Акулий бог

Шторм начался неожиданно. Сначала стало очень тихо, и капитан, хмурясь и расстроенно кряхтя, всматривался в бескрайнюю синь небосвода с откровенным беспокойством. Без привычных хлопков натягивающихся под напором ветра парусов было тревожно, и Стиву передалось напряжение команды. Был полный штиль вкупе с ослепительно ярким, обжигающим солнцем, хотелось спустить парус в воду и искупаться, но напряженное ожидание неизбежного нервировало. Когда поднялся ветер, нарастая с каждой минутой, поднимая крутую волну, все разом будто ожили, закипая веселой злостью и азартом. Извечный фатализм людей, посвятивших себя морю, неизменно удивлял Стива, который проводил на корабле неприлично много времени, как для особы королевской крови. К снастям и штурвалу его, конечно, не подпускали, оставляя на откуп карты и сложные навигационные приборы, но, болтаясь в море шесть-семь месяцев в году, он все равно умудрялся сунуться в дела команды и внимательно изучить всю кухню, так сказать, изнутри. Матросы туже стягивали толстые валики убранных парусов, готовили инструменты, которые могли пригодиться, крепили канаты, которыми можно будет, в случае, если уж море совсем разгуляется, привязать себя к мачтам, и все это без лишних суеты и страха, с азартом и даже каким-то упоением. Схватка слабого человека на утлой скорлупке лучшего королевского фрегата и вечной стихии. Танец со смертью. Когда низкую палубу накрыло первой волной и послышался короткий лай капитана, раздающего команды, Стив вдохнул полной грудью. В такие моменты он чувствовал себя частью этого мира простых моряков, прокопченных на солнце, просоленных, жестких, как то мясо, которое им приходилось есть во время особенно долгих переходов. В такие моменты он не чувствовал себя чужим. — Высочество, в каюту! — рявкнул капитан. Ну, почти не чувствовал. — Я закреплю топенант! — Роджерс, акулий хуй тебе в сиятельный зад! — было последним, что Стив слышал от капитана, потому что, стоило ему ухватиться за незакрепленный конец снасти, хлеставшей по палубе, грозя перерубить кому-нибудь ноги, как судно подсело, встречая вал, и его смыло мощнейшим потоком соленой воды. Канат обжег ладони, наверняка обдирая их до мяса, и все закончилось. Как показалось Стиву — навсегда. Очнулся он от того, что кто-то касается его лица. С силой обводит пальцами скулы и линию губ. Потом пришло осознание: под саднящей спиной песок, ноги до бедер омывает прибой, а сверху он прижат кем-то гладким и прохладным. — Я знаю, что ты очухался, — произнес низкий хриплый голос со странными обертонами, будто говоривший прилагал усилия для того, чтобы не звучать еще ниже, скатываясь в грохот морских волн и рев китов и дельфинов. Стив с трудом открыл глаза, разлепив покрытые солью ресницы, и увидел прямо над собой мужское скуластое лицо. Оно казалось вполне человеческим, но ровно до тех пор, пока незнакомец не оскалился, демонстрируя ровный ряд острых зубов, из которого выбивались две пары клыков — верхние и нижние. — Кто ты? — спросил Стив, отчего-то не испугавшись. — Страстный поклонник твоей охуенной задницы. Ну и всего остального. — Мы знакомы? — удивился Стив, пытаясь осмотреться. Жесткие пальцы сжали его подбородок, запрещая отводить взгляд, но Стив всегда был упрям, а потому, до того, как кожу ощутимо царапнули острые когти, он успел рассмотреть кусок хмурого еще штормового неба, клин зелени, подходившей почти к самой воде, окаймленной узкой полоской мокрого белого песка. — На меня смотри, — опасно раскатив “р”, приказал… этот. Это. Существо, удобно расположившееся на Стиве, совершенно точно не было человеком. — Знакомы. Жаль, что несколько… односторонне. — Одностороннее знакомство, как мне кажется, не повод лежать на мне, — заметил Стив, пытаясь освободиться, но несмотря на то, что он был одним из самых сильных людей в королевстве своего отца, у него ничего не вышло. — Я выловил твою полудохлую тушу на границе своих владений, принц. Вернул к жизни. И теперь по нашим законам эта жизнь принадлежит мне. Безр-раздельно. Стив напряг все силы, упираясь обеими ладонями в грудь странного существа, перетянутую ремнями из мягкой кожи, но так и не смог сдвинуть его с места. Существо усмехнулось, демонстрируя клыки, а потом легко обхватило оба запястья Стива и прижало их к мокрому песку над головой. — Не выйдет. Я старше и намного сильнее любого человека, принц. Ты мой. Смирись. — Зачем я тебе? — спросил Стив и, убедившись, что пока действительно не может освободиться, расслабился. Его с детства учили дипломатии. И выживать. Сейчас второе было важнее. Существо ухмыльнулось и вдруг прижалось к его рту своим. Как будто он, Стивен по прозвищу Честный, второй сын короля — легкомысленная пастушка, принесшая молока своему сюзерену. Он дернулся изо всех сил, и существо, рассмеявшись с перекатами, в которых был слышен шум волн, вдруг скатилось с него, раскинулось на песке, задрав черный гладкий хвост на невысокий камень, так живо, с таким самодовольством демонстрируя себя, что Стив, моментально отползший на несколько метров, невольно засмотрелся. — Ты… русалка? — шокированно спросил он, невольно вспоминая все что слышал о подводном народе, который до этого момента считал выдумкой. — Я похож на бабу? — спросило… это. Сжало пальцами с заостренными когтями маленькие темные соски, выступавшие между ремнями, и игриво ударило хвостом, взметнув тучу брызг. — Нет, — ответил Стив после обидно долгой, по его мнению, паузы. — Но я не знаю, как называются такие, как ты. — Я акулоид. И таких, как я, мало даже в Большой Воде. Стив обвел взглядом влажно блестевший черный хвост с короткими острыми гребнями плавников по бокам, оценил форму его окончания и вынужден был признать, что его спаситель действительно похож на акулу. На половину акулы. — Как тебя зовут? — спросил Стив, чтобы продолжить разговор, не наводя этого морского гада на мысли… обо всем остальном. — Ты все равно не выговоришь это своей человеческой глоткой. — Но? Оно перевернулось на живот, оставив рыбью половину тела в воде, и, подперев голову кулаком, принялось рассматривать Стива. — Но если убрать все протяжные звуки, которые лучше слышны внизу, — он махнул хвостом в сторону все еще беспокойного океана, — то останется что-то вроде ”Брок”. Очень приблизительно “вроде”. Но если ты так назовешь меня, я пойму, о ком речь. — Меня зовут Стив. Подвижное лицо чудища на мгновение стало почти удивленным, а потом оно снова растянуло губы в оскале и, ловко извернувшись, одним точным броском неуклюжего на суше тела оказалось рядом, дернуло Стива под себя и навалилось сверху. — Я рад, что ты передумал, Стив. — Что? — только и успел спросить он, когда остатки тонкой рубашки на нем были распороты острым, как бритва, когтем от горловины до самого пупа, и шеи сразу же коснулись губы. — Я не… Что? На что я согласился, назвав свое имя? У людей это обычная вежливость! — А я и не человек, — с все теми же странными обертонами голоса произнесло это… этот… Брок и прикусил сосок Стива острыми зубами. Не больно, но ощутимо. Стив сам любил так делать, не отказываясь от предложенного хорошенькими горничными, падкими на внимание особ королевской крови. — Расслабься, лягушонок. Ты так смешно дергаешь задними лапками, что меня смех разбирает. — Что ты собираешься… Черт, да отпусти ты… Я не хочу. Я тебе запреща… Договорить Стив не успел, потому что до этого вполне терпимые покусывания сосков стали грубее, заставляя его бессильно извиваться в хватке этого существа. — Произнеси “приказываю”, и обещаю — это будет последним, что ты скажешь, лягушонок. Поиметь я тебя и без языка смогу. — Поиметь? — от бессильной злости у Стива сводило челюсть. — Да как ты… — Правда не догадываешься, как? — ухмыльнулся монстр, рванул на нем штаны свободной рукой, после чего перевернул, действительно распялив под собой как какого-то лягушонка, и обидно хлопнул по заднице. — В клоаку, конечно. Или как там у вас называется это, — он тронул Стива пальцами между ягодицами, заставляя задохнуться от стыда, и глухой, обжигающей ярости. — Сухо. Чего у тебя сухо-то там, как на песке в жаркий день? — Наверное, потому, — сквозь зубы процедил Стив, — что люди не имеют себе подобных в не предназначенные для этого отверстия. Я не женщина. — Н-да? — чудище вдавило насухую пальцы, мышцы даже поддались, заставив Стива зашипеть от боли, но вдруг все прекратилось. — Ты даже не представляешь себе, кого и как имеют люди. И в какие отверстия, — сказало это Стиву на ухо, прижимаясь чем-то неестественно твердым к ягодице. — Во дворце вашего короля так не принято? — Н-нет. — Так ты целочка, принц? Никто ничего не совал тебе сюда, — он снова коснулся сжавшихся мышц и аккуратно прикусил его ухо, потом лизнул, обведя ушную раковину по кругу и скатился, вытягивась рядом на песке. — Послушай, как обстоят дела. Я в душе не ебу, как принято у людей, но у нас спасенная жизнь принадлежит спасшему. Так что ты мой, принц. А уж после того, как ты сказал мне свое имя… — он перевернулся на бок, чуть приподнялся, опираясь на локоть, и растянул губы в оскале, — ты прямо согласился на то, от чего теперь так яростно отнекиваешься. — Просто представившись, я?.. — Ага. Согласился носить мои яйца. Но так как ты парень, пусть и такой странный, — он хлопнул хвостом по голой ступне Стива, намекая на наличие у него ног, — то просто на спаривание. — Я не хочу… спариваться с тобой. — Видишь ли, сладкий мой лягушонок, меня это ни в одном месте не ебет. Пока я не суну в твою сладкую клоаку, которую я вытащил едва ли не со дна, хотя бы один из своих членов, можешь забыть о том, чтобы выбраться с этого острова. Поверь, ждать я умею. И охранять территорию — тоже. Отдохни, подумай. С этими словами он ловко сполз в воду и будто растворился в прибрежной пене. Остров оказался небольшим, но с десятком плодоносных пальм и источником пресной воды. Закончив осмотр, Стив снял остатки подсохшей, но стоявшей колом от соли одежды и утолил жажду из небольшого родника. Тот бил из сплошной скалы, и вода собиралась в почти идеально круглой чаше, достаточно вместительной, чтобы, прижав колени к подбородку, вместиться в ней полностью. Вымыться хотелось нестерпимо: на корабле даже для особ королевской крови запасы пресной воды, которые можно было транжирить на купания, закончились еще пару дней назад, как раз перед тем, как они попали в штиль. Капитан урезал удовольствия всем, и освежаться приходилось исключительно в соленой воде, в натянутом парусе, чтобы не пойти на корм акулам. Вода была холодной, и Стив выскочил из импровизированной ванны через минуту, в течение которой остервенело скоблил себя короткими ногтями везде, куда смог дотянуться. О произошедшем он не думал — у него были проблемы поважнее, чем представитель нового вида разумных, спасший его с совершенно определенными намерениями. Он хотел есть. Кокосы, конечно, нашлись и даже некоторые из них были спелыми. Финики оказались зеленоваты, а бананов и прочих плодов тут не водилось. Как у самого Стива не водилось огнива, ножа или хотя бы заостренной палки, которую можно было бы использовать как острогу. Да что там, даже костер разложить было особо не из чего. Живности при повторном более внимательном осмотре тоже не обнаружилось. Оставалось надеяться, что в глубине водятся моллюски, крабы и прочие условно съедобные гады. Съев несколько горстей зеленоватых фиников, Стив решил понырять и разведать дно. Стоило ему зайти в чуть успокоившуюся воду, как на горизонте показались гребни акульих плавников. Присмотревшись, Стив насчитал три и понял, что сплавать на соседний остров, едва видневшийся на горизонте, скорее всего не выйдет. Океан все еще был неспокоен, а потому на дне ничего обнаружить не удалось. Зато на берегу, на том самом камне, через который акулоид, красуясь, перекидывал хвост, обнаружились несколько крупных рыбин с аккуратно раздавленными головами, чуть тронутое ржавчиной, но идеально острое мачете, десяток крупных устриц и мокрый пока еще мешочек с огнивом. Стив решил, что гордо умереть от голода будет глупо, а потому быстро обтер камни огнива остатками рубашки, разложил их сушиться в лучах прорвавшегося, наконец, солнца и принялся собирать сухие листья пальм и обдирать волокна коры, надеясь, что этого хватит, чтобы не есть рыбу сырой. Кое-как открыв мачете устриц, Стив утолил первый голод, напился воды и уселся у кромки прибоя, раздумывая, сколько он еще так продержится — без элементарных удобств и крыши над головой. Что там крыша, у него не только инструментов не было, чтобы попытаться соорудить хоть какой-то навес от солнца, но и подходящего для этого материала — не рубить же десяток плодоносных деревьев, и так дающих тень, просто для того, чтобы построить себе хоть какое-то подобие жилья. Первую ночь он спал на небольшой каменной площадке, под которой был родник — она была достаточно далеко от воды, почти по центру островка. Он не хотел, чтобы этот Брок застал его врасплох. На суше тот был сильным, но неповоротливым, и площадка, на которую тому пришлось бы карабкаться, давала иллюзию безопасности. Он замерз. Просто не имел привычки спать на голом камне, остывающем ночью, даже не имея возможности укрыться. Хоть чем-нибудь. Да и площадка была маловата, он боялся свалиться с нее и что-нибудь себе сломать, неловко перевернувшись во сне. Утро застало его дрожащим от ночной прохлады, невыспавшимся и голодным. Страшно хотелось кофе или хотя бы чаю, лучше с куском хрустящего хлеба, еще горячего, чавкающего от пропитавшего его растаявшего масла. Желудок голодно заурчал, и Стив с тоской посмотрел на темные еще очертания финиковых пальм. Некстати вспомнилось, что обе рыбины он съел вчера, давясь полусырым мясом и недостойно облизывая пальцы, как какой-то потерявший человеческое обличье нищий. А еще хотелось окунуться в прохладную воду, безо всякого натянутого паруса и акульих плавников в пределах видимости. Домой отчего-то не хотелось, и он не стал думать о шикарных завтраках во дворце. С несколькими переменами блюд, сдобными булочками и кофе. Едва он отплыл от берега, только начав согреваться, как увидел стремительную черную тень, приближавшуюся с такой скоростью, что она могла бы легко обогнать самый быстроходный бриг при лучшем ветре и на всех парусах. — Как спалось, лягушонок? — спросил Брок, выныривая вплотную, почти касаясь груди, и Стив еще успел заметить странную пленку, что-то вроде подвижного третьего века, открывшую темно-коричневую радужку. — Не замерз? Вы, теплокровные, вечно мерзнете или сохнете от жары, будто попали в этот мир случайно и плохо к нему приспособились. Стив молча его разглядывал, всем телом ощущая мощный ток воды, толкаемой его хвостом. С человеческой точки зрения Брок был неплох: гладкий, смуглый, скуластый, с проступающей щетиной на влажной коже. Нижняя, “рыбья” часть начиналась резко, чуть ниже пупка. Кожа там, такая же блестящая и влажная, казалась плотнее и была абсолютно черной, только от пупка на десяток дюймов вниз тянулась светлая полоса, становившаяся все тоньше, и в районе предполагаемых “колен” исчезавшая полностью. — Откуда у тебя пупок? — вдруг спросил Стив. — Разве рыбы не откладывают икру? — Я похож на рыбу? — Брок изогнул бровь и, показав клыки, схватил Стива за задницу, обтянутую тонкой мокрой тканью нижних штанов. — Но ты прав, я полукровка. Меня родила человеческая женщина от акулоида. А когда я родился с хвостом, попросту выбросила меня в воду. Хорошо, не прикопала и не додумалась швырнуть, например, в болото или колодец. Дура. — Тебя спасли? — Не сразу. Мы тут что, изучаем межвидовые отношения представителей верхнего и нижнего миров? — он распустил завязки на штанах и жадно вжал Стива в себя, едва не утянув под воду. — Хотя с тобой я бы на практике изучил эти отношения, принц. Все, так сказать, аспекты. — Русалки тебя не хотят, что ли? — резковато спросил Стив, упрямо пытаясь вывернуться, но у него, конечно, ничего не выходило. — А я людей люблю. Самцов. Таким вот извращением наградила матушка. Так что у тебя, принц, нет ни единого шанса выбраться отсюда целочкой. С голоду я тебе помереть не дам, сезон дождей, когда твой капризный организм может простудиться и помереть, еще нескоро, а уплыть ты никуда не уплывешь, — он указал на видневшиеся вдалеке акульи плавники, — мои парни дело знают. В случае чего, откусят тебе ногу. Я отдельно запретил им трогать все, что относится к делу, — он еще раз сжал задницу Стива, глубоко вдавив острые когти, но вроде бы не поранив, и толкнул его к берегу. — Не заплывай далеко, лягушонок. Я быстрый, но вдруг станется так, что ты сунешь свою голову куда-то уж слишком далеко и глубоко. Было бы очень жаль. Без головы люди быстро портятся. Он исчез так же быстро, как появился, и к тому времени, как Стив выбрался из воды, на камне лежали еще две рыбины, десяток устриц и огромный краб с перевязанными прочной веревкой клешнями. Вздохнув, Стив принялся искать, из чего сложить костер. В следующий раз Брок появился на закате. Стив сидел у воды, сходя с ума от безделья — остров был ОЧЕНЬ маленьким и разгуляться ему тут было особо негде. Поэтому ему пришлось себя одернуть, когда стало понятно, что Броку он даже обрадовался — все какое-никакое разнообразие. — Сидишь, упрямый лягушонок? — Сижу. — Слушай, — Брок выбрался на мокрый песок, оставив в воде только длинный хвост, — люди вроде, как и дельфины, трахаются не только ради потомства, но и для удовольствия. Ты бракованный? Ну, там, больной или ущербный? Стиву никто не смел говорить что-либо подобное. Никогда. Во всяком случае, в лицо. А поэтому он не разозлился даже, а до того изумился, что не сразу нашелся с ответом. Брок напоминал ему дикаря с отдаленных островов. Те тоже ходили голыми и не имели ни малейшего представления о приличиях. Потому и вести с ним он себя решил так же, особенно если учесть, что Брок был сильнее и запер его на этом чертовом острове. — Не знаю, как дельфины, а люди соглашаются разделить постель э… по-твоему это звучит как “спариться”, только с теми людьми, которые им нравятся. О том, что женщины часто продавали себя, чтобы прокормиться, он говорить не стал. Незачем Броку это знать о людях. — И? — Брок, казалось, искренне не понимал, в чем проблема. Этому самодовольному акулоиду даже не приходило в голову, что кто-то может и не хотеть “носить его яйца”. Фраза, по мнению Стива, и так была двусмысленной — дальше некуда. — И вот я с тобой не хочу. Брок, казалось, удивился. Стив здраво опасался, что тот отреагирует агрессивно, откажется его кормить или возьмет силой, но тот только поднял подвижные брови, выудил из воды какую-то тонкую щепку и принялся ее жевать. — Раз уж мы с тобой принадлежим к настолько разным видам, Стив, я попытаюсь разобраться. Потому что, будь ты настолько упрямым тритоном, я бы просто сначала взял тебя по праву сильного, а потом, если бы мне не понравилось, убил. Даже есть бы не стал. Но ты, лягушонок, достаточно интересный, смешной и аппетитный, даже не в смысле еды, а в целом, что я, так и быть, объяснюсь. У Стива мурашки по спине побежали от слов этого… Брока, так просто говорившего об особе королевской крови вещи, которые и не для всех сервов были актуальны. В конце концов, в королевстве отца право первой ночи отменили еще двадцать лет назад. — Я сильный здоровый самец, — продолжил тем временем Брок, — и я спас тебя. Если бы не я, ты бы не увидел не только этот прекрасный закат, ты вообще никогда бы ничего не увидел. Твое прекрасное тело обглодали бы падальщики. Я вытащил тебя, вытряс из тебя воду и делился воздухом, пока ты не начал дышать. Я даю тебе еду, не кусаю, не обижаю и готов разорвать пасть любому, кто ее на тебя разинет. Более того. Я хорош даже по вашим смешным людским меркам красоты, потому что полукровка. Ни перепонок между пальцами, ни выпуклых глаз, видящих только под водой. У меня даже уши есть, хотя это порой мне очень мешает — лишние две дырки в голове, прикрытые только мембранами — это неудобно, особенно на глубине. Так что со мной не так? Я настолько уродлив, что ты не хочешь спариться со мной и, отблагодарив хоть так за спасение жизни, спокойно отправиться в свой верхний дворец и слушать там рыб, которые, говорят, поют у вас на деревьях? Я не требую ни виры, ни рабства, я даже есть тебя не собираюсь. Все люди такие идиоты или только ты? Стив открыл рот. Закрыл его. Посмотрел на нейтрально спокойного Брока и не нашелся с ответом. По грубым, примитивным законам мира, в котором тот жил, все было верно. Даже в мире Стива тот был бы отчасти прав, если бы являлся королем враждебной страны (варварской, разумеется) и захватил бы его в плен, не собираясь требовать выкуп. С женщинами так часто поступали, да и с мужчинами, наверное, тоже, хотя говорить об этом было не принято. — У нас, — с трудом подбирая слова, заговорил Стив, — все иначе. Я принц. Я сам выбираю… С кем разделить постель. И уж поверь, самцы… мужчины в нее не попадали ни разу. К тому же люди до определенной степени моногамны… На этих словах Брок сначала фыркнул, а потом расхохотался до того глумливо, что Стив моментально разозлился. Большей частью потому, что тот был прав. Верность у людей была такой же редкостью, как, похоже, полукровки у русалок, или как там называется подводный народ. — Ладно, — Брок перевернулся на живот и посмотрел на Стива со смесью жажды и насмешки. — Я допускаю, что тебе не нравились самцы твоего вида, я сам не знаю, что меня так привлекает в людях, в большинстве своем они уроды с гнилыми остатками тупых зубов, то одноглазые, то одноногие, то еще какие. Женщины лучше, но слишком слабые и истеричные. Понятия не имею, как мой папаша выносил мою мать достаточное количество циклов, что она даже понесла от него. Но неужели, по твоему мнению, клоака стоит жизни? — Задница, — поправил его Стив, — у людей это задница. — Ни одна задница, даже такая сладкая, как у тебя, не стоит того, чтобы умереть с голоду, выжив после того, как тебя смыло за борт в шторм. Стив, в общем-то, был с ним согласен и, затолкав поглубже остальные аргументы, вспомнил о дипломатии и привычке выживать. — Сколько… — начал он, мучительно подбирая слова, — раз… Дней? Сколько времени тебе нужно, чтобы… — Узнаю людей, — хмыкнул Брок, — желание торговаться — это уже что-то. Пока мне не надоест, принц. — То есть, — сглотнув, уточнил Стив, — ты можешь меня обмануть, использовать, а потом оставить умирать на этом острове. — Могу. Но не стану, — Брок провел когтем длинную полосу на мокром песке и перекатил щепку из одного угла острозубого рта в другой. — Как я могу тебе верить? Тот демонстративно огляделся по сторонам и подчеркнуто насмешливо спросил: — Тут есть еще кто-то? Кто-то, по твоему мнению, заслуживающий большего доверия? Стив молчал, закусив губу, понимая, что ситуация для него патовая. Не понравится чертовому монстру — тот запросто оставит его тут. Слишком понравится — тоже может не отпустить. Вообще со Стивом можно сделать сейчас все, что угодно — он абсолютно беспомощен. Даже если ему удастся убить потерявшего бдительность гада, это лишь будет означать, что он застрял на этом острове навсегда. — Иди сюда, лягушонок, — Брок, внимательно за ним наблюдавший, похлопал рядом с собой по песку. Прозвучало это почти ласково, с обещанием, и в голову полезли бредовые мысли о том, умеют ли акулоиды чаровать голосом, как сирены, и прочая ерунда. О Пегги, которая, наверное, уже его оплакала, о Баки, которого все никак не оплачет он сам, вот уже и год прошел, а все никак. Об отце, которому не нужны никогда были оба младших сына, и Баки, смеясь, говорил, что это даже хорошо, что не они первенцы. Пришлось бы ему зваться Джеймсом и удавить Стива еще в колыбели только за то, что тот младше его на целых полчаса. А еще о том, что он, по сути, и так никому не нужен: Баки утонул почти год назад, и Стив винил себя за то, что во время шторма не дотянулся, не удержал брата… и не прыгнул следом. Струсил. — Иди, как ты можешь быть уверен, что тебе не понравится, если ты не пробовал. Давай, не буду я тебя насильно осчастливливать, — Брок оскалился, погладил песок около себя, и снова перевернулся на спину, ударив хвостом по спокойной глади океана, казавшегося в лучах заката кроваво-красным. — У меня вот что есть, — он чуть сполз в воду и выудил оттуда бутылку вина. — Вам, людям, такое нравится. Согреешься? Не то чтобы Стив жить не мог без вина, но диета из двух рыб в день, сырых устриц, зеленых фиников и не очень-то спелых кокосов заставляла хотеть чего-то еще. Разнообразия. Поэтому он подошел к Броку ближе и после короткой борьбы оказался с бутылкой в руках, но крепко прижатым к мокрому песку тяжелым телом. — Горячий, вы, люди, все такие горячие. — Много людей знаешь? — задыхаясь, спросил Стив. Брок прикусил его шею, от чего его пробрало дрожью от загривка до копчика. — Попадались. Бабы больше, они чаще утопиться пытаются. Тут, на островах, они все черные, как деревяшки, в которые попал небесный огонь. Тут народ о нас знает, у них праздник есть, когда они своих женщин вывозят на остров вроде этого, и каждый из наших, кто хочет, может с ними спариться. Потом всех полукровок с хвостами отдают нам, а всех двуногих себе оставляют, — он провел языком по шее Стива и усмехнулся. — Типа, мы не станем переворачивать лодки и разгонять рыбу, оставляя своих детей голодными. Надо сказать, некоторые из наших действительно помогают рыбачить, мы всегда чуем свою кровь. Мой папаша тоже подобрал меня, полудохлого, проплыл много дней, через чужие владения, но подобрал. — Так зачем тебе я, если… — Мужики, да еще с такой светлой шкурой, редко попадаются. А у тебя еще руки-ноги на месте, зубы целые, — он соскользнул ниже, вобрал в рот сосок, сжимая второй жесткими пальцами, а Стив, вытащив из креплений на его спине один из двух кривых мечей, сковырнул воск, которым было залито горлышко бутылки, подцепил пробку и, наконец, глотнул красного вина, достойного, к слову, королевского стола. — Хорошее вино, — сказал он, сделав добрый десяток глотков. — Откуда? — Рад, что хоть что-то тебе нравится, лягушонок. На дне много всякого интересного. Ваши корабли часто тонут. Вы, люди, смешные. Не сидится вам у себя, да? Брок отобрал у него меч, вернул его в крепление, а потом стянул всю перевязь, отбросил ее в воду и накрыл губы Стива своими. То ли вино бродило в крови, быстро дав по мозгам на голодный желудок, то ли в слюне существа, так жадно трахавшего языком его рот, содержались какие-то ядовитые вещества, то ли закат был так хорош, что муторное чувство, терзавшее его с самой смерти Баки, чуть ослабило давление на грудь под натиском всего происходящего, но Стив ответил, крепко обхватив коротко остриженный затылок ладонью, свободной от бутылки. Брок со стоном, больше похожим на рычание, окончательно подгреб его под себя, растолкал в стороны ослабевшие ноги и распустил завязки на тонких, снова мокрых насквозь штанах. — Горячий, — как в бреду выдохнул он, и, коснувшись ладонью полувставшего члена Стива, издал странный звук, больше похожий на писк дельфина, только более низкий, пробирающий до нутра. — Такой странный, — он обхватил член и сжал его, — мягкий. — Это значит, — задыхаясь, начал Стив, и снова приложился к бутылке на несколько жадных глотков, — что я говорил правду. Не хочу… Черт… Хмыкнув, Брок провел рукой по всей длине его члена, и Стив чувствовал, как становится твердым там, как предательски наливается жаром низ живота. — У тебя там нет хрящей, — усмехнулся Брок. — Не особо удобно, если дама попадется с запросами, да? — Никто… не жаловался. — Ну, ты ж принц. Самки наверное икру метали, едва на тебя взглянув. Стив вдруг представил всех тех придворных шлюшек, которые вечно норовили пробраться в его спальню, мечущими икру, и рассмеялся. Наверное, он все-таки был пьян. Иначе как объяснить, что, допив содержимое показавшейся слишком маленькой бутылки, он отбросил ее подальше и, вывернувшись из-под тяжелого тела, растянулся сверху. Мокрые штаны мешали, совсем ничего не прикрывая, и Стив, извернувшись, стянул их и отправил в полет, следом за бутылкой. Брок хрипло выдохнул, когда он, усевшись сверху, провел ладонями по разлету грудных мышц и, съехав по гладкому хвосту ниже, взглянул на то, на чем ему, возможно, вскоре придется оказаться. Членов действительно было два. Черные, как остальной хвост, не очень крупные, остро торчащие к пупку, твердые даже на вид, они казались загнутыми против потока. — Да, лягушонок, — усмехнулся Брок, заметив его исследовательский интерес, — парные, внутри хрящ. Сейчас они так заломились, потому что я очень хочу, чтобы ты хотя бы потрогал. Вы, люди, любите трогать. У вас не просто спаривание, а как у дельфинов — игры. Догнать, потереться… — Мне начать убегать? — хрипло спросил Стив, решаясь — вдруг в следующий раз у него не будет вина, толкающего делать глупости? — Неинтересно. В воде я в разы быстрее тебя, а на суше долго не протяну, да и ползти за тобой, извиваясь, как тюлень… — Не надо ползти, — почти прошептал Стив и коснулся прохладной гладкости его членов ладонью. — Мне и убегать-то некуда. Ты их… ну… оба сразу? Жизнь среди матросни так и не сделала Стива циником и не приучила выражать мысли крепким словцом. Брок под ним раскинулся, прикрыв глаза и, казалось, дышал через раз. — Нет, — на длинном выдохе ответил он, — но идея интересная. Ладони… тоже горячие. Лягушонок… белый, как пена в шторм. Как кокосовая мякоть. И такой же сладкий. Стив, чувствуя приятное головокружение, сполз, укладываясь рядом, и полез целоваться. Казалось, это очень по-человечески: выпив хорошего вина, целоваться в лучах догорающего заката, зная, что впереди вся ночь. Вода грела, на фоне остывающего песка она казалась теплой, как парное молоко, и Стив почувствовал, как все его существо охватывает странная эйфория, закипающая в крови, наделяющая его бесстрашием, жаждой жизни, радостью. Хотелось всего и сразу: унять бушевавшее внутри желание, слиться с прекрасным миром вокруг, сбросить тонкий налет цивилизованности, забыть обо всем и, как дикие племена островов, обнажить под покровом наступающей ночи самые темные, самые сильные инстинкты, просто жить, жадно впитывая в себя соль Большой Воды, слыша ее размеренное дыхание, отдаться этому ритму никогда не останавливающегося круговорота жизни и смерти, влиться в него, как слабый ручей — в мощную реку. Стив вел губами по влажной соленой коже, будто был создан для этого: собирать соль со скользкого влажного тела, наслаждаясь бесконтрольными взмахами сильного хвоста, поднимающего тучу брызг, оседающих на коже, снова возвращаться к губам, их шелковой изнанке, трогать языком острую кромку белоснежных зубов и одновременно сжимать там, внизу, непривычно твердую плоть, двойным свидетельством вожделения толкающуюся в ладонь. — Один… какой-то, — прохрипел Брок, останавливая его руку, когда он хотел приласкать и второй член, — иначе меня просто разорвет. — Разорвет, — самоуверенно пообещал Стив и скользнул вниз, до самых плеч погружаясь в теплую спокойную воду, и накрыл губами заостренное навершие странного члена, одновременно обхватывая рукой второй. Брок странно вскрикнул, перейдя с высоких, едва различимых нот на низкие, грохочущие, как волны, пробирающие до нутра, и во рту у Стива будто распустился влажный бутон. Он хотел рассмотреть внимательнее появившуюся головку, наверняка невероятно чувствительную, судя по реакции Брока, но тот вдруг надавил обеими ладонями ему на затылок, хаотично двигая хвостом, будто пытаясь плыть, и забился под ним, как пойманный в сети дельфин — отчаянно, сильно и безнадежно. На вкус он был как море — терпко-соленым, свежим. Стив боялся, что подавится с непривычки, но этого не произошло. Будто он всю жизнь только тем и занимался, что брал в рот странной формы члены неизвестных науке созданий, скрывающихся в морской глубине. — Посейдон, — хрипло произнес Брок, и в его голосе все еще слышались нечеловеческие обертоны, — Тритон и его свита. У тебя во рту… морской дьявол его создал, вот что. Внутри ты еще горячее. Как вода вокруг жилища Подземного Огня. Но видит Владыка — никогда еще от жара не было так хорошо. Я будто вскипел изнутри. Сварился и умер. — Ты что, не был с людьми? — спросил Стив, нависая сверху. Его собственный член и не думал опадать. — Так — нет, — Брок протянул руку и коснулся его лица. Закат догорел, и теперь в сгущающихся сумерках его глаза казались мистически черными, лишенными радужки провалами в преисподнюю. — Так я не был ни с кем. Стив хмыкнул. При дворе его отца царили довольно свободные нравы, и любовью в рот никого было не удивить. Видимо, морской народ не отличался особой распущенностью. Да и островитяне, похоже, тоже. Да здравствует цивилизация, как говорится. Виват, Европа. Хотя, принимая во внимание зубастость и агрессивность морского народа (если, конечно, судить по Броку), удивляться не стоило. Не каждый решится совать самое дорогое (пусть и продублированное мудрой природой) в пасть тому, кто легко может этим самым дорогим позавтракать. — Смотри на меня, — приказал Брок и сжал его там, внизу, где все еще было твердо. — Лягушонок. Он ласкал его медленно, будто никак не мог поверить в случившееся, с таким же удивлением, как сам Стив только что, познавая чуждую, кажущуюся неправильной анатомию. Стив снова склонился за поцелуем и жадно толкнулся в его руку, некстати вспоминая, как давно он не был в сколько-нибудь неприличном обществе в приличном порту. Давно. Очень давно. Брок неожиданно схватил его за волосы, прикусывая нижнюю губу, и Стив на мгновение ослеп от интенсивности ощущений. Сквозь жаркое удовольствие явственно проступили звуки прибоя, запахи соли, сухих водорослей и мокрого песка, ощущение мерно вздымающейся груди под щекой и быстрый перестук чужого сердца. — Завтра я принесу тебе что-нибудь человеческое. Доски, там. Ткань. Соорудишь себе жилье, теплокровный лягушонок, — Брок гладил его по волосам, совсем как мать в детстве, периодически задевая острыми когтями чувствительную кожу. — Еще простудишься. А мне нравится, что ты такой теплый. — Если простужусь, буду вообще горячим, — сонно ответил Стив. Ему было хорошо. Он не хотел идти на холодный камень, крутиться там в поисках удобного положения и всю ночь трястись не столько от холода, сколько от неприкаянности и одиночества. — Сильно горячо тоже нехорошо, — было последним, что он услышал, потому что просто вырубился. Пьяный от вина и любви, от отпустившего напряжения. Он сейчас не думал о том, что будет потом: завтра, через месяц, или когда начнутся дожди. Он спал, удобно устроившись на груди своего первого любовника. Существа, бывшего несоизмеримо старше и сильнее любого человека. И впервые в жизни его это не волновало. Проснулся он ночью и в первое мгновение дернулся от неожиданности, не смог пошевелить ногами и от этого запаниковал, не понимая, где находится. — Т-ш-ш, лягушонок, все хорошо, — Брок моментально оказался рядом, с ног упал странный груз, и Стив, заволновавшись, сел, слепо оглядываясь в ночной тьме — луны на небе не было. — Это песок. Я прикопал тебя, чтобы не унесло приливом. Я парень ловкий, но не настолько, чтобы оттащить твою тяжеленную тушу достаточно далеко на сушу. Ты спал в воде. Ноги, вроде, в хвост не срослись. Стив пошевелил конечностями, чувствуя, как стекает с них песок. Пальцы на руках сморщились от влаги, но ему отчего-то все равно не хотелось выбираться из воды — та казалась теплее ночного воздуха. И в ней был Брок. — Который час? — Акулья охота вот-вот минет. — Я так не понимаю. — Середина темноты. Половина темного времени прошла. — Ага, — Стив зевнул и сполз ниже в воду, погружаясь до подбородка. — Час ночи. Брок навис сверху, закрывая собой и так не слишком яркий свет звезд, и попытался что-то прочесть на его лице. — Никакой истерики? — странным тоном спросил он. — С чего бы? Я жив, мне даже удалось поспать, — он неловко перевернулся на бок, понимая, что в уши затекает вода, а ноги всплывают. — Не пойму, как вы умудряетесь высыпаться, вот честно. — Постоянно в движении. Акулы почти не спят, им нужно двигаться, чтобы дышать. — Кстати, — Стив подгреб себе под голову песка, зная, что его импровизированную подушку все равно размоет, но улегся на бок, глядя в глаза устроившемуся рядом Броку. — А ты как умудряешься тут не задыхаться? — Я амфибия, мой принц. Двоякодышащий, — он перевернулся на живот, вытянул руки, и Стив со смесью восхищения и ужаса увидел, как кожа между его ребер расходится, образовывая узкие жаберные щели. — Под водой мне надо много двигаться, пропуская через легкие воду, чтобы дышать. На суше нет, но я не люблю быть здесь — кожа неприятно пересыхает. — И тем не менее, ты остался. Брок встряхнулся, отчего его спина приобрела вполне человеческий вид, и перевернулся на бок, погладил его по бедру, по животу и притянул к себе вплотную. — Ты слишком хорош. Никакая вода не заглушит во мне желания постоянно чувствовать, какой ты горячий. — У меня так чешуя отрастет, — проворчал Стив, закрывая глаза и с сожалением понимая, что не уснет. — Черт, надо, похоже, выбираться. Не усну ни за что. — Потерпи до утра. Я принесу тебе что-нибудь. Ткань. Люди любят ткань. — Сухую желательно. Хотя откуда у тебя. — Оттуда, — хмыкнул Брок. — Некоторых вещей лучше не знать, принц. — И снова “кстати”, — Стив все-таки перебрался на более глубокое место, пытаясь вымыть песок отовсюду, куда тот мог забиться, и, покачиваясь, будто успел отвыкнуть от веса своего тела, выбрался на берег, доковылял до камня и, усевшись на него, чтобы обсохнуть, продолжил: — Откуда ты знаешь, что я принц? На мне это совершенно точно нигде не написано. — А и было бы, я не умею читать ваши каракули. — Ну так? Брок хлопнул по поверхности воды хвостом, глядя на него снизу вверх, и усмехнулся. — Не хочу говорить. Просто знаю и все. — Ты сказал в самом начале, что являешься поклонником моей задницы. — И я не беру назад ни единого слова. Задница у тебя что надо, принц. — Ну скажи. — Неа. — Брок. — Просто знай, что снизу многое видно. Вы, люди, порой даже не представляете себе, сколько. Воды в нашем мире заметно больше, чем суши. Но вы отчего-то считаете себя тут хозяевами. Медленные, ограниченные в своей естественной среде обитания, загибающиеся то от жары, то от холода, вы имеете наглость лезть в стихию, которая… Океан жесток, Стив. Он за полный цикл топит столько кораблей, что мы невольно узнаем о людях больше, чем хотелось бы. Но ни один человек еще не вернулся из глубин, чтобы рассказать о нас. — Это значит, — Стив сглотнул, начиная стучать зубами от холода, — что ты меня не отпустишь? Чтобы я никому не рассказал? — А тебе кто-то поверит? Да и о чем ты можешь рассказать? Я не выдам тебе ни расположение наших владений, ни особых тайн, которые можно было бы использовать против нас. Я просто спарюсь с тобой столько раз, сколько захочу, и отпущу. Даже доставлю тебя к родному берегу. — Это же… — Далековато, согласен. Но не только у вас есть средства передвижения. До земель, в которых ты постоянно обитаешь, я тебя довезу. Стив подумал, что до ближайшей колонии его страны не меньше нескольких недель пути при попутном ветре, но промолчал — вопрос о том, откуда Брок вообще столько знает о нем, оставался открытым. *** Утром на берегу действительно оказался десяток крепких досок, плотно свернутый и засунутый в просмоленный мешок отрез яркой ткани, моток веревки и глиняное блюдо, скорее, даже глубокая миска, полная свежих плодов: манго, апельсинов и еще каких-то, в колючей кожуре. Стив видел такие на рынках, но так и не собрался попробовать. Брока нигде не было и, справедливо решив, что у того наверняка есть дела поважнее, чем нянчиться с ним, Стив занялся обустройством. Он не имел привычки что-то строить, но узлы вязал подходяще, да и плотничать во время долгих стоянок судна на ремонте приходилось. Отец бы не одобрил, конечно, но он был далеко, а потому Стив справедливо решил, что о чем тот не знает, то ему не повредит. Пригодилось. Здесь, на острове, в некоторых вопросах он мог рассчитывать исключительно на себя. Без Брока он бы, конечно, не прожил и недели. Остров был маленьким, у него не было ни оружия, ни навыка выживания в дикой природе (при дворе все было иначе, и вопрос о том, где сложнее остаться живым и относительно здоровым, оставался открытым), чтобы иметь хоть сколько-нибудь приличные шансы дождаться, пока мимо проплывет какой-нибудь корабль. Стив знал, что ждать можно было годами. Да и не будь Брока, он бы и тот шторм не пережил. Пошел бы на корм рыбам, и вся недолга. Поэтому сейчас он соорудил из досок и веревки довольно прочный навес, больше похожий на будку, на всякий случай покрыл его листьями с ближайшей пальмы, и, разорвав отрез ткани на несколько частей, из одной соорудил постель (даже подушку получилось сделать, измельчив, высушив листья на солнце и пустив их на набивку) а из другой что-то вроде накидки. Не то чтобы он стеснялся наготы, но солнце жгло нестерпимо, а его светлая кожа не была предназначена для такого климата, тут Брок был прав. А еще он теперь не боялся заходить в воду и за день исследовал дно вокруг острова на несколько десятков футов вокруг, найдя скопление камней, которые можно было вытащить на берег и использовать для выкладки очага, например, поймав несколько крабов и выудив парочку жемчужниц, лежавших не слишком глубоко: нырять Стив умел, но до ловцов жемчуга ему, конечно, было далековато. Брок появился к вечеру, без лишних слов всучил Стиву бутылку и повалил его на песок, будто только этого и ждал целый день. — Пей и дай мне тебя потрогать, — приказал он, отбрасывая дальше на берег сорванную со Стива накидку. — Мне не обязательно пить, чтобы… — начал Стив, и Брок, чуть отстранившись, взглянул ему в глаза. — Так ты вдруг стал благоразумным? — Или любопытным, — хмыкнул Стив, но, высвободившись, все-таки унес бутылку в свою будку. — Как твои дела, ты мне, конечно, не расскажешь? — А тебя они интересуют? — М… не особо. Но если ты вдруг пойдешь… как это у вас поэтически называется, — Стив пощелкал пальцами, будто пытаясь вспомнить. — О. Если ты вдруг займешь не свое место в вашей пищевой цепочке, то я застряну тут навсегда. Так что в некотором роде твои дела касаются и меня. Брок с прищуром оглядел его с ног до головы, будто решая, не перегрелся ли странный лягушонок на солнце, а потом, покрутив головой, приказал: — Давай в воду. Сегодня ночуем не здесь. — Я сегодня ночую на суше. У меня кожа просохла только к обеду. — Даже звучит отвратительно, — заметил Брок. — Хорошо. Спариваемся не здесь. Потом я тебя верну в твою… твой… как называется этот кошмар? — Дом. — Ты что-то путаешь, принц. Дом даже у людей выглядит не так. — Какой уж есть, — огрызнулся Стив. — И спать я хочу, укрывшись сухой тканью. На подушке. Не рискуя захлебнуться или заработать подагру. — Заработать что? — Болезнь такая. Суставов. Неизлечимая. Брок ухмыльнулся, давая понять, что думает о людях и их приспособленности к среде обитания и снова указал на воду. — Заходи давай. — Куда мы… — Вдохни поглубже и держись за плечи, — приказал Брок, не дав Стиву договорить. Они медленно (по меркам Брока) отплывали от острова, приближаясь к массивному коралловому рифу, о существовании которого Стив даже не подозревал: не забирался так далеко в своих изысканиях. Стив знал, что тот два раза повторять не будет, и, решив, что утонуть ему, скорее всего, не светит, сделал, как сказали. Брок с такой скоростью рванул куда-то вниз по сложной траектории, петляя между выступающими скалами и целыми рощами подводных растений, что Стив боялся, что не удержится за скользкие крепкие плечи, и его снесет потоком. Но меньше, чем через тридцать секунд Брок уже вынырнул и дал ему вдохнуть. — Где мы? — отдышавшись, спросил Стив. — Пещера? — Подводный грот, — ответил Брок, располагаясь на плоском камне, полого уходящем в темную воду. В гроте было прохладно, но светло от странных созданий, расположившихся на стенах. От них шло яркое неестественно голубое свечение. — Почему не на острове? — не то чтобы Стиву было важно, где, но замкнутое пространство, да еще такое, из которого он вряд ли сможет выбраться сам, нервировало. Брок раскинулся на камне, опустив в воду только плавник хвоста: длинный, идеально обтекаемый, потом, отстегнув перевязь с мечами, отложил их на камень и убрал руки за голову, глядя в низкий свод грота. — Видишь ли, Стив. Все живые существа во время спаривания оказываются беззащитными: снижается внимательность, притупляется осторожность, скорость реакции. Я же помимо всего прочего, еще довольно несдержан… эмоционально. Как оказалось. Звук под водой расходится на огромное расстояние, а я не хочу, чтобы мои враги, которых, к слову, у меня дофига, заинтересовались причиной моих воплей восторга и нашли тебя. Грот — замкнутое пространство, его стены удержат часть звуков, а те, что вырвутся, не разойдутся слишком далеко. — Удобное место, — заметил Стив с большим ядом в голосе, чем собирался. — Что ты, лягушонок, не ревнуй, — Брок усмехнулся. — Вы, люди, такие смешные. Не то чтобы я не понимал, почему вы норовите припрятать все вкусное только для себя, но ревность — это совсем уж глупо. Но если тебе станет легче, до тебя мне тащить кого-то сюда, чтобы спариться, не было необходимости. Во-первых, я не орал никогда так, как прошлой ночью, хорошо, что не под водой, а то наверное и у соседей слышно было бы, и, во-вторых, я ни в кого еще не хотел совать член так долго и основательно, как в тебя. Но не горю желанием, чтобы при этом мне откусили голову. Все, что может это сделать, сюда не влезет, а с остальным я справлюсь. Иди ко мне, мой горячий человек. У меня был пиздецки длинный, муторный день. И завтрашний будет не лучше. Я хочу забыть вкус крови в воде и вспомнить сладость твоей кожи. Начинаю понимать Тритона, который держит гарем. Иногда просто необходимо иметь кого-то, кто хочет с тобой потрахаться, а не рыскать каждый раз в поисках гуляющей самки. — Животные, — справедливо заметил Стив, но Брок только усмехнулся. — Я полукровка. А все остальные, скорее, рыбы. Кроме дельфинов. У тех гораздо больше от людей, чем последним хотелось бы. Например, круглый год ебаться для удовольствия, причем предлагать трахнуться всему, у чего есть, куда всунуть член, не особо разбирая, самец это или самка. — Богатая у тебя сексуальная жизнь. — Дельфины ласковые. В отличие от акул. Но мне все равно больше нравятся люди, — он дернул сидевшего выше Стива за щиколотку и притянул к себе по гладкому языку камня. — Некоторые из них нравятся настолько, что встающий член мешает мне плавать, — он провел ладонями по лицу Стива и поцеловал, скользя языком вглубь рта и начиная издавать те самые звуки, из-за которых они оказались под водой, в гроте, полном светящихся слизней. Романтика. Стив прикрыл глаза, настраиваясь. Он еще днем решил, что если ситуацию изменить нельзя, то нужно поменять свое к ней отношение. Брок не был с ним груб, он был даже в некоторых вопросах невиннее Стива, что, конечно, не уменьшало ни его опасности, ни агрессивности. И уж тем более не давало гарантии, что тот сдержит слово и отпустит его. Но вчера Стиву было хорошо. Может, конечно, от вина, но бутылки красного даже на голодный желудок было маловато для того, чтобы так поплыть. По всему выходило, что тяга к экзотике перешла в нем все человеческие границы. Да и черт с ней. — У тебя там все равно сухо, — Брок ласкал его член ладонью, периодически соскальзывая ниже, к заднице, осторожно касался плотно сжатых мышц кончиками пальцев и снова возвращался к члену. — У тебя там все время так? — Да, — выдохнул Стив ему в шею. — Я тебе уже говорил, что люди в большинстве своем не занимаются сексом с особями одного с собой пола. Во всяком случае, без… специальных средств. — Что за средства? — тут же заинтересовался Брок. — Я достану все, что угодно, только бы сунуть в тебя член, желательно не навредив ни тебе, ни себе. — Нужно, чтобы скользило, — немного смущаясь, пояснил Стив, вспоминая Жаклин, которая обожала подставлять попку. Она действительно умела получать от этого удовольствие и избегать таким образом нежелательной беременности. — Масло. Мазь на жировой основе. — О, — только и сказал Брок и перевернул его на живот, раскрыл ладонями ягодицы и наверняка с интересом осмотрел фронт работ, нежно обвел пальцами вход, коснулся концом прохладного члена, потерся им о ягодицу, сладко выдыхая, и неожиданно отпустил. — Я быстро. Отползи подальше от воды, лягушонок. Просто на всякий случай. И ничего не бойся. Стив не успел его послать в лучших традициях матросни — тот просто растворился под водой, прихватив свои мечи, оставив его одного, возбужденного и злого в чертовом гроте на чертовой глубине. Прекрасно. Брок действительно вернулся через четверть часа, и, вынырнув, выставил на камень небольшую бутылочку темного стекла. — Масло, — с гордостью произнес он. — Иди, наконец, ко мне, лягушонок. Дай я тебя потрогаю. Везде. Как чертов дельфин хочу о тебя потереться, сплестись. Даже кусать не буду. Ты же не уплывешь? — Куда, интересно? — саркастично поинтересовался Стив, успевший продрогнуть. — Я пока отсюда выплыву, сто раз задохнусь. Брок странно на него посмотрел, будто хотел что-то сказать, предложить, но в последний момент передумал. — Замерз? — удивился Брок, разглядывая его взявшуюся мурашками кожу. — Владыка, какой же ты… иди сюда. Брок плеснул на ладони немного масла и принялся растирать Стива, с силой, интенсивно, так, что уже через десяток минут кожа горела, а сам он снова был нелогично возбужден. — Да, кокосик, теперь ты скользкий, как юная самочка, готовая к спариванию. — Иди… к черту… — простонал Стив, когда тот скользкой ладонью обхватил его член и чуть царапнул когтями за яйцами. — Брок, черт, господи… — Сейчас. Подскажи мне немного. Как тебе нравится? Я хочу много раз. С тобой. Мой горячий. Хочу, чтобы тебе нравилось. Давай же. Стив, прогнувшись в спине, неловко вылил масло себе на пальцы, вспоминая, как это делала Жаклин, и направил в себя сразу два. Члены у Брока были узкие и длинные, как стилеты, двух пальцев должно было хватить. Если, конечно, он будет совать их по одному, а не оба сразу. Ощущения были так себе, но от взгляда Брока, ощущавшегося, как солнечный луч, от всей странности происходящего, от аккуратности поглаживающей его член руки, приятного было все же больше. Все это доставляло ему какое-то неизведанное до этого момента наслаждение: никто и никогда в его мире не решился бы сделать с ним то, что вот-вот сделает Брок. Потому, что устроен просто, примитивно и не понимает, почему нельзя делать что-то, если это доставляет удовольствие. Простой животный принцип почему-то работал тут, в гроте, в то время как в родном мире, среди людей, приносил только неприятности и разочарования. — Себе… тоже, — выдохнул Стив, укладываясь грудью на камень. Сейчас его прохлада ощущалась приятно — все тело горело от желания и предвкушения, кровь бежала быстрее от каждого странного стона Брока — низкого и нечеловеческого. — Горячий… — Брок повторял и повторял это слово, пока, направляемый Стивом, медленно толкался в него, проявляя завидное терпение. Стив видел, как спариваются животные: терпением там и не пахло. Как и желанием самца сделать хорошо не только себе. — Узко. Как же в тебе горячо и узко, лягушонок. Опустись ниже. Ложись. Только не придави себе ничего. Под водой проще. Владыка, как бы я хотел сплестись с тобой там. Прижать к себе тебя, такого горячего, и парить между скал, чтобы все видели, что ты мой. Красивый. Горячий. Стив. Он был твердым, и Стив порадовался, что размеры позволяли не беспокоиться о целостности задницы. Было странно и хорошо от горячечных, отрывистых слов Брока, чем дальше, тем все менее понятных, сливавшихся друг с другом, превращавшихся в нарастающий гул низких нот. Он мелко, жадно толкался в него, терся всем телом, скользя по покрытой маслом спине, прикусывая плечо, не больно, но крепко, будто удерживая, и лаская член в узком зазоре между животом Стива и камнем. — Лягушоночек, я в тебя, я хочу наполнить тебя… Твое узкое горячее нутро. Собой. Семенем. Жизнью… Можно мне… Подводные черти, да… Горячо… Сладко. Ты самый сладкий. Ни одна женщина… вообще никто… Прими меня… Давай же… Внутри стало скользко, Брок прикусил-таки ему плечо до крови, и от смеси ощущений Стив кончил так сладко, почти до боли выгибаясь под тяжелым телом, что чуть не ударился головой о камень. Брок ревел на низких нотах, которые были почти не слышны человеческому уху, но вызывали странную дрожь, пробиравшую до нутра, до самой сердцевины, заставляя входить в резонанс с миром, окружавшим их, слышать его. — Больно? — спросил Брок, обводя укус. Он все еще был в Стиве, и от этого по телу проходили мелкие сладкие судороги, будто отголоски удовольствия. — Нет, — Стив повел плечом, пробуя. — Инстинкт? — Обычно я контролирую. Но ты… — он выскользнул из него, коснувшись губами укуса, и лег рядом, — перебиваешь весь контроль. Все морским конькам под хвост. Стив усмехнулся, прислушиваясь к себе. Если бы он лег под человека, то сейчас перебирал бы в голове самые плохие варианты развития ситуации, думал бы, как случившееся можно использовать против него, и что его любовнику может быть нужно. Но сейчас в голове стояла блаженная тишина, а телу было просто хорошо. До звона, до предельного расслабления всех мышц. Ни разу еще после секса Стив не чувствовал такого облегчения, граничившего с эйфорией. Что ж, приходилось признать, что подчиниться обстоятельствам было не такой уж ошибкой. Оставалось надеяться, что и в остальном Брок сдержит слово. Думать о возвращении откровенно не хотелось. Он лежал, голый, разгоряченный на камне в богом забытом гроте, обнявшись с любовником, о котором знал только, что тот не человек, и ощущал, что хрупкий барьер из цивилизованности, всю жизнь заставлявший его паковаться в тесную одежду и обувь, быть джентльменом и соблюдать приличия, рухнул. — Я окунусь — шкура пересыхает, — сказал Брок, целуя его в плечо, — и назад. Хочу снова. — Я с тобой. Из меня течет. Брок привалился к нему всем телом, потрогал влажные бедра, оскалился, прикрывая глаза, и сунул в него два пальца. — Поплыли. Они целовались, периодически погружаясь под воду с головой, но Стив отчего-то не захлебывался, ему удавалось то ли задерживать дыхание достаточно долго, то ли не дышать вообще. Брок в воде был стремительным, гибким, и это так разительно отличалось от его неуклюжести на суше, что Стив именно в этот момент остро ощутил, что они из разных миров. Особенно когда Брок, целуя, не забывал периодически выталкивать его наверх, давая вдохнуть. Стиву иррационально нравилось под водой. Он поймал себя на том, что тоже хотел бы быть двоякодышащим, как Брок, только с возможностью дольше пребывать на суше. В воде он был свободным. Там все было по-другому: иначе ощущались прикосновения, и то, как Брок терся о него всем телом, нежно и невесомо, прижимая к себе, то, как смазано ощущалось земное тяготение, какими легкими были их тела.. Брок показал наверх, потянул Стива за собой, прижал грудью к камню и раздвинул ягодицы ладонями. — Хочу так, в воде. Хочу тебя. — Не выйдет, наверное, — задыхаясь, ответил Стив, — скользить… не будет. — Проверим? — Брок нежно надавил на все еще расслабленные мышцы и вошел — масло, смешанное с семенем, еще оставалось внутри. — Да, вот так. Когда-нибудь я буду кружиться с тобой внизу, вздымая тучи песка, невесомо касаясь гладкой кожи, соединяясь и снова разъединяясь, пока не прижму к дну, жадно толкаясь в твою узкую задницу. Как я хочу этого, лягушонок, ты бы знал. Стив задохнулся, когда Брок обхватил ладонью его член, и снова потерялся в чуть смазанном из-за воды, приглушенном удовольствии. Брок кончил первым, снова прикусив плечо, но на этот раз без повреждений, и его странный крик много раз отразился от низкого свода, а потом скрылся под водой, ощупывая Стива с ног до головы, ласкаясь всем телом, пока не вылизал его всего и не обхватил ртом член, легко забирая до самого горла. Стив кричал, извиваясь в крепкой хватке, искал и никак не мог найти твердую точку опоры в незнакомой, переменчивой среде, но упорство Брока все-таки выжало его, оставив без сил. — Ты вкусный, — поделился впечатлениями Брок, едва вынырнув. Стив проследил взглядом исчезнувшую пленку третьего века, придававшую ему немного инфернальный вид, и устало откинулся на камень, зная, что Брок удержит. — Я все-таки хочу спариться с тобой под водой. — Только если тебя устроит моя агония вместо эйфории. — Я что-нибудь придумаю, — пообещал ему Брок. — А пока вдохни как следует, поплывем обратно. Заваливаясь через полчаса на твердую, но вполне человеческую постель, Стив думал о том, как это — спать, ощущая всем своим существом вечность огромного живого океана. *** — Что это? — спросил Стив, доедая откуда-то добытую Броком дыню, и вернул ему небольшой кулон в форме акулы на длинной цепочке. Брок, хмыкнув, чуть помедлил с ответом, и это Стива сразу насторожило. Он торчал на чертовом острове уже около месяца, привыкнув ходить голым и большую часть суток проводить в воде, то ныряя за крабами и жемчужницами, то перенимая у Брока манеру плавать, загребая сразу обеими ногами, как хвостом, то бездумно предаваясь любви иногда по десятку раз за сутки — жаркий климат всегда донельзя усиливал его либидо, и в кои-то веки Стив на это не жаловался — секс был одним из немногих удовольствий, доступных ему в этой глуши. — Это зелье, — наконец, ответил ему Брок. — Мне обещали, что одного глотка хватит на час пребывания под водой. Стив отложил дынную корку, неаристократично утер рот тыльной стороной ладони и снова взял в руки протянутый Броком кулон. — Ты уверен, что оно действует? — Нет. Именно это я не проверял, но знаю, что Ванда уже делала такое для… другого человека. — И он мог дышать под водой? — Мог, — Брок смотрел на него внимательно, как всегда в последнее время, и Стиву постоянно чудилась в его взгляде какая-то тоска, причин которой он не мог понять. На попытки расспросить Брок отшучивался и наваливался сверху приятной тяжестью. Не то чтобы Стив хоть раз оказывался против, но тревога Брока невольно передавалась и ему. — Ванда — это знахарка? — Ведьма, — как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил Брок. — Одна из сильнейших. — Ты веришь в колдовство? — удивился Стив, потому что Брок всегда казался ему существом сугубо рациональным, лишенным романтического бреда и веры в чудеса. — Сложно не верить в то, с чем сталкиваешься постоянно. Ты попробуешь? Риск отравиться варевом какой-то шарлатанки был огромен, но в интонациях Брока было столько невысказанной просьбы, затаенной надежды, что Стив только кивнул. День был жарким, и если чудо все-таки случится, он сможет оставаться под водой целый час. Он давно хотел взглянуть поближе на коралловый риф, но ничего не успевал толком рассмотреть — заканчивался кислород, к которому он был привязан, как древний гребец к кораблю. — Доем и глотну твоего варева. Одно условие. Даже не условие — просьба, — Стив сполоснул руки в прозрачной воде отмели, на которой они сидели, и притянул Брока к себе. — Я возьму тебя. Там, под водой. Буду в тебе. Я знаю, что это возможно, — он погладил плотно сомкнутое отверстие между плавниками, обрамляющими члены, и поцеловал Брока в шею. Тот был странно напряжен, будто раздумывал над сказанным, а потом повалил Стива на песок, покрывая жадными поцелуями лицо и шею, что-то говоря, наверное, но Стив не мог разобрать слов: слышал только какой-то адский скрежет и низкое, утробное рычание. — Это “да”? — Доедай, или я начну это делать прямо сейчас. С тобой. Почему я постоянно тебя хочу? С любым другим давно бы наигрался, а от тебя оторваться не могу, готов высохнуть, как мясо на ветру, лишь бы хоть раз провести с тобой всю ночь. Чувствовать, какой ты горячий, гладкий, отзывчивый. Понимаю этих блядских дельфинов, которые любятся постоянно. Не понимаю другого — почему ты? Стив хотел напомнить Броку о его обещании вернуть его домой, но момент был неподходящим, а потому он привычно выбросил из головы все неприятные мысли о будущем и взял еще ломтик дыни. При таком образе жизни ему постоянно хотелось есть. И даже уже было все равно, что: он отучился быть переборчивым. Достаточно стало просто съесть столько, чтобы хватало сил на все задуманное: на охоту, изучение подводного мира и на Брока. Пожалуй, на Брока даже в первую очередь. Повесив флакон на шею, Стив вошел в воду по грудь и посмотрел на Брока. Тому было неудобно на такой малой глубине — длинный хвост не позволял зависнуть вертикально, а вытянуться параллельно дну он не мог, потому что должен был дать Стиву инструкции. — Твердо стоишь? — спросил Брок, подворачивая хвост. — Поначалу надо чувствовать почву, а то навредишь себе с перепугу. — У меня прорежутся жабры? — Да. И глаза перестроятся, но к этому всему надо привыкнуть, — Брок все-таки стремительно нарезал круг и вернулся. — Слушай. Открываешь пробку. Делаешь большой глоток. Закрываешь пробку и выдыхаешь весь воздух, прямо чтобы легкие слиплись, сечешь? — Секу. — Потом не вдыхаешь. По первости, думаю, будет больно, все-таки жабры это прорези в теле. Ощущение будет, будто тебе на голову надели плотный мешок. Когда легкими вдохнуть уже не сможешь, ныряй, я тебя поймаю. Как дышать водой, я тебя научу. Если скажу сейчас, ты передумаешь. — Не передумаю, — упрямо возразил Стив, хотя сомнения у него, конечно же, были. Но он так хотел взглянуть на подводный мир, хоть на самый его краешек, что готов был выпить все, что угодно. — На счет три. И про пробку не забудь. Выльешь — ведьма больше не даст. Она и так… — Что? — Ничего. Раз. Два. Три! Стив открыл флакон, глотнул варева, оказавшегося на вкус солено-горьким, как смесь соли и крови, закупорил пробку и выдохнул так, как не выдыхал никогда: до боли и бросившейся в лицо крови. — Терпи, — Стив покачнулся, когда вдоль ребер будто полоснули острым ножом, он даже хотел попробовать, потрогать пальцами, но Брок ему не дал: сгреб в объятия и уволок глубже, все время повторяя “не вдыхай, не вдыхай”. Стиву казалось, он вот-вот задохнется, если жадно не втянет живительный воздух, не насытит им бьющееся в агонии тело. Он даже успел подумать, что как-то уж больно затейливо Брок решил его убить, но тут они, наконец, погрузились под воду, и Стив сквозь грохот в ушах услышал голос, странно звучащий под толщей прозрачной воды: — Можно. Ртом. Как воздух. Стиву казалось, он захлебнется сразу же, как наберет полные легкие воды, но инстинкт сработал за него: он жадно втянул в себя живительную влагу и открыл глаза. Брок улыбался, скаля зубы и смешно открывая рот, чтобы прогнать сквозь себя воду. Жабры на его боках мерно приоткрывались, выпуская ее, а чуть более длинные на макушке волосы плавали вокруг его головы, как темный нимб. — Не выдыхай, — приглушенно сказал Брок, и Стив почувствовал его голос всем телом, будто был бубном в умелых руках шамана. Вода гладила его, несла звук, разливающийся вокруг приятными касаниями, будто Брок уже ласкал его, делая своим. — Проталкивай воду дальше и набирай новую. И не разевай так рот, подавишься кем-нибудь недостаточно быстрым и крупным. Едва Стив приспособился, перестроившись и перестав контролировать каждый вдох, как Брок, усмехаясь, сказал: — Слушай. И Стив замер, зависнув в толще воды, как муха в янтаре, и закрыл глаза. Казалось, его тело превратилось в сверхчувствительный прибор, настроенный на Океан. Он чувствовал его дыхание, наконец-то осознавал его силу, мощь и вечность. Слышал шорох песка, постоянно перемешиваемого прибоем, далекую перекличку дельфинов, едва слышную, нежную, и шелест подводной травы. Огромный новый мир лежал перед ним, раскинувшись, приглашая, но Стив чувствовал себя слабым и неуклюжим в нем. Будто только что родившийся щенок, слепой и беззащитный. — Держись, — Брок протянул ему руку и увлек за собой. Стив чуть приоткрыл рот, позволяя стремительному потоку воды напитывать его тело растворенным в воде воздухом, и с удивлением понял, что различает тысячи оттенков вкуса. В этой мешанине непросто было разобраться, и он ощущал себя так, будто в него тонкой струйкой втекает коллекционное вино, меняющее букет и послевкусия раньше, чем он может разобрать, что к чему. Но основной нотой в этой какофонии была приятная солоноватая горечь, переходящая в сладость — такой вкус был у кожи Брока. — А, распробовал? — Брок перевернулся животом вверх, притягивая Стива к себе, закручивая их обоих в широкую спираль, отчего отросшие волосы лезли Стиву в глаза, и поцеловал. Под водой, где дышали водой, поцелуй вышел совсем другим. Вода была везде, и во рту тоже, но Стив остро чувствовал ставший родным вкус, притом не только языком, а, казалось, всем телом, как звук. И от остроты, от обилия ощущений, он застонал, по привычке пытаясь выдохнуть. — Ну-ну. Мы не выдыхаем, — усмехнулся Брок. — Всегда только вдох, но длинный, проходящий сквозь тело. Дай воде течь сквозь тебя. Привыкнешь. Но пока не говори. Собьешься, занервничаешь и навредишь себе. Стив хотел спросить, как же он должен выражать чувства, но Брок снова притянул его к себе. — Я тебя пойму. И время не пропущу, не переживай. Стив открыл рот, чтобы ответить, и закрыл его. Час без разговоров он переживет, особенно, если найдутся занятия поинтереснее. Брок невесомо терся об него, гладил, удерживая под водой, но Стив с удивлением понял, что и так не спешит всплывать, может легко менять глубину погружения, не рискуя оказаться у поверхности раньше, чем хочется. — Без воздуха внутри ты тяжелее, — пояснил Брок, и Стив с улыбкой кивнул — он все никак не мог привыкнуть к его голосу, звучавшему, казалось, прямо в венах, отдававшемуся внутри, как музыка. — Держись за меня, мой медленный лягушонок, покажу тебе одно местечко. Он перевернулся так, чтобы Стив оказался спиной вниз, и положил его руки себе на плечи. Когда он рванул с места так, что у Стива глаза сами собой закрылись от напора рассекаемой их телами воды, пришлось приложить серьезные усилия, чтобы удержаться, их прижало животами друг к другу и это было хорошо. Стива возбуждала чужая сила, способность легко покрывать огромные расстояния, восхищала пластика длинного тела, его мощь, так что к тому времени, как они добрались до “местечка”, его тело было будто соткано из золотого солнечного света, ярким пятном просвечивавшего сквозь толщу воды, не ослепляя, почти не грея, но аккуратными мазками оттеняя каждый выступ белой скалы, каждое колебание жестких коричневых водорослей. Свет проходил сквозь полупрозрачных медуз, масляно блестел на чешуе ярких рыб, и в нем, в этом ярком пятне, Брок казался богом. Чудом, которое отчего-то стало доступным простым смертным. — Здесь, — Брок снова закрутил их, прикусил плечо около своей метки, побледневшей, но отчетливо видимой на загорелой коже, и Стив почувствовал под лопатками мелкий песок, волнисто-твердый и вместе с тем — шелково-гладкий, оседающий на коже невесомой пылью. — Ты такой бледный, почти с песком сливаешься, лягушонок. — Маскировка, — кое-как выговорил Стив, одним горлом, стараясь не выдыхать. — Точно, — Брок завис в нескольких дюймах над ним, а потом легко опустился сверху, потерся всем телом и поцеловал. Вода вокруг пахла Броком, его горьковатой свежей солью, и от этого вкуса или запаха — Стив не разобрал — его вело, как в первый раз. — Я тебя, — выдохнул Брок. — Давай сначала я — тебя. Хочу этого один черт весть, сколько. Стив выгнулся, привычно принимая его, и с удивлением почувствовал, что Брок скользнул в него без малейших усилий, будто Стив был создан для этого — любиться с ним, укрывшись толщей прозрачной вкусной воды, наполняя ее своим голосом, вкусом их близости, ловя в ответ слабые отголоски чужих песен и радости, будто Океан знал все о каждом из своих детей и ласкал их, покачивая на больших ладонях. Стив старался не кричать, потому что не контролировал дыхание, но знал, что из его горла все равно вырываются почти неслышные под водой звуки, и когда Брок, прижав его к себе, закружил их обоих, купая в ярком пятне пламенеющего в верхнем мире Солнца, соединяя их перед всеми, жадно делая своим, Стив почти отключился от силы резонанса с окружающим миром, от ощущения себя его частью. У воды был вкус их семени. Сладкий и чуть приторный. Стив, все еще ощущая Брока в себе, знал, что этот вкус расходится от них с каждой волной, всем и каждому сообщая, как им хорошо вместе. Обновленная метка на плече слабо сочилась кровью, напитывая воду, и Стив пил и пил этот новый вкус, зная, что теперь всегда узнает его, что бы ни произошло и сколько бы лет ни минуло. — Жив? — спросил у него Брок, отводя от лица волосы, колебавшиеся в воде, как тонкие молодые водоросли. Стив кивнул и обвел по контуру его губы, стараясь запомнить форму. Подумал, что у Брока сейчас очень темные глаза с неподвижным черным зрачком, но отчего-то ему не было ни страшно, ни дико. Брок был его. И он сам впервые в жизни принадлежал еще кому-то, кроме себя самого и год назад почившего Баки. — Тогда наоборот? — Брок легко перевернул их, вжал Стива лицом себе в шею, погладил член, будто проверяя его твердость, и направил в себя. Стиву хотелось навалиться на него всей тяжестью, но вода зыбко колебалась вокруг, делая легким, позволяя соединяться, толкаясь в прохладное ускользающее нутро, едва соприкасаясь телами. Хотелось сжать Брока до хруста, оставляя отметины на упругой гладкой коже, пометить его. Стив вцепился в него, обхватив ногами, подчиняясь странному инстинкту, прижал его к скале, обдирая ладони о выступы, за которые силился зацепиться, и брал, брал покорного, прикрывшего глаза любовника, с замиранием сердца ощущая его податливую тяжесть, тесноту его тела, чуть более прохладного, чем его собственное, и оттого еще более возбуждающего, родного до последнего изгиба мощного хвоста. У Брока тоже стояло: один из членов остро торчал вверх, и Стив, оттолкнувшись от скалы, загреб руками, отдаваясь слабому придонному течению воды, обнял Брока за плечи, продолжая жарко, быстро толкаться в него, чувствуя, как тот безвольно, сладко выгибается под ним, слабо шевеля хвостом, даже не пытаясь вырваться или отстоять свое главенство. Стив понял, о чем просил Брок, когда готов был излиться в него самый первый раз — наполнить его собой. Жизнью. Именно так это ощущалось тут, на глубине. Совсем иначе, чем у вечно все усложняющих людей. — Я тебя люблю, — одними губами произнес Стив, зная, что говорит правду. Брок лениво шевелил хвостом, закрыв глаза, не давая течению совсем уж далеко отнести их от облюбованной скалы, и улыбался. Наверняка он не слышал признания или не понимал, что оно означает. В мире, где все искренне радовались простым физическим проявлениям более сложного и наверняка никому не нужного здесь чувства, они были пустым колыханием воды. Брок, приоткрыв один глаз, поймал ртом какую-то водоросль, отмахнулся от стайки мелких рыбешек, привлеченных, видимо, изменившимся вкусом воды, и поцеловал Стива, не спеша выпускать его из себя. — Ты горячий, — довольно сказал он. — Не только в смысле температуры тела. Я бы предложил продолжить, но, наверное, уже на берегу. Несколькими мощными гребками рук он направил их вверх, прямо к яркому солнечному пятну, раздробленному на сотни мелких бликов, и у самой поверхности сказал: — Обратная ситуация. Вытолкни всю воду и не глотай больше, пока жабры не закроются. Обратный процесс неприятный, воздух будет казаться сухим и скребущим изнутри. Но… Готов? Стив вытолкнул из легких воду, еще раз открыл рот, даже язык высунул, чтобы почувствовать вкус Брока, но не ощутил ничего, кроме привычной соли морской воды. Чудо кончилось. *** Однажды, вынырнув после многочасовой отлучки в ставший родным подводный мир, Стив обнаружил, что наверху идет дождь. За несколько месяцев чуда он так привык к теплу и прогретой солнцем воде, что очень удивился реальности. Брок появился к вечеру. Он вообще часто отлучался по своим таинственным делам, неизменно оставляя Стива под присмотром трех здоровенных акул, не выпускавших его за пределы очерченного Броком круга радиусом в несколько миль вокруг острова. Стив догадывался, что племя Брока не самое мирное, и наверняка у него много врагов, так что даже не пытался уплыть куда-то к черту на рога или обмануть свою охрану. Дождь будто вернул его из сказки в холодную реальность: даже в тропиках бывает очень неприятное время года, почти зима, когда вода не остывает, но на суше (если раскисшую, частично затопленную землю можно назвать сушей, конечно) становится сыро и неуютно. — Да, — произнес Брок у него за спиной. — Время вышло, лягушонок. Тебе пора домой. Стив оглянулся на него, отчаянно сжимая в который раз опустевший флакон из-под зелья, несколько месяцев подряд позволявшего ему забыть, кто он и откуда, и хотел уже возразить, но Брок поцеловал его — длинно, жадно — прикусил губу, смешивая их вкус, и прошептал: — Спи. Я и так тянул до последнего. Тут становится холодно для таких горячих, как ты. Спи. Я всегда держу слово. Я буду помнить твое имя, Стив. Всегда буду помнить. Тебя всего. *** Стив приходил в себя медленно, как после продолжительной болезни. Лежать было мягко, тепло и… сухо. Он с трудом открыл глаза, надеясь обнаружить себя в уютном гроте, выложенном мягким песком, но вокруг были вполне рукотворные стены с очень знакомым рисунком. — Хвала Господу, — произнес знакомый женский голос. — Ваше Высочество… Стив с трудом перекатил голову по подушке и, еле сфокусировав взгляд, увидел Пегги. Вернее, леди Маргарет, конечно. Его невесту. — Пегги, — хрипло произнес он, с трудом вспоминая, что нужно выдыхать, а не просто напрягать связки. — Как я… — Тебя подобрало наше военное судно у самой границы. В сотнях миль от… места крушения. Ты был в цветной одежде дальних островных племен. Доктор Эрскин говорит, у тебя может быть потеря памяти. Ты правда ничего не помнишь? Стиву вспомнились всполохи солнца, пробивающегося сквозь толщу воды, тугая прохлада сильного тела, стремительный танец длинного черного хвоста, ощущение счастья, бьющихся в тело волн. За окном ослепительно полыхнуло, осветив комнату бледным голубоватым светом, и Стив вспомнил грот, отражающийся от его стен рев, низкий, как громовые раскаты, и острое ощущение принадлежности. — Правда ничего. Какое сегодня число, Пегги? — Двадцать восьмое декабря. Две недели, как тебя нашли, и почти четыре месяца с тех пор, как тебя смыло за борт. — “Отважный” спасся? — Да, — Пегги приложила платок к влажным глазам и серьезно посмотрела на Стива. — Капитана отдали под суд за то, что ты… Что тебя считали погибшим. — Наверное, меня прибило к какому-нибудь обитаемому острову, — еле ворочая языком, произнес Стив, вспоминая вкус Океана. Горьковатой соли, въевшийся в самую его суть. — Со мной что-нибудь было? — Да, — Пегги выдвинула ящик конторки, заставленной пузырьками с лекарствами, и аккуратно положила на постель кожаный мешок величиной с две его ладони. Стив развязал шнурки непослушными пальцами, и на одеяло градом посыпались крупные жемчужины. Последним выпал флакон в форме акулы на длинной цепочке. В нем плескалась темная, как кровь, жидкость. — Девяносто жемчужин, целое состояние, — прокомментировала Пегги. — Ты был у пиратов? — Я не помню, Пеггс, — Стив с улыбкой сжал флакон в кулаке и ссыпал жемчуг обратно в мешок. Девяносто жемчужин. Девяносто восхитительных дней, полностью изменивших его. И шанс передумать. Вернуть Броку его слово. — Капитан, кстати, ни в чем не виноват, я нарушил прямой приказ. — Наместник Его Величества разберется, — вздохнула Пегги и наклонилась к нему. Ее губы были мягкими и сладкими, как позабытые конфеты. — Отдыхай, я сообщу, что ты очнулся, — сказала она и вышла. Стив, приподнявшись, выглянул в окно, гадая, не мерещится ли ему в грохоте близкого океана знакомый голос, с тоской поющий о любви. *** — Я тебя не отпущу, — Пегги, злая, как черт, вцепилась ему в руку, оставляя на коже отпечатки ногтей — быстро наливающиеся кровью полумесяцы. — Ты уже один раз… Океан не прощает ошибок. Он тебя уже один раз предупредил! — Глупости, Пеггс, — Стив видел только спокойную синь перед собой, ощущал движение слабого пока ветра, натягивающего паруса, и далекий шум прибоя. На самой границе слышимости — высокие голоса дельфинов, вечно полных любви и жажды. — Я не могу на берегу. Я просто сойду с ума. — Стив, я никогда и ни о чем тебя… — Оставь его, Маргарет, — раздался за спиной голос Говарда, — он помечен акульим богом, на берегу его не удержать, даже заточив в башне. — Кем? — спросил Стив, с трудом отводя взгляд от голубой глади, давно ставшей его настоящим домом. И он хотел обратно. Теперь, когда тоскливые дожди прекратились, это желание стало просто невыносимым, крепло день ото дня, ощущалось, как зуд от тонкого налета соли на подсохшей коже, как желание прохлады в знойный полдень. — Вот это, — Говард подошел ближе, обдавая запахом дорогого табака и одеколона, коснулся плеча Стива под приличными слоями тесной одежды, но метка, оставленная зубами Брока, вспыхнула все равно, отдаваясь во всем теле сладостной тянущей болью и желанием. — Моряки говорят, что Океан не отдает то, что успел попробовать. Ты конченый человек, Стив. Или… не вполне человек? Стив взглянул в его темные глаза, так напоминавшие глаза его сестры, и ему почудились в них слабые отблески потустороннего огня, какого-то неведомого простым людям знания, чертовщинки. — Думаю, я все же слишком человек, — Стив вложил в руку Говарда мешок с жемчужинами и улыбнулся. — Берегите друг друга. Не повторяйте моих ошибок. Я Баки… не удержал. — Ты будто прощаешься, — обвиняюще произнесла Пегги и всхлипнула, выходя из образа холодной герцогини. — Стив… — Ну что ты, моя дорогая. Вернусь и закатим бал. Будем танцевать до самого утра. — Ты отвратительно танцуешь, — сквозь слезы улыбнулась Пегги, уже зная, что видит его в последний раз. — Но я не оставляю надежды тебя научить. Королевский фрегат, развернув паруса, вырвался из тесного порта на свободу, унося Стива от ставших чужими берегов. Туда, где, возможно, его ждали. Когда, не обращая внимания на окрик капитана, он сиганул в ласковую воду, в полете выдыхая максимально, привычно освобождая легкие от воздуха, он знал, что знакомые руки подхватят его на полпути — он видел в глубине стремительный росчерк знакомой тени. Он был дома. *** — Думаю, нам нужно поехать в отпуск вместе, — Стив отложил толстую папку отчета и устало потер глаза. Брок, почти задремавший в кресле, знакомо выгнул бровь и уставился на него, будто у Стива отросла вторая голова. — Роджерс, ты в своем уме? — Да. Наверное. Что я такого сказал? — Готов выйти из шкафа? — Я туда не заходил. Скрывать то, что мы вместе, было не моей идеей, а твоей. Брок знакомо прищурился, закуривая, и на Стива снова накатило чувство странного дежавю. Будто они были знакомы очень, очень давно, знали друг друга наизусть, но отчего-то забыли. Отвлеклись на что-то неважное и потеряли друг друга. — И куда ты хочешь поехать, мой Капитан? Какой-нибудь пафосный курорт? Ранчо в Техасе? Лас-Вегас? — Нет, — Стив, поднявшись, обошел стол и, выдернув тяжелого, все еще сонного Брока из кресла, прижал его к себе. — Я хочу в Океанию. На необитаемый остров. Хочу нырять до одури и заниматься любовью прямо на песке. На каком-нибудь камне, торчащем из океана, как… Хочу быть голым и свободным. Быть твоим. Лицо Брока стало нечитаемым, он знакомо приподнял верхнюю губу, и Стиву на короткий миг почудилось, что он увидит острые клыки вместо ровного ряда идеально белых зубов. Но наваждение быстро пропало, Брок схватил его за задницу, явно намереваясь перенести все обсуждения в спальню, но Стив удержал его, тронул за подбородок, заставляя посмотреть в глаза, впервые чувствуя неправильность даже той небольшой разницы в росте, что у них была. — Я знаю, ты не любишь воду, но горнолыжные курорты летом — это отдельный вид извращения, к которому я не готов даже после полугода с тобой в одной постели. Ты поедешь со мной? — К океану, — без вопросительной интонации произнес Брок. — Да. — Без Барнса. — Ага. — Купаться голыми. — Абсолютно. — Трахаться на песке, чтобы этот самый песок забивался не только в рот, но и в жопу. — Брок… — Поеду. Поеду, Роджерс. И ты знал об этом еще до того, как спросил. Стиву казалось неправильным это официальное “Роджерс”, будто на его месте должно было быть какое-то ласковое, глупое прозвище, необидное и теплое. Что-то только для них двоих. — Я закажу билеты, — в губы ему произнес Стив, чувствуя себя по-идиотски, неконтролируемо счастливым и цельным. Он хотел к океану, и внутри него это слово отчего-то звучало сильно и полно. Так, будто должно было писаться с заглавной буквы. Океан. Дом. *** — Это действительно необитаемый остров, — констатировал Брок, садясь рядом с ним на отмель. Песок знакомо обтекал бедра, и нанырявшийся до одури Стив сладко потянулся на нем, будто привык даже спать так — укрывшись легкой переменчивой волной, прижимаясь во сне к кому-то важному. Брок здесь казался знакомо неправильным, будто попавшим с другой страницы сказочным героем, вынужденно застрявшем среди людей. И то, как он обходил воду, с какой тоской смотрел вдаль, делая вид, что обустраивает лагерь, делало Стиву больно на каком-то ином уровне. Внутри. — Я не нарушаю обещаний, — улыбнулся ему Стив и, дернув за ногу, подмял под себя, навалился сверху, будто удивляясь, что победил так легко. Губы Брока отдавали знакомой соленой горечью, и здесь, у океана, это казалось по-особенному правильным. — Знаешь, — сказал вдруг Стив, боясь, что Брок не поймет, но молчать у него уже не было сил, — мне иногда кажется, что все это уже было. И пляж, и вода, и ты. Что я знаю тебя сотню лет, и люблю столько же. Что когда-то мир, как и мы, был другим. Что мы были свободными. Я слышу в прибое… Что такое, Брок? Лицо Брока исказилось от боли, будто Стив ненароком надавил на застарелый шрам, все еще нывший на перемену погоды, как у старого морского волка, вынужденного доживать на берегу слишком спокойную старость. — Ничего. Просто иногда ты такой выдумщик, лягушонок. — Что? Что? Брок, Брок ты… Господи… Воспоминания нахлынули на него, как прилив: мощно, неотвратимо. Они сплетаются в глубине, в самом сердце солнечного пятна, голые, свободные, как любвеобильные дельфины, Океан течет сквозь все существо Стива, наполняя его жизнью, говоря с ним обо всем на свете. У воды вкус Брока — горький и чуть солоноватый, и это значит, что Брок рядом, несется стремительной тенью к нему. Он прыгает с реи, почти разбиваясь о твердую гладь Океана, капает в воду свою кровь из проколотого острым концом флакона пальца, зная, что Брок почует его за много миль, узнает его вкус так же, как и всегда. И делает сразу несколько больших глотков, почти осушая бутылку. И погружается все глубже и глубже, ощущая, как уши закладывает от перемены давления и восторга — он дома. Темные волосы год назад якобы утонувшего Баки развеваются темным облаком, и тот улыбается, улыбается ему и беззвучно кричит на высоких нотах, и его крик Стив чувствует всем телом. Красные глаза Ванды, ведьмы, делавшей для него зелье из крови Брока, ее длинные щупальца, собственнически оплетающие красивое тело Баки, вкус их близости, разлитый в воде, как сладкий яд, и короткий оскал Брока: “не мешай”. Хижина у самой кромки прибоя на большом острове, две узкие койки, садящееся за пальмы солнце. Их долгие разговоры с Баки, когда они часами не замолкали, почти не слушая друг друга, но все равно слыша, как и всегда. Как в детстве, когда все еще было впереди. Долгие ночи с Броком в его подводном жилище, когда Ванде удалось усовершенствовать зелье для своего Баки, а тот уже выпросил его и для Стива. Их близость, бесконтрольная, яростная, плавно перетекающая в объятия и сон, а потом также неожиданно разгорающаяся заново. Статуя Его Высочества Стивена Честного, расположившаяся прямо посреди “площади” в центре небольшого русалочьего поселения, и глумливая улыбка, расплывшаяся на лице Брока, когда до Стива дошло, что означало это “знакомы, но несколько односторонне” и “я страстный поклонник твоей задницы, принц”. Задница каменного Стива, так и не доплывшего до столицы, действительно поражала воображение. Наравне с короной, мечом и выражением отчаянного бесстрашия на идеальном лице. Вечера на кромке прибоя, когда ни на мгновение не постаревший Брок просто лежал у ног Стива, зная, что тот угасает. Что человеческий век короток, гораздо короче, чем у почти вечных акулоидов. Даже полукровок. Трехдневный шторм, вымещавший ярость Ванды, когда умер Баки. Ушел первым, опередив Стива всего на несколько недель. И последнее, что Стив видел — отчаяние в глазах Брока. “Я буду помнить твое имя, Стив. Всегда буду помнить. Тебя всего”. — Ты знал, — хрипло произнес Стив. — Ты все это время знал. Как? Как, Брок, к черту, это возможно? Где хвост? Где… Господи, я думал, что схожу с ума, когда мне казалось, что я знаю тебя. С самой первой встречи. Почему ты ничего не сказал?! — Помнишь сказку, лягушонок? О ебаной русалочке, отдавшей голос за право ходить на двух ногах? — после долгой паузы спросил Брок, привычно перебирая его короткие сейчас волосы. Тогда, в прошлом, они доставали почти до колен, хоть и были седыми, как пена в шторм. — Так вот нихуя это не сказка. Просто с девочкой и русалкой оно романтичнее. — Что? Ванда забрала у тебя… Господи, Баки! Баки, он не… тоже, да? Не помнит? — Это было условием. Одним из, — Брок нежно коснулся его губ, как делал, когда Стив уже не мог ответить, не мог нырнуть с ним глубоко, вернуться домой и сплестись на песке, наслаждаясь близостью и любовью. — Ничего тебе не говорить. Не иметь права даже намекнуть. Отдать силу и бессмертие. За право встретить тебя снова. — Если бы я… господи, сложись все иначе, я бы после войны женился на Пегги. В этом времени — точно женился бы. И ты… — Ага. Неромантично сдох бы в тот же день, Роджерс, вижу, сказку ты читал. Се ля ви. Ничего не дается бесплатно, верно? Но ты повел себя ровно так же, как в первый раз. Все-таки не зря я с тобой прожил без малого сотню лет. Успел изучить все твои придури. Вынужден признать, в этой жизни у тебя их еще больше. — Почему не на войне? Почему только сейчас? Как?! Как, к черту, это произошло?! — Я поздно о тебе узнал, — Брок вытянулся рядом, переплетая его пальцы со своими и уставился в вечереющее небо. — Почувствовал твой вкус, уже измененный сывороткой. Ты же знаешь, как сейчас все засрали. Нефть, сточные воды, говно все в океан течет. Пока я расчехлился, пока Ванду уломал, ты героически самоубился. Придурок. Если бы мог, выкопал бы тебя из-подо льда и придушил, сучонка. Пришлось отложить. Но что такое семь десятков лет для такого, как я? — Брок, — все еще не веря, произнес Стив. — Господи. — Можешь по-прежнему звать меня по имени, — нагло усмехнулся тот. — А Ванда и Баки? — Сами разберутся. Поверь, она тоже не внакладе, хоть и связана теми же условиями. Повезло нам с ней, что вы оба неубиваемые идиоты. Глядишь, еще сотню-другую лет протянем. — А дальше? — Все как в сказке, Роджерс. Умрем в один день, взявшись за руки, как два придурка. Ну, или ты схлопочешь пулю, а я стану пеной морскою на глазах у шокированной общественности. Стив обнял его, крепко прижимая к мокрому песку. — Мне все-таки жаль твой хвост, Брок. И Океан. — Океан вечен, Роджерс, — ответил Брок и поцеловал, как раньше, терзая острыми зубами губы, примешивая к поцелую вкус крови, соединяя их, завершая ритуал, позволивший им быть вместе. Условия соблюдены, счета закрыты. - А хвоста хватит на пару сотен лет бережного использования. Поэтому, когда Стива обдало тучей брызг от хлопнувшего по поверхности воды хвоста, а в живот ему вжались привычно-непривычные твердые члены, он счастливо, весело рассмеялся. Спустя несколько сотен лет он опять возвращался домой. Они возвращались. Вместе.