Новая победа

Обманчивое небо то пропускало на уже холодную землю солнечные лучи, то будто с издевкой серело прямо на глазах, вдобавок еще и посылая на головы людей противные моросящие дожди. Катакура аккуратно спрятал катану в ножны и глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание после продолжительной тренировки. Краткосрочная война с соседней провинцией закончилась, завоеванные земли перешли к владыке Осю, но это вовсе не значит, что можно расслабляться и бездельничать. Красный кленовый лист отделился от ветки дерева и лениво, будто в замедленном режиме, устремился к пожухлой траве, совершая в воздухе красивые пируэты. Это не ускользнуло от внимания Правого глаза, мужчина взглядом проследил за листком, пока тот не коснулся земли. Еще одна фигура, одиноко виднеющаяся недалеко от дерева, также не осталась без внимания. Датэ угрюмо сидел на энгаве, уставившись куда-то в одну точку и подперев щеку рукой. Весь его вид выражал какую-то апатию и лень. Стараясь идти как можно тише, Кодзюро приблизился к своему господину, молча встав за его спиной и пытаясь понять, о чем тот думает и можно ли с ним заговорить. Иногда Масамунэ лучше было не трогать, и об этом знали все его подчиненные, а уж генерал и подавно. При пристальном рассмотрении узких плеч Датэ, Катакура заметил, что владыка Осю мелко дрожит от холода. Ну конечно, на дворе уже давным-давно не лето с его безмятежными теплыми вечерами, а осень, но Масамунэ как всегда изображает из себя героя, одеваясь легко и ничуть не заботясь о своем здоровье. За ним нужен глаз да глаз... Генерал не задумываясь снял с себя плащ и укрыл им беззащитную спину Дракона. — Долго здесь не засиживайтесь, чтобы не простудиться. Пожалуй, лучше сейчас будет оставить Датэ в одиночестве, потому как ответа не последовало. *** Прикосновение теплой материи вырвало Масамунэ из полутранса, в который он впал полчаса назад, наблюдая за изысканным танцем красных листьев. Он ненавидел это состояние, когда мысли и чувства отмирают как листва осенью, а тело становится тяжелым и одеревенелым. Осенью всегда так: мир замирает, люди замирают, одному только ему неймется. Дракону не нравилось просиживать сутки напролет в Енедзаве, развлекая себя только тренировками и пирами. Это слишком скучно, слишком не круто, слишком… Это возвращает его в те дни, когда он был маленьким ребенком и боялся мира за пределами своей комнаты. Масамунэ вздрогнул и поплотнее запахнулся в плащ, подбирая ноги под себя и утыкаясь носом в высокий воротник. Теплая кожа одежды пахла Катакурой: сталью, землей, немного кровью, немного потом, немного той свежестью, что бывает перед грозой. Хорошие запахи. Дракону нравились все они по отдельности, а уж все вместе… Датэ прихватил высокий ворот зубами, представляя, что запах и тепло исходят не от плаща, а от его хозяина. Чужие руки обнимают его, защищая от холода, тоски и темных мыслей. Иллюзию близости разрушил маленький кленовый листик, красной бабочкой опустившийся на ладонь. Холодное прикосновение напомнило о холодном уговоре – никакой близости в неподходящих местах! Небольшой постоялый двор, на котором они сегодня решили заночевать, хоть он и находился в дне пути от Енедзавы, Катакура счел совершенно неподходящим местом. Можно подумать, тут за каждым седзи скрываются шиноби, только и мечтающие подглядеть, как Дракон отдается своему Правому Глазу! — Shit, — быстро поднявшись, Датэ ушел в отведенную ему комнату, где сразу же завалился на футон. Ткань неприятно холодила кожу, Масамунэ только сейчас понял насколько замерз. Ему нужно было тепло, нужно было отогреть замерзшие кончики пальцев. В комнате не было холодно, хозяева скорее удавились бы, чем допустили, чтобы обожаемый Владыка замерз, но ему все равно было холодно. Только один человек мог этот холод прогнать, но он находился чертовски далеко отсюда, аж в соседних покоях, а его плащ справлялся с задачей едва ли наполовину… *** Острый слух Катакуры уловил шум за стеной комнаты. Масамунэ наконец-то перестал испытывать на прочность свое здоровье и вернулся в дом. Шорох одеяла — затем тишина. Уснул? Кодзюро протянул ладони к пиале с зеленым чаем, обхватывая пальцами горячие фарфоровые стенки посуды. Кожу чуть обожгло, однако в следующее мгновенье стало просто тепло. Тепло только там, где пальцы касались пиалы. Все тело неприятно холодила мысль, что Масамунэ сейчас один, наедине со своими мыслями и скверным настроением. Если бы Кодзюро мог ему хоть как-то помочь, то тот час бы сорвался с места, направляясь в соседнюю комнату, и прижал бы к себе родное тело, которое всегда казалось таким маленьким и хрупким. Катакура неспешно отпил немного душистого чая, оставаясь на месте и пытаясь спрятать свои желания подальше в душу. Дракона всегда раздражала чрезмерная заботливость со стороны своего Правого глаза... Но Кодзюро не может по-другому. Они слишком много пережили вместе, и он слишком любит своего господина. За тонкими стенами снова послышался шорох, затем быстрые шаги, седзи распахиваются, пропуская внутрь комнаты Масамунэ, а руки Катакуры заметно вздрагивают, когда он поднимает глаза на Датэ. Масамунэ немного нахмурил брови, пытаясь решить, как и стоит ли объяснять свое появление. Вообще-то об этом стоило подумать еще у себя, но он просто не успел, не больше пяти ударов сердца прошло между внезапным решением прийти сюда и моментом, когда он распахнул седзи. Просто в какой-то момент он почувствовал, как холод проникает в его сердце, Датэ вздрогнул всем телом, просыпаясь от краткой дремы, и понял, что ему очень, очень нужно сюда, к Кодзюро. И вот сейчас он стоит как дурак на пороге, выстужая нагретую комнату, а Катакура смотрит на него весьма удивленным взглядом. Почему-то это злит, и Масамунэ решает, что объясняться не будет. — Hi, Кодзюро, — он наконец-то прошел в комнату, захлопывая за собой седзи, отрезая дорогу осенней мгле, начавшей сочиться в комнату, — что делаешь? Усевшись рядом с Катакурой, он поправляет на плечах чужой плащ, только сейчас осознавая, что это за приятное тепло на его плечах. *** Как всегда порывист, сначала делает, потом — думает. Или не думает. Катакура скосил глаза на сидящего рядом Датэ, отмечая каждую деталь его лица. Единственный глаз смотрит куда-то в пол, губы упрямо сжаты, а пальцы комкают край плаща. Масамунэ так и не снял его плащ. Такая, казалось бы, мелочь, но от этого внутри у Кодзюро все трепещет, в груди застревает прекрасное чувство, от которого губы генерала сами по себе растягиваются в улыбке. — Пью чай и думаю о вас. От этих слов владыка Осю вздрагивает, поднимая голову и встречаясь взглядом с внимательными карими глазами. Наверно, вторая часть фразы была лишней, но что сказано — то сказано. Чтобы отвлечь Датэ от своих необдуманных слов, генерал принялся аккуратно наливать чай в новую пиалу, после чего протянул ее своему господину, с удивлением замечая, что глаз у того как-то хитро сощурился. Думал, значит? Масамунэ не смог сдержаться, губы своевольно раздвинулись в улыбке. Ему было приятно знать, что этот человек думает о нем. Если бы еще только о нем! Если бы Кодзюро хоть на одну ночь прекратил думать об осторожности, тайнах и прочей ерунде. К сожалению, сегодня он явно не собирался прекращать это делать. Самостоятельно, по крайней мере. — Думал… — Датэ принял протянутую ему пиалу двумя ладонями, кладя их поверх пальцев Катакуры, горячих, нагретых пиалой и собственным внутренним огнем. Эти руки он знал не хуже чем свои, за них он цеплялся, выбираясь из беспросветного мрака; они учили держать меч и приносить удовольствие. Он каждую мозоль на этих ладонях очертил языком когда-то. Сейчас эти руки должны не подавать ему чай, а согревать его замерзшее тело. Кодзюро, видимо, прочитавший все эти мысли в его улыбке, опустил глаза и попытался вытащить ладонь из цепких пальцев Дракона. Он ожидал сопротивление, но маленький электрический разряд, скользнувший от рук Масамунэ, явно стал для него неожиданностью. Не так часто Владыка Осю использует свою силу просто так, ради забавы. Не удержавший рефлексов мужчина дернулся, чай из пиалы расплескался прямо на пальцы, по-прежнему переплетенные с пальцами его господина. — И… — Масамунэ, наклонившись, слизнул теплую влагу с чужих рук. Язык скользнул по шершавой коже, а завершилось движение едва ощутимым прикосновением губ к ложбинке между большим и указательным пальцем. — Что же ты надумал? Обо мне. — Масамунэ-сама... Пришло понимание, что если Кодзюро сейчас что-нибудь не сделает, то Датэ заполучит свое, добьется того, чего хочет. А то, чего хочет в данный момент его господин, делать сейчас нельзя. — Я же говорил вам, что никакой близости, пока мы не дома, — слабая попытка урезонить Масамунэ потерпела мгновенное крушение, как только Дракон снова приоткрыл рот и несильно прихватил зубами палец генерала, — ну почему вы меня никогда не слушаете? Катакура ощущал, что теряет над собой контроль, видя, как неподобающе себя ведет его господин. Стоило огромных усилий, чтобы не завалить в сию секунду податливое тело на циновки и не приникнуть губами к виднеющемуся из-под одежды участку шеи. Дыхание Катакуры от таких мыслей чуть не сбилось, но, вовремя спохватившись, он строго взглянул на Датэ, на этот раз не отводя взгляда. Теперь освободить ладонь из хватки Дракона было проще, Кодзюро облегченно вздохнул, после чего снова отпил из своей пиалы. — Думаю, будет лучше, если вы пойдете отдыхать, вы устали за сегодня, а завтра рано вставать и выдвигаться в путь. — Увиливаешь от ответа, да? Масамунэ залпом выпил чай из своей пиалы и небрежно опустил ее на поднос. Фарфоровая посудина задребезжала от столкновения с деревянной поверхностью, наполняя комнату неприятным, нервирующим звуком. Нервы у Дракона сейчас дрожали с таким же звуком, а сердце грохотало в груди как перед битвой. Вот только возбуждение, которое он сейчас испытывал, не имело ничего общего с той лихорадочной радостью, которую он испытывал, прежде чем кинуться в бой. Нет, это возбуждение накатывало тяжелыми, тягучими волнами, отдаваясь покалыванием в затвердевших сосках. Это было почти больно, но Масамунэ был уверен, что одно прикосновение чужих горячих губ может принести облегчение. — Что ты обо мне надумал, Кодзюро? – он подсел ближе к своему Правому Глазу, почти усаживаясь к нему на колени. Кодзюро попробовал отстраниться, но цепкие пальцы уже ухватились за его одежду, притягивая мужчину ближе к Дракону, так, чтобы их лица находились на одном уровне. — Говори. Это приказ. Катакура в ответ лишь тяжело вздохнул. Дракон определенно знал, за какие ниточки дергать. Конечно, Правый глаз никогда бы не пошел против воли своего господина, тем более, не ослушался бы четкого приказа. Возбуждение парня ощущалось так остро — всем телом, всем существом — что генерал все-таки сдался, отмечая свое бессилие перед этим человеком. — Хорошо, — сильные руки быстро, но бережно притягивают тело Датэ к Кодзюро, отчего владыке Осю приходится усесться тому на колени, — вам правда интересно это знать? Дракон смотрит все так же самоуверенно, сильнее сжимая пальцами предплечья мужчины, словно боясь, что генерал сейчас одумается и спихнет его с себя. "Этого не будет", думает Кодзюро, как-то хищно улыбаясь и левой рукой дотрагиваясь до подбородка Датэ. — Вы же знаете, что я вас люблю сильнее самого себя и никогда бы не перестал любить. И желание защищать вас... на первом месте в моих мыслях. И еще... — Катакура приблизился к лицу Масамунэ, горячим дыханием согревая медленно краснеющее ухо своего господина, — я хочу вас. Это слова для Датэ как удар мечом, только вместо боли — острое, словно огненная игла, возбуждение. — Ты… Очень откровенен сегодня, — выдохнул он, стараясь скрыть изумление. Редко Правый Глаз напрямую говорит ему о своих желаниях, редко отходит от своего неписаного свода правил и демонстрирует чувства так неприкрыто. — Но мне это нравится. Он прижимается к Кодзюро еще сильнее, ерзая на его коленях и потираясь об него уже твердым членом. Кодзюро чуть закусывает губу и обнимает Масамунэ за талию, прижимая еще ближе и давая почувствовать свое возбуждение. Дракон довольно жмурится, когда что-то твердое и горячее упирается ему в бедро. Тяжелый плащ все еще греет его плечи, обволакивает его своим запахом, и кажется, что Катакура обнимает его со всех сторон, что он повсюду вокруг него. Масамунэ больше хочется ощутить это тепло внутри, но зная его Правый Глаз – первый шаг придется делать самому. Кодзюро вздрагивает, когда ледяные кончики пальцев скользят по его коже, гладят, чуть прихватывают соски, обжигая теплую кожу холодом. Дракон довольно ухмыляется, скользя пальцами все ниже, разводя полы чужой одежды. Туго завязанный пояс не задерживает его надолго, секунда — и полоска ткани летит в сторону, а по-прежнему ледяные пальцы забираются под белье Катакуры. — Мне приказать снова, Кодзюро? – тянет Датэ, почти касаясь губами губ любовника. Тонкие, но сильные пальцы касаются горячей плоти, и Катакура вздрагивает всем телом, когда эти самые пальцы по-хозяйски скользнули ниже по чувствительной коже. Пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать стон: в конце концов, он же не мальчишка, чтобы себя так вести. Единственным выходом из щекотливого положения было, пожалуй, лишь одно — взять инициативу на себя. Масамунэ и в этот раз одержал победу над мужчиной быстро и легко, пробудив в нем желание и заставив отбросить к чертям все свои принципы. Владыка Осю, наверно, единственный человек, который может так влиять на обычно сосредоточенного и спокойного Катакуру. — Ну, это не так уж и плохо. Вы выглядите так непристойно, когда в таком положении отдаете мне приказы, — Кодзюро осторожно подался вперед, опрокидывая Датэ на спину и нависая над ним. Теперь была очередь Дракона пытаться проглотить рвущиеся из горла стоны, потому как язык генерала уже вовсю изучал шею и ключицы парня, а рука неторопливо начала избавлять Масамунэ от одежды, попутно поглаживая оголяющиеся участки его тела. Победа далась удивительно легко, он-то думал, что Кодзюро продержится дольше, и даже готов был пойди на какое-нибудь безумство. Жалко, что не понадобилось! — Кодзюро, — стон вырвался помимо воли, даже закушенные костяшки пальцев не смогли его остановить, а все потому, что горячие губы обхватили один из болезненно напряженных сосков. Датэ никогда не думал, что будет испытывать такой восторг от этого простого действия, но чужие губы творили что-то невообразимое! Мяли, ласкали, втягивали твердую бусинку соска прямо в горячий рот и, наигравшись, выталкивали обратно, на обжигающе-холодный воздух. Масамунэ выгибался следом за ними, стремясь продлить удовольствие, чувствуя, как отвратительный, забравшийся под кожу холод понемногу отступает под напором этих рук и губ. Ему даже не было холодно, когда Кодзюро избавил его от юкаты, оставляя на нем только фундоси. Теплый плащ под ним отпугивал холод не хуже нависающего над ним мужчины, и Масамунэ снова тонул в этом ощущении двойственности, желая только, чтобы это тепло заполнило его полностью. Датэ так чудно вздрагивал всем телом, что Катакура не удержался и прихватил зубами комочек соска, причиняя легкую боль, смешанную с удовольствием. Услышав рваный вздох и сбившееся дыхание Дракона, генерал двинулся ниже, иногда слегка прикусывая светлую кожу парня, вдыхая запах его тела и языком пробуя его на вкус. Одной рукой неспешно освободил напряженный орган Масамунэ от плена ткани, другой провел по ладони своего господина, переплетая его пальцы со своими. Пытаясь отвлечься от собственного болезненного ноющего чувства внизу живота, Кодзюро коснулся губами влажной головки члена Дракона, губами размазывая выступившую на ней смазку и дальше уже спускаясь ниже, касаясь виднеющихся вен. Уши уловили новый стон, извещающий о том, что Катакура на верном пути. Довольно хмыкнув, мужчина провел языком по всей длине органа, направляясь вверх, и затем плавно впустил в рот головку, немного задев чувствительную кожу зубами, отчего Датэ сильнее сжал пальцами ладонь Катакуры. Видимо, любовник все же нашел способ отомстить за нарушенный уговор, только этим Масамунэ мог объяснить неспешность его движений. Кодзюро нарочно действовал так неторопливо, зная, что для него это настоящая пытка, что он хочет побыстрее ощутить его внутри себя, так глубоко, как только можно. Но приходилось признать его правила игры, попытаться выдержать все его ласки и не сойти с ума! Масамунэ выгнулся дугой, когда горячие пальцы сжали его яички, чуть сдавливая, а кончик языка ткнулся в маленькое отверстие на головке. Дракон стиснул зубы, силясь не застонать и не кончить прямо сейчас, в эту секунду. Нет, он продержится, он хочет кончить, сжимая в себе член Катакуры, так, чтобы тот и сам последовал за ним, заливая внутри жидким теплом, и не мог упрекнуть в мальчишеской несдержанности. — Эй, давай уже… — голос охрип, Дракон сам поначалу не понял, что сказал. — Давай… Хочу тебя. Он сам облизал свои пальцы и поднес их к анусу. Кодзюро отстранился, давая ему больше простора, наблюдая с все тем же сдержанным выражением на лице, как его господин сам смазывает и растягивает себя. Когда Масамунэ ввел первый палец, сдержанность его Правого Глаза дала первую трещину: скулы покраснели, он нервно облизнул губы. — Тебе нравится, Кодзюро? Должно быть, Одноглазый Дракон, сам растягивающий, готовящий себя для тебя, — это очень неприличное зрелище? Откинувшись назад и раздвинув ноги, Датэ предоставил любовнику возможность вдоволь налюбоваться собой. — Вы мне нравитесь в этой своей неприличности, — Кодзюро прикрыл глаза, в последний раз поцеловав головку члена Датэ. Подтянувшись на руках выше, нависая теперь над Драконом, встречаясь взглядом с ним, генерал чуть улыбнулся, облизав губы. — В вашей неприличности есть что-то притягательное... Мужчина без предупреждения плавно толкнулся внутрь Масамунэ, с удовольствием наблюдая за его реакцией. Сейчас ему казалось, будто он сходит с ума: контраст из завываний осеннего ветра на улице и томных стонов Дракона, холодного воздуха за стенами и горячего дыхания парня, одинокого света луны и влажного блестящего глаза напротив... От этого мысли в голове перемешивались, скручивались в узел и затем исчезали, оставляя после себя лишь легкое головокружение, ощущение опьянения. Коснувшись губами скулы своего господина, чтобы затем перейти языком в уголок его губ и наконец-то ворваться в рот, Катакура одновременно с этим неспешно входил глубже в Масамунэ, стараясь не причинять сильную боль от отсутствия смазки. Кодзюро был уверен, что через несколько секунд Дракон потребует ускориться, закрепив приказ встречным движением бедер, а затем вцепится пальцами в плечи мужчины, оставляя на них красные метки, но сейчас Катакура хотел насладиться этим тянущимся моментом и ощущением давления гладких стенок ануса на свой член. Больно… Пришлось закусить губу, чтобы не признаться об этом в слух. Масамунэ пошевелил бедрами, насаживаясь еще сильнее, позволяя глубже войти в себя, стараясь не обращать внимания на боль внутри. Она скоро пройдет, его тело никогда по-настоящему не забывало Кодзюро, даже если между ними много дней не было близости, ведь его разум и душа всегда помнили про любовника. Еще когда он был подростком, он, бывало, представлял, что Катакура с ним в одной постели, и касался входа в свое тело, представляя, что это чужие пальцы или не пальцы вовсе, а… Тогда ему одних этих фантазий хватало, сейчас он стал сдержанней, но почему бы не вспомнить юность? Дракон ухмыльнулся, приподнимаясь на локте, второй рукой коснулся груди Кодзюро. Скользнул кончиками пальцев по твердым мышцам, ниже, по животу, к паху, провел по его члену и наконец-то коснулся того места, где твердый ствол исчезал в его теле. Стон, который испустил при этом мужчина, заставил Масамунэ вздрогнуть и сжаться изнутри. С трудом убедив глупое тело расслабиться, он продолжил начатое: коснулся ануса пальцем, стараясь растянуть тугие мышцы, задевая при этом член Кодзюро, лаская его, вырывая у любовника новые стоны. У Датэ немного кружилась голова от новизны ощущений, от чувства растянутости и еще от того, что чужой член в нем задевал ту самую точку. Чужие стоны отдавались вибрацией во всем теле, хотелось большего… Масамунэ убрал пальцы от растянутого ануса и двинул бедрами, насаживаясь на член Кодзюро до предела. — Ну, же… Двигайся! – Он даже в постели не мог отделаться от желания всем руководить. А Кодзюро даже в таком положении не мог позволить себе нарушить прямой приказ. Сейчас Катакура уже не задумывался над тем, как реагировать на слова Дракона. Доминировать и в то же время быть подчиненным — эти два осознания остро смешались в голове, впрочем, это не играло в данный момент особой роли. Отдавать часть себя и принимать в ответ равноценное — что может быть важнее? Наклониться и лизнуть светлую кожу языком, почувствовав во рту чуть соленый привкус, а затем провести влажную дорожку до твердого соска и коснуться его зубами. Ощутить, как расслабляется под шероховатыми руками тело Датэ, и затем плавно толкнуться внутрь, еще глубже, до упора. Затем снова и снова двигаться в Масамунэ, краем уха улавливая малейшие изменения в интонациях стонов своего господина. Генерал удобнее перехватил Дракона под коленями, заставляя того согнуть ноги и прижать их к телу. Наверно, потом на узких бедрах вырисуются синеватые следы от пальцев Кодзюро, на тонких губах останется кровавая полоска прокушенной кожи, а на груди и шее — красноватые отметины, но мужчина не мог быть достаточно нежным со своим любовником, только не сегодня. То, как Датэ подмахивал своему Правому глазу и уже в голос стонал, цепляясь руками за плечи мужчины и царапаясь, уносило к чертям остатки самообладания, понукая Катакуру резко выходить и снова проникать в тело владыки Осю. В такие моменты он не владел собой. Плевать было на гордость и на то, что он Дракон, и вообще на все… Сейчас, дрожа под любовником, бешено подмахивая его движениям, он просто не помнил об этом. Сейчас куда важнее было ловить его горячее дыхание, подставляться под поцелуи и сжимать его внутри себя, чем помнить о таких мелочах. Только Кодзюро имел такую власть над ним, только его можно было просить «Еще! Еще!», не думая, что со стороны он, возможно, выглядит как жалкая шлюха. Масамунэ закинул ноги на плечи любовнику, полностью открываясь, позволяя тяжелому телу придавить себя, греясь об него. В таком положении ему казалось, что он чувствует каждое движение чужого члена, как тот движется в нем, раздвигая мышцы, то почти покидая его, то входя до упора, так, что ягодицы Масамунэ шлепались о чужие бедра. Этот неприличный звук, хлюпанье внутри, собственные стоны и тяжелое дыхание Катакуры — все это подводило Датэ к оргазму, заставляя крепче цепляться за крепкие плечи, как утопающий хватается за соломинку. Датэ все время что-то хрипло шептал то в губы, то в ухо Катакуры. Беспрестанно водил руками по спине генерала. Пытался прижаться к нему еще сильнее, чтобы их тела соприкасались везде. Правда, последнее ему удавалось плохо — сильные толчки мужчины просто не позволяли этого сделать. Кодзюро в который раз удивился мальчишеской страсти и отзывчивости Масамунэ. Когда они переживали военные дни, случалось, что им подолгу не удавалось уединиться в каком-нибудь тихом месте. Такие дни длились словно пытки, вяло и нехотя тянулись минуты, а в душе двух людей поселялись пожирающая изнутри тоска и чувство одиночества. После подобных дней, наконец-то оставшись с глазу на глаз, они могли вдоволь насладиться друг другом, отдавая себя без остатка, до последней капли. Живя каждым мгновением. Вот и сейчас Катакура уже практически ничего не соображал из-за абсолютно ненормальной любви к своему господину, и ему казалось, что с каждой секундой слияния с любимым телом — любит еще сильнее. Правый глаз мог бы без раздумий отдать за этого человека все, что у него есть. И душу, и тело, и что там еще есть важного у безвозвратно влюбленного мужчины. Разгоряченная плоть уже не могла долго сдерживать в себе накопившееся наслаждение, горячее и влажное тело Дракона сводило с ума. Катакура склонился к лицу Датэ, рукой поглаживающим движением убрал с щеки парня прилипшую прядь темных волос. — Могу я?.. Мужчина прикрыл глаза и тихо застонал, вздрогнув от того, как Масамунэ резко сжался внутри. Масамунэ пришлось ухватить зубами высокий ворот плаща Кодзюро, чтобы не взвыть в голос, перебудив своим стоном весь дом. Он просто не мог сдержаться, когда теплое семя полилось в него, заставляя последние комочки холода, притаившиеся где-то возле сердца, растаять. От накатившего жара стало трудно дышать, Датэ хватанул ртом воздуха и выгнулся дугой навстречу горячему телу любовника. Только почувствовав, как что-то выливается ему на грудь и живот, он понял, что этот охвативший его тело огонь – окончание сегодняшней битвы с глупым правилом и холодной тоской. И он ее выиграл. Они оба выиграли. Масамунэ лежал, пригревшись между Кодзюро и его плащом, слушая биение своего сердца, вдыхая острый запах своей и чужой спермы, вперемешку с запахом благовоний и зеленого чая. Мысли в голове Дракона шевелились медленно, так же медленно красные кленовые листья падают на землю, поэтому когда Катакура зашевелился, пытаясь подняться, он смог только неразборчиво простонать что-то и прижать его к себе. — Не надо, — наконец-то непослушный язык зашевелился, — побудь со мной, — он сжал внутри себя обмякший член Кодзюро, — во мне… Мужчина выдохнул, укладываясь обратно, накрывая его собой как щитом или теплым одеялом, не давая холоду и тяжелым мыслям добраться до Дракона. Затем Катакура лег сбоку от Дракона, тут же притягивая к себе парня, заставляя того перевернуться на левый бок и уткнуться лицом в грудь генерала. Тело Масамунэ было таким родным и теплым, что мужчина не удержался и обнял его, прижимая к себе. Горячее дыхание коснулось шеи мужчины, вызвав на разгоряченной коже мурашки. Укрыв спину Датэ своим плащом, Кодзюро затих, наслаждаясь моментом. Дом был погружен в темноту и уютную тишину. Темные очертания деревьев играли в театр теней на седзи, в мелкие щели пытался забраться осенний заблудший ветерок, а как только ему это удавалось — растворялся в горячем воздухе комнаты, едва только попадал внутрь. Дракон тоже стих, будто убаюканный ночной мелодией природы, дыхание парня выровнялось, на лице застыло умиротворенное выражение, а в уголках губ — благодарная улыбка. У Катакуры не хватило бы сил отчитать его за то, что произошло. Да мужчина и сам понимал, что этого было не избежать, кто-нибудь из них все равно бы сорвался. Наверно, ему надо перенять у Масамунэ парочку черт его характера. Упертость, например. Не сдержав улыбки, генерал уткнулся носом в темные волосы Дракона, вдыхая их запах. Запах сражений, задора, дерзости, и... — С очередной победой, Масамунэ-сама... Ответом ему было лишь неразличимое сонное бормотание и рука, сильнее обнявшая его за талию.