***
Небольшая комнатка в одной из многоэтажек, но вполне себе уютная. В самом дальнем углу, возле окна, стояла односпальная кровать, рядом — прикроватная тумбочка со стареньким будильничком на ней. Прямо напротив — небольшой комод из тёмного дерева со всякими безделушками на нём, начиная от заколок с резинками для волос и заканчивая косметикой, над которым висело зеркало в золотистой оправе. По правую сторону от кровати стоял компьютерный стол со включенным ноутбуком, на экране которого весьма красноречиво красовалось «Тебе не стоило этого делать». Пол покрывал, некогда кремового оттенка, если бы не свежие капли крови на нём, ковёр с мягким ворсом, резко контрастировавший с тёмно-серыми обоими, на которых сплошь и рядом висели плакаты российских и зарубежных рок-групп. — Как думаешь, что нам с тобой сделать? Задушить или, допустим, перерезать горло — слишком быстро и... Неинтересно. Ты так не находишь? — рассуждал Бен, вальяжно расхаживая взад-вперёд по комнате перед лежавшей на полу, на этом самом ковре, очередной жертвой. То была молодая, такая же, как и Самойлова, может, чуть постарше, девушка. Чёрные волосы с розовыми прядями сплошной неаккуратной массой лежали на полу, голубые глаза, налитые животным страхом, шокированным взглядом смотрели на вируса, а дыхание — частое, тяжёлое. — Что же ты молчишь? — спросил он, сначала недоуменно смотря на неё. — Ах, я и забыл! Язык проглотила, да? — оскалившись, издевательским тоном парировал Утопленник. На глазах девушки навернулись слёзы. Она попыталась закричать, позвать на помощь, но не смогла — Бен сразу же, едва предстал перед шокированной и напуганной брюнеткой, которая не могла пошевелить ни одним мускулом, будто вмиг стала парализованной, отрезал тупыми ножницами ей язык. «Орудие пытки» было тут же небрежно отброшено в сторону, а язык — с неприятным хлюпаньем раздавлен, что жертва едва не захлебнулась собственной кровью, тут же сплюнув её на ковёр. Снова тщетная попытка закричать, но действовала она лишь инстинктивно, сама прекрасно понимая, что не может этого сделать. — Наверное, медленная и мучительная смерть, наподобие пытки, — наилучший вариант, — Петерсон злобно оскалился, а глаза вмиг стали красными. Девушка уже не сдержалась и зарыдала, снова и снова чувствуя солоноватый привкус во рту. — А как ты хотела? Думала, все эти вызовы духов — сказки для малышей, чтобы они не подходили к компьютерам? Наивная девчонка! Из-за своего любопытства и напускного бесстрашия сама же и поплатишься! Секунда — и в руке вируса возникло яркое пламя с оранжевыми язычками. Одежда несчастной тотчас сожжена, не причинив ей ни малейшего вреда. Но страх сильнее. Жертва тяжело дышит, а сердце гулко стучит в груди, будто силясь разорвать её. Петерсон усмехнулся — ожидание мучительнее всего. Тотчас в его руке блеснуло лезвие ножа, и девушка, округлив глаза от ужаса, увидев его, замычала что-то нечленораздельное, пытаясь уйти от неминуемой смерти, однако и эта попытка — крахом. Тело будто парализовано, она даже пальцем пошевелить не может. Снова эта злобная усмешка, и Бен склоняется над жертвой, вглядываясь в голубые глаза. Испуг, только испуг и страх за свою никчёмную жизнь застыли в них. Он вновь ухмыляется и уже заносит лезвие над шеей несчастной, как та что-то нечленораздельно мычит. Вирус тяжело вздыхает. Снова. Бесит уже. Сначала балуются всякими вызовами духов, показывая, какие они якобы храбрые, а на деле... Даже смешно. К чему это напускное бесстрашие? Все эти мерзкие людишки и гроша медного не стоят. — Нет, милочка, — Бен отрицательно мотает головой из стороны в сторону, — теперь уже поздно плакать. Надо было раньше думать своей глупой головёшкой, — кривит губы в ядовитой улыбке, а девушка жмурится. Слёзы градом текут из глаз. Она отворачивается, по-прежнему что-то мыча. Вирус презрительно хмыкает, приподнимая бровь. Как же это всё-таки жалко выглядит. Он вздыхает, будто набирается духа, чтобы начать, и, наконец, произносит: — Ну что, милая, начнём? — и на губах появляется злорадный оскал, не предвещающий жертве ничего хорошего. Однако Петерсон неожиданно поднимается на ноги. Девушка растерянным взглядом смотрит на него. Может, всё-таки?.. Нет, не может. В ту же минуту она вздрагивает, ощущая, как на руку давит нога парня. Пара секунд — и жертва ещё сильнее мычит от боли, уже наплевав, что не слышит собственного голоса, чувствуя, как вирус со всей силы давит на конечность. Слышится противный хруст, который сопровождается болью во всей руке. Силится убрать, чувствуя, что хоть конечность ей наконец-то подвластна, но мучитель давит ещё сильнее. Из глаз уже вовсю текут слёзы. — Уже так плачешь? — злобно усмехаясь, притворно удивляется Утопленник. — Ничего, это только начало. Убрав ногу с её руки, присел перед ней на корточки, внимательно всматриваясь в лезвие ножа. После, издав какой-то животный рык, занёс его над только что сломанной рукой и ловко поддел кожу на предплечье. Тотчас девушка округлила глаза от ужаса, зарыдав ещё пуще прежнего, чувствуя, как кожа отделяется от мяса. А затем ещё и ещё, пока вся рука не стала похоже на одно кровавое месиво из мяса и кости. Короткий взгляд на вируса, который ухмылялся всё озлобленнее, и она отворачивается, с силой зажимая глаза. Но слёзы по-прежнему предательски текут. — Не расслабляйся, дурёха, сейчас будет ещё интереснее. В то же мгновение девушка ощущает, что вновь потеряла контроль над своим телом, снова находясь в состоянии оцепенения. Она лишь могла, как и до этого, смотреть, что же будет делать её мучитель. А у него в руках внезапно появился небольшой молоточек. Жертва нервно сглатывает, на мгновение забывая, как дышать. Бен, усмехнувшись, смотря в налитые животным страхом голубые глаза, ударяет по коленной чашечке. Девушка всхлипывает, рвано выдыхая, рефлекторно стараясь дёрнуть ногой, хотя и знает, что это бесполезно. То же самое Утопленник проделывает и с другой ногой. Но дальше — хуже. Снова на губах этот пробирающий до костей оскал, и Бен со всего размаху ударяет по колену — слышится неприятный хруст, жертва мычит от боли. Слёзы не текут из глаз. Их уже просто нет. Только боль, адская боль в сломанной ноге. Жертва рвано дышит, не зная, за что зацепиться взглядом: то ли за до сих пор работающий на столе ноутбук, то ли за постер одной из любимых рок-групп — кажется, это Kiss, хотя из-за абсолютного мрака в комнате она не уверена. Пытается смотреть куда угодно, только не на своего мучителя. Она уже сто раз пожалела, что была такой легкомысленной, что вызвала этого треклятого вируса, думая, что это лишь обычная интернет-страшилка. Но теперь уже поздно жалеть. Снова удар. Снова хруст. Снова боль, только уже в другой ноге. Девушка кусает губы до крови. Чувствует тупую, ноющую боль, разлившуюся по обеим ногам. Она уже ни на что не надеется. Она просто хочет, чтобы это поскорее закончилось. — Ты ещё как, в сознании? — издевательским тоном спрашивает Бен. Девушка снова рвано выдыхает, переводя на него взгляд. В руках уже зажаты плоскогубцы. Она молча закрывает глаза, всхлипнув. Пусть. Пусть это поскорее закончится. Она просто хочет поскорее умереть.***
Бен, удовлетворённо улыбаясь, уверенным шагом зашёл в уже такую пустую квартиру, которая ещё каких-то несколько часов назад являлась последним пристанищем для этой наглой, самоуверенной девчонки. Взгляд упал на тот самый диван, в котором пряталась Самойлова. Так нелепо. Она действительно думала, что это поможет. И никаких следов пожара, будто ничего никогда и не было. Утопленник хмыкнул и поплёлся на кухню. Едва оказавшись в оной, тут же остановился как вкопанный. На него смотрели две пары глаз. Впрочем, смятение длилось недолго. — О, не думал, что и вы здесь, — безразлично бросил он, сев за кухонный стол, за которым уже сидели Линк и Тёмный. Правда, один из них мрачный, как грозовая туча. — Ты всё-таки её убил, — сдавленно не спрашивает, а констатирует первый. — А ты думал, я оставлю её жить и засыплю цветами за то, что продержалась? Не-а, — Утопленник мотает головой из стороны в сторону, а Тёмный как-то неопределённо хмыкает. — Это было подло, Бен. Она ведь продержалась этот чёртов год, а ты... Вирус закатывает глаза. Достал. И чего привязался с этой никчёмной девкой? — Сама виновата. Нечего было и вызывать меня и вовсе соглашаться на этот спор, — просто отвечает он, пожимая плечами. Петерсон, удовлетворённо хмыкнув, что этот нелепый разговор закончился, включает телевизор, тут же мысленно хлопая себя по лбу. Сейчас опять начнётся... — «Сегодня было совершено ещё одно убийство. Восемнадцатилетняя девушка была найдена мёртвой в своей квартире. Никаких следов взлома. Следствием сообщается, что жертву убивали с особой жестокостью: имеются множественные переломы, кожа в некоторых местах срезана до мяса, а...» — Неужели тебе было мало одной Алисы? — наконец спросил Линк, сразу поняв, чьих это рук дело. — Эта девушка... Это просто переходит все границы. — Разве это жестоко? — совершенно спокойно отвечает Бен, понимая, что тот имеет в виду. — Да, она мучилась. Но это было не так медленно и мучительно, как в случае сам знаешь с кем, — просто ответил он и тут же исчез, оставив Линков одних.***
И вот он снова здесь. А ведь Линку он сказал только правду. Бен внимательно всматривался в лицо Алисы. Прошло уже несколько часов. Кожа девушки заметно посинела, рыжие локоны по-прежнему рассыпаны по земле, глаза покойно закрыты. Ресницы больше не подрагивали, как было всегда, когда она спала. Точнее, и сейчас она спит. Только уже навеки. Утопленник тяжело вздохнул, глядя на ту, которая ещё сутки назад была живой и невредимой. Невредимой физически, а не морально. Морально, пожалуй, она уже была сломана. Он не соврал Линку. Смерть той девчонки действительно была быстрой, в пару часов. Кто-то скажет, что это много, но не в сравнении с этой рыжей чертовкой. Она держалась год. Целый год Алиса стоически всё терпела, хотя и теряла близких ей людей. Только под конец что-то в ней надломилось. Несомненно — это выделяло её среди других, которых Утопленнику приходилось убивать. Алиса — эта дерзкая, самоуверенная девчонка, которая в самую первую их встречу заехала ему кулаком по носу. И тем самым она притянула его к себе, заинтересовала. Но в несколько ином плане. Ему нравилось видеть её слёзы, когда она теряла близких людей. Из-за него же. Нравилось причинять ей боль, и неважно, какую — физическую ли или душевную. Ему нравилось с ней препираться, когда спор с каждым разом набирал обороты. Потому что ему не нравилось, когда ему так в открытую выражали протест, а эта рыжая девица осмеливалась делать это. Осмелилась ещё тогда, когда заключила этот спор длиной в 365 дней. Не такая, как остальные жертвы до этого? Да. Определённо, она не такая, как остальные. Его любимая игрушка. Которая теперь стала ненужной.