***
Кагами//Куроко Утро. Снег. Как это странно… Тихо… Хорошо. Хоть в квартире и прохладно, ты — моё тепло. «Может, я окно закрою?» — мягкими губами, «Ты проснулся?» — удивляюсь, — «Я замёрз, Кагами…» «Я тебя согрею. Хочешь?» — скрипнула пружина. Улыбаюсь: «Да, конечно»,— перекат на спину. Нежно губы вновь накроешь ты мои своими. Этой ночью поцелуи были не такими. «Улыбайся чаще, Тецу. Вечно ты серьёзный!» Улыбаюсь… Для Кагами это сделать просто. Поцелуев вновь дорожка — от скулы к плечу. «Я тебя люблю, Кагами», — тихо прошепчу. Обнимаешь. Я согрелся. Пальцы в волосах. Прикасаешься и гладишь. И — глаза в глаза. Тихо… Снег кружит за рамой, проникает в дом. Слишком мне с тобой приятно, думать чтоб о нём. «Всё. Встаём», — и: шорты, майка, брызги в ванной на стене, Кари (если я ночую с Тайгой, завтрак обеспечен мне). Выходной, для всех обычный, снова проведём вдвоём. Может, в баскетбол сыграем, может, в парк гулять пойдём…***
Аомине//Кисе «Блин! Чёрт! Кисе! Сумасшедший!» — он меня решил достать, — «Рёта, у меня игра сегодня! Может, я хотел поспать!» «Ой, прости!» — Невинный голос, взгляд из-под густых ресниц. Прерывает поцелуи и смущенно смотрит вниз. «Ладно. Я уже и так проснулся… Рёта, ты там не замёрз?» — Он сидит в углу кровати, одеяла край с плеч сполз. Мой блондин… Такой красивый… Жёлтые, как мёд, глаза, Кисе — самый лучший парень. Он — мой. Это навсегда. Лучезарно улыбаясь, головой трясёт: «Почти! Ты такой заботливый, мой Аомине-ччи!» Он встаёт. Расправив плечи, тянется, как кот, На задёрнутые шторы смотрит, и к окну идёт. За стеклом — зима. Танцует лёгкий белый пух. Кисе сразу замирает, переводит дух… «Аомине-ччи!!! Снег!!! Первый!» — радостно вопит. Мне плевать, но вот вид Рёты круто горячит. Одеяло — на пол. Сзади к парню быстро подхожу. Обнимаю, языком серёжку в ухе нахожу. Разворачивается, подставляя губы; Поцелуев с Рётой сладость вечно любить буду. Знаю, что сейчас не время, но уже завёлся, Лишний час теперь нам дома провести придётся. Вечером у Кисе съёмки, но теперь плевать. Визажисты смогут всё замаскировать…***
Мидорима//Такао Шинтаро спит, не зная даже, как мило выглядит сейчас. Такой домашний и уютный, совсем не тот Шутоку асс. Я лыблюсь… Не могу иначе, прижавшись близко так к нему, Переплетаю наши пальцы, по коже белой провожу. Он спит. Но эту милую картину мгновенно рушит громкий звон. Ах, чёрт… Будильник? Но какого… Сегодня ж, вроде, выходной! Пытаюсь разнести машину адскую ко всем чертям, Но смысла нет — Шин-чан проснулся, и тянется уже к очкам. «Такао, что ты здесь устроил?» — Неет, Шин, меня не проведёшь. Свой тон, холодно-безразличный, ты для других прибережёшь. За маской отстранённой скуки, что надеваешь ты всегда, Я знаю, я сам видел (ночью), живёт совсем другой Шин-чан! «Я? Ничего я не устроил!» — тяну улыбку по щекам. И тут же вешаюсь на шею: «Доброе утречко, Шин-чан!» Он нерешительный, я знаю. Вот почему хочу я так, Чтоб Шин меня поцеловал. Сам. Первый. Снова сделал шаг. Добиться этого так просто: я начинаю говорить. Болтать без умолку. Словами меня уж не остановить… …Я знал, я знал! Шинтаро злится — не любит шум он по утрам; Тем более, его волнует отсутствующий талисман. Обычно с Шином накануне мы в магазин за ним идём, Но вечером мы… Отдыхали. Забыв про внешний мир. Вдвоём. Короче, это и не важно… Ведь Мидорима понял, как Меня заткнуть. И, с поцелуем, «молчи!» оставил на губах. Шин-чан — цундерка… Но премилый. Я так ему и говорю. Лыблюсь… Тянусь за телефоном — прогноз погоды посмотрю. Пока мой парень Оха-Асе внимает с каменным лицом, Я узнаю, что, по прогнозу, снег за зашторенным окном. К Шин-чану близко прижимаюсь, ловя полуулыбки тень. Ах, как же я люблю, авансом, начавшийся так круто день! Целую кончики тех пальцев, что без бинтов лишь для меня. Для Шина это так интимно, касаюсь тихо, не дыша. Боясь спугнуть момент волшебный, в глаза зелёные смотрю. Шепчу: «Шин-чан, ты — моя прелесть. Шин-чан, я так тебя люблю…» Зажмурясь, чувствую прохладу холёных пальцев на спине. «Спасибо, что со мной ты, Казу. За то, что приручил к себе». Какая фраза от Шинтаро… А я ведь, вправду, приручил… Тогда Шин-чан был замкнут, колок… А я его раскрепостил. Ловлю себя, что улыбаюсь: ох, видел бы нас капитан. Он (впрочем, как и все) уверен, что Шин — бесчувственный чурбан! Хотя… Да фиг с ним, с капитаном. Шинтаро, вон, уже встаёт. Меня, хоть я и не просился, берёт на руки и несёт. Припоминаю: Мидориме про снег забыл я рассказать, Я исправляюсь, и, с улыбкой, с ним соглашаюсь погулять.