-то странного мазохизма смотрит, — пойду, пожалуй. — Плакать в одиночестве, вместо того, чтобы праздновать свою первую взрослую победу? — Крис смотрит на нее серьезно, без своей привычной усмешки. — Да кому до нее есть дело вообще? — Юлька не выдерживает — всхлипывает. — И до меня тоже… — Тебе? — Крис, достав из кармана пиджака белоснежный носовой платок, аккуратно промокает все же побежавшие по ее щекам слезы. — В первую очередь. Ну и, — улыбается, — я заметил здесь еще нескольких человек, которых ты тоже интересуешь. Даже если они, — он подмигивает ей, — и делают вид, что увлечены своими невестами. Или разговорами о байках. Так что ты не только самая молодая победительница финала, но еще и коварная сердцеедка, Джули. — Джакометти снова заправляет ей волосы за ухо. — Потанцуем? -спрашивает у нее. — Шутишь, да? — Юлька смотрит на его протянутую ладонь. — Я серьезен, как никогда, — заверяет ее он. — Я… — она кладет руку на его ладонь, — у меня с вальсом проблемы. И вообще с парными танцами. — Ничего страшного, у меня тоже, — успокаивает он, ведя ее на середину зала. — Главное — не сильно наступай мне на ноги, замшу, знаешь ли, очень тяжело чистить. — Я постараюсь, — Юлька криво улыбается. — Я буду тебе премного благодарен, — Крис кладет ладонь на ее талию. — Просто расслабься и слушай музыку, — говорит тихо, — и твой первый шаг левой ногой назад. Раз-два-три, раз-два-три… на удивление, танцевать у Юльки получается вполне так, по крайней мере, на ноги Крису она не наступает. — А говорила, что у тебя проблемы с вальсом, — выдыхает он ей в макушку, — ты отлично справляешься, Джули. — Это потому что с партнером повезло, — она улыбается ему. — Merci. Вот так и делай всегда, — говорит он, — улыбайся. У тебя это очень хорошо получается, поверь. И еще, возвращаясь к нашему разговору… Это сейчас ты гусенок в кошмарном… кстати, где ты его взяла? платье… — На распродаже в «H&M». — Сожги его и больше не ходи туда никогда! — категорично заявляет Крис. — И помаду вместе с ним тоже сожги — она тебе не идет совершенно! — Ничего мое платье не кошмарное, — Юлька мстительно наступает ему на ботинок, — и помада тоже. Она модная! — Хорошо, что сейчас ведра на голове носить не модно, — отбивает Крис. — Так вот, — продолжает он, — это сейчас ты гусенок… Но, совсем скоро, я думаю, ты станешь прекрасным лебедем. Не только на льду. И тогда, — лукаво улыбается, — все более-менее приличные принцы выстроятся к тебе в очередь! — Как будто мне это нужно вообще, — Юлька морщится и вздыхает. — Сейчас нет, потому что от первой любви, — Крис тоже вздыхает, — не так легко избавиться. Порой на это требуется много времени. Но потом… — Что потом? — Юлька вопросительно смотрит на него. — Приходит вторая любовь, — говорит он. — И она, поверь мне, совсем не хуже первой. А иногда даже, — Крис улыбается, — даже лучше. Шампанского, Джули? — спрашивает, когда музыка заканчивается, и они замирают посередине зала. — Мне нельзя еще его вообще-то, — хмыкает Юлька. — Тогда мне, как настоящему джентльмену, придется поискать тебе минералку, — Крис обнимает ее за талию и ведет к столам. — И, кстати, да — следующий танец ты тоже танцуешь со мной. Чтобы потенциальные принцы, — он бросает быстрый взгляд в сторону подпирающего колонну и сверлящего их взглядом Алтына, — уже сейчас не расслаблялись.