Погода

Порыв ветра и ты словно бы на крыльях взбираешься выше по мосту, пульс зашкаливает, а адреналин поднялся до невозможности. Ты уверен, что не упадешь, знаешь, что сорвавшись умрешь. Порой нога соскальзывает с неустойчивой металлической конструкции, но от этого только лучше, сердце будто подскакивает к глотке, а частые равномерные удары ощущаются даже на кончиках пальцев. Дазай обожает это чувство, когда, стоя на самом верху, разведя руки в стороны, он может упасть в любую секунду. Когда выполняет трюки, снимая их на камеру, закреплённую на голове. У него много подписчиков в Инстаграме, но занимается он «воздушной акробатикой» совершенно не ради хайпа, только для себя, чтобы кровь бежала по венам быстрее, а от напряжения дрожали мышцы, когда он висит на одной руке, зацепившись за какой-нибудь трос или край балки. Когда Осаму висит вниз головой, наблюдая за проезжающими машинами, снизу раздается истошный крик, от чего он вздрагивает, ноги расслабляются и Дазай начинает падать, только чудом хватаясь за трос, сдирая о проволоку руки, шипя нечто непонятное. — Эй! Ты совсем придурок, что ли? — около стоящего на обочине байка, задрав голову кричит маленькая рыжая точка — человек, кажется, юноша. Осаму цыкнул, перехватываясь, подтягиваясь, проходя по тонкой балке, потом ниже и вот он уже стоит перед растрёпанным парнем, прижимающим к груди шлем. — Никогда не кричи на руферов, если не хочешь, чтобы кто-то умер из-за тебя, — спокойная интонация. — Долбаеб? — собеседник хмурится. — Нет, Осаму Дазай. — Отлично, долбаеб, я Чуя, — едва не рычит на равнодушного Дазая, который дует на окровавленные ладони. Рассматривает его, не понимая, что с Осаму не так. Нормальный парень, высокий, красивый, судя по тому, что он вытворяет ещё и сильный: «мечта, а не мужчина» — усмехнулся Накахара. — Зачем ты это делаешь, — Дазай приподнимает бровь, отводя взгляд от пострадавших рук. — Мне нравится, вот и все, — потянулся зевнув. — Но ты все сбил и мне нечем заниматься ещё часа четыре. — Нравится играть со смертью? — Чуя делает шаг вперёд, приподнимая подбородок, смотря в глаза так озлобленно, будто Осаму виновник всех войн, цунами и засух. — Да, нравится играть со смертью, — улыбается лишь губами. — Не хочешь попробовать? — чуть наклоняется, щурит глаза. — Я похож на суицидника, по-твоему? — Да, — Дазай кивнул на байк. — Дай мне руку, — Накахара почему-то подаёт крепкую, обтянутую кожаной перчаткой руку. — Не бойся ничего, — Осаму мысленно усмехнулся, не каждый день он затаскивает на высоту первого встречного выскочку, хотя орут на него частенько. Чуя оказывается способным, хоть и отпирается, матерится и говорит, что сейчас слезет на землю, но поднимается, порой останавливаясь, завороженно смотря в прозрачный воздух, темную линию горизонта и темную, поблескивающую в лучах рассветного солнца воду. — Все. Останавливайся, рано тебе ещё дальше, — четко произносит Осаму, — повиснув на руках, сделав два перехвата, подтянувшись, садится впереди Накахары. — Теперь понял? — улыбается. — Рано дальше? Но ведь мы только поднялись, даже не на самую высоту, — бурчит, но крепче цепляется за металл, со страхом садясь на балку, как на коня — Дазай сказал, что это самое устойчивое положение. — Без нормальной подготовки выше лезть нельзя. Сорвешься, — хмурится, смотря на небо. — Скоро ветер усилится, до этого момента надо спуститься. — Тебе нормально? Без страховки и все такое? — Чуя держится так, что у него подрагивают локти. — Нормально. Не усмотрел, лучше сними перчатки, — протянул руку, мол: «отдай». За разговорами Дазай впервые пропустил тот момент, когда уже необходимо слезть, иначе ты просто подписываешь себе смертный приговор. Порыв ветра заставляет Накахару испуганно сжаться, беспомощно поднимая глаза на Осаму, тот качает головой и указывает: «ляг». Чуя повинуется и ощущает, что его уже не так сносит, а если крепко обнять балку, то и менее страшно. Закрыв глаза, он не замечает, как Дазай вновь оказывается позади него, так же опускаясь. Впервые он действительно рискует. В ветреную погоду от тебя почти ничего не зависит, будь ты хоть трижды скайуокером, хоть десять раз руфером, тебя сшибет, если не примешь максимально обтекаемую позу и не зацепишься. Спускаться нельзя, лишь ждать. Когда Осаму поднимает голову, чтобы сказать Накахаре, чтобы он не высовывался и ждал пока ветер успокоится, его сносит. Он задерживается, из всех сил хватаясь за обжигающий металл, кусает губы, лишь крепче стискивая, чувствуя, что долго так не выдержит. — Дазай! — Чуя покорно не поднимает головы, но это и не нужно, чтобы увидеть в отверстие балки, как Осаму повис, едва ли не тряпочкой развиваясь из-за слишком сильных порывов, стараясь найти ещё опору, рискуя, спускается вниз по тросу. Напряжённые до судорог мышцы отказываются нормально функционировать, они действительно деревянные, Дазай громко матерится, перехватываясь, опускаясь все ниже и ниже, надеясь, что достанет до очередной балки. Выхода два. Или прыгнуть и, скорее всего, упасть на асфальт шматом кровавого мяса с перебитыми костями и раздробленным черепом, или остаться висеть без дополнительной поддержки и все равно упасть, оставаясь лежать все тем же трупом с разорванным от удара лицом и сломанным хребтом. «Рискнуть нельзя остаться» — куда ставить запятую Осаму не знает до тех пор, пока руки не перестают держать. «Рискнуть, нельзя остаться». Глубоко вздохнув, Дазай чуть раскачивается, отпуская руки, до последнего не будучи уверенным, что ему удастся спастись. Накахара кусает губы, наблюдая за ним. Пока Осаму висит, Чуя молится, считая себя виноватым в этой ситуации. Его зацепил этот парень, нет, не влюбился, но явно заинтересовался. Ветер слегка успокаивается, и Накахара чуть расслабляется, начиная спиной назад, как с дерева, сползать щурясь, стараясь реже дышать, понимая, почему Дазай сказал снять перчатки, голыми ладонями намного лучше держаться, ощущать неровности, без страха, что перчатка собьется и он, потеряв необходимые сантиметры, упадет. Когда Осаму спрыгнул, Чуя замер, широко распахнув глаза, сдержал вскрик, вспомнив, что из-за этого может быть — потеря концентрации равняется смерти. Накахара закрывает глаза, осознав, что Дазаю удалось ухватиться за балку и сейчас он в относительной безопасности. Хотя о какой безопасности идёт речь на высоте нескольких десятков метров? Чуя не думает о том, что сам он находится намного выше, что ему кажется, будто конструкция раскачивается. В дождь спускаться так же опасно, скользко и неустойчиво, но необходимо. Накахара понимает это интуитивно, когда Осаму, крикнув его имя, кивает в низ. Слегка накрапывает, но уже мешает. Они оба, хмурясь, сжимая челюсти, спускаются вниз. Дазай срывается на высоте метров пятнадцати, испугавшись за Чую, который слишком быстро скользнул по наклонной поверхности. Именно поэтому он всегда забирается на высоту один. Накахара почти слетает вниз, обжигая руки и живот под задравшейся майкой, подбегает к Осаму, лежащему без сознания. Он в панике, сознание даже не сразу доходит до того, что надо вызвать скорую. Дазай, выглядит страшно. Лужа под головой, кровь текущая из уголка губ и слабый-слабый пульс, который не с первого раза удается прощупать на сонной артерии. Скорая приезжает быстро, Чуя наблюдает, как Осаму в восемь рук, чтобы не сместить позвонки сломанной спины, кладут на носилки, одновременно собирая анамнез с Накахары, измеряя давление, проверяя реакцию зрачков — один не сужается. Чуе страшно. В машине он наблюдает, как Дазаю устанавливают трахеостому — он не способен сам дышать, ребра разбиты, не факт, что их удастся собрать. Смотрит, как взяв кровь на анализ, ставят капельницу. Осаму не приходит в сознание, Накахара винит в этом себя. Нужно было проехать мимо, нельзя было останавливаться и кричать, запрещено было соглашаться лезть следом. Его трясет, а губы бледнеют, холодный пот каплями блестит на лбу и скулах, Чуя не знает, что теперь будет, осматривая накрытое окровавленной простынёю бессознательное тело. Накахара стоит у операционной все время — почти половину суток, отходя на пять минут только покурить, отказываясь от предложенной еды, слушая ругань медсестер, узнавших, что произошло. Около пяти утра он засыпает, сползая по стене, сжимая жесткие защитные брюки. До конца операции ещё почти четыре часа, то и дело кто-то входит в комнату и тогда Чуя слышит приглушённые разговоры, нестабильный писк кардиомонитора и данные давления, потери крови, просьбы новых и новых инструментов. В реанимацию не пускают, это бесит, Накахара может только через стекло наблюдать за скачущей линией на мониторе, на мерное движение груди — Дазай подключен к аппарату жизнеобеспечения. Осаму в коме уже второй месяц.