«И смерть уснула крепким сном…»
Всё, что имеет начало, имеет и конец. Обязательно. Всегда должна быть точка в конце предложения. Ведь, если оставить мысль незаконченной, то она, к великому сожалению, теряет свой драгоценный смысл. И потом попробуй пойми, что имелось в виду под этим, казалось бы, никак не связанным набором слов. Можно попытаться уловить мельчайшие крупицы ясности, поймать эти тусклые всполохи, оставшиеся после былого величия костра, но их надолго не хватит: если не составить полной картины, если в скором времени не разжечь пламя вновь, то огонь неминуемо потухнет. Хладный дождь погубит его. И наступит кромешная тьма. Тьма, в которой ещё долго ты будешь слышать раскаты грома и звуки капель, разбивающихся о твою кожу. Но дальше тебя будет поджидать она — тишина. Тишина наступит. Наступит конец. Такой непонятный, совсем бессмысленный итог всех твоих усилий… Нужно постараться сохранить пламя, иначе всё было напрасно. У меня мало времени… Дождь грядёт. Грядёт конец… Мы все когда-нибудь представляли, каким должен быть конец света: вирус, мутирующий с такой невероятной скоростью, что учёные не успевают считать штаммы, ядерная война, в которой выживут лишь те, кто успел в последний момент спрятаться глубоко под землёй, астероид, по размерам обгоняющий Землю в тысячи раз, зомби-апокалипсис, восстание машин, атака пришельцев… Множество фильмов сняли по этим сюжетам, невероятное число книг написали авторы, художники днём и ночью, как умалишённые, выводили на холсте фантастические образы, так крепко засевшие в чертогах разума. По ним люди готовились к встрече с самим апокалипсисом: строили бункеры, скупали килограммы, если не тонны, провизии, пытались раздобыть как можно больше оружия… Но… в этот раз, в этот единственный раз, когда всё случилось, вся эта атрибутика им не понадобилась. Она оказалась бесполезной. Всё случилось совершенно не так, как все мы к этому готовились, как-то неожиданно, даже спонтанно — никто не успел спрятаться, никто не успел взяться за рукоять автомата или же ножа. Реальность — хитрая старуха, она решила сделать всё по-своему. Для кого-то всё кончилось где-то в родном мегаполисе, для других — вдали от дома, в сотнях километрах от друзей и близких. Кто-то весь день хлопотал, несмотря на то, что за окном было воскресенье, кто-то наоборот — лелеял этот краткий миг выходного дня, проклиная тёмные мысли о том, что завтра снова выходить на работу. Все эти незначительные моменты, крохотные события и мысли, которым никогда не придавалось значения — всё это утеряно безвозвратно. А хотя… может, ещё есть надежда? Есть хоть малейший шанс на то, что можно спастись? Почему я всё ещё здесь? Всё ещё… в этом городке? О человеке можно многое сказать, побывав у него дома. Это как увидеть его второе лицо, вторую сущность, зеркалом отражающую первую, истинную натуру. Вроде бы, обычные вещи: картина, полка с книгами, настенные часы, а сколько всего можно предположить об их обладателе, когда видишь их впервые. И когда ты высказал все свои догадки, на тебя устремляют такие поражённые взгляды, полные удивления и интереса. Не верят, что такое возможно, ставят на шестое чувство или же на врождённую интуицию, но нет… Всё это не то. Правда скрыта в мелочах. Из них складывается целая картина. Дом — это то место, где содержится частичка души человека. Лёгкое дуновение ветра, попавшее с серой улицы через открытое окно, усеянное многочисленными жирными следами от ладоней, которые очень отчётливо видны на фоне капель, что медленными струйками-змейками сползали вниз по стеклу, некоторые объединялись, становясь целой рекой, но все всё равно разбивались о пластик оконной рамы, отвлекли меня от мыслей. На оконной раме под силой ветра трепыхались две скомканные носовые салфетки, влажные от кровавых пятен и скорее всего слёз. Где-то вдалеке тихим топотом гром надвигался на меня, неся за собой чёрные как смоль тучи. Скоро они поглотят всё то пространство, что раньше было милым крохотным городком, в котором я оказался впервые. Что я здесь делаю? Какова моя миссия? Фокусирую взгляд на том, что находится вне дома. Прямо напротив окна я могу видеть ухоженную детскую площадку, расположенную через довольно узенькую дорогу от дома. Газон постригли совсем недавно: пахло мокрой свежескошенной травой. Разноцветная карусель, так и режущая взор невероятным сочетанием пёстрых красок, мирно поскрипывала, ветер игрался с ней, словно маленький ребёнок. Турники напротив — были выкрашены в один строгий блёкло-синий цвет, который когда-то мог поразить кого угодно своей глубиной и насыщенностью, но краска уже давно высохла и начинала трескаться. С перекладин, образовывая маленьких размеров лужу, капли бросались вниз, как сосульки зимой с карнизов домов, разбивались о водную гладь, на которой изредка проглядывала робкая рябь. Но эти отпечатки ладоней всё никак не позволяли мне сосредоточиться на виде. С ними что-то не так… Что же? Наверное, даже самый искусный детектив в мире не обнаружил бы ничего подозрительного, но до меня вскоре дошло — на окне были следы лишь правой руки. Левой не было…***
— Господи, Артур, сынок, что с тобой случилось?! — Всё в порядке, мам, это я так… Споткнулся о бордюр и упал неудачно прямо на лицо… — Да как же, знаю я этот твой бордюр! Опять хулиганы соседские к тебе приставали? Сколько раз я просила этих Личманов поговорить со своим негодяем?! Вот позвоню в полицию… — Не надо, ма! Хочешь, чтобы я потом без второй руки остался? Не беспокойся, я в норме. — В норме он… Давай сюда, я тебе помогу. — АЙ! Ма, так ещё хуже стало! — Ну, потерпи ещё немного. Вот, держи, прижми к носу, а я пока за аптечкой схожу…***
Искры открыли мне маленький отрывок из жизни этого подростка, возникло ощущение, что я подглядываю за кем-то через замочную скважину, шпионю за чужой жизнью. На долю секунды мне показалось, что всё это случается и со мной, что это меня били в нос, что это мне страшно и одновременно стыдно. Хоть и не получилось представить чёткие образы в голове, но те всполохи, что ещё остались после произошедшего, позволили увидеть прошлое, пусть и не такое далёкое, но такое ценное. Может, в этом и есть моё предназначение? Так я найду способ всё исправить? Следы от ладоней на стекле янтарём переливались в тусклом свете солнца, что никак не могло пробить эту непреодолимую блокаду туч. Я не мог долго смотреть на огненные отпечатки, всё же, это не мои воспоминания, они чужие. Оглянувшись, я не поверил своим глазам. Раньше мне казалось, что комната, в которой я очутился, была намного больше, но теперь… Пространство давило на меня своей необъяснимой теснотой, словно пыталось вытолкнуть меня из себя. Эти стены, имитирующие настоящую лиственницу, этот деревянный, покрытый лаком простой рабочий стол, заваленный доверху всевозможной литературой о биологии, в частности, о ботанике, этот немного покосившийся шкаф у несущей стенки, который вот-вот развалится от одного неосторожного прикосновения — вся комната гнала меня прочь, к выходу из дома. Чуть не оторвав дверную металлическую ручку, я пулей вылетел из помещения, кубарем катясь вниз по светло-бежевому ковру лестницы, перила которой так сильно напоминали шахматные фигуры. Я, кажется, не умею играть в шахматы... Свернув в первый же попавшийся дверной проём, я оказываюсь в чуть более просторном помещении, чем предыдущее. Льняные шторы с вышитыми на них прекрасными жёлтыми лютиками, скрывали за собой окно. Едва слышимое шкварчание доносилось с плиты: на небольшой чугунной сковороде жарились два кусочка свинины. Когда-то они выглядели аппетитно, были покрыты привлекательной золотистой корочкой. Сейчас же мясо сгорело до углей. Гарью пахло так сильно, дымка окутала весь первый этаж. Гулкий кашель разбил мрачную тишину, со слезящимися глазами я поспешил покинуть дом вовсе. Успешно преодолев тропинку из каменной плитки, я остановился у белого невысокого заборчика, он растянулся по периметру всего участка. Рядом со мной по правую руку стоял красивый, отполированный до блеска, железный почтовый ящик, окрашенный в ярко-красный. На маленькой дверце-задвижке была аккуратно выведена белым цветом буква «Я». Мне захотелось посмотреть внутрь, но, к моему разочарованию, там оказалось пусто. Само здание выглядело очень красивым: по стенам того же цвета, что и забор, вился девичий виноград, кирпичного цвета панцирь керамической плитки на крыше. Вдоль тропинки были высажены те самые жёлтые лютики, что были и на занавесках в кухне. От всего этого вида на душе становилось очень светло, хоть погода и была отнюдь не солнечной. Перейдя через дорогу, я очутился на детской площадке. Помимо старых турников и скрипучей карусели ещё были невысокая горка, вмятины на затёртом металле говорили, что она здесь поживает не первый год, и пара качелей на цепях, они стояли чуть вдали. Какой-то необычный шум привлёк всё моё внимание. Как если бы что-то тарахтело… Газонокосилка. Опрокинутая машина была заведена, словно кто-то совсем недавно и вправду стриг ей газон. Едва видимые струйки дыма выходили из-под чёрного пластмассового корпуса, нажатием одной единственной кнопки на прорезиненной рукоятке я выключил шумящий прибор. В двух метрах от меня стояла простецкая дощатая скамейка, несмотря на свой обычный вид, отличавшаяся довольно впечатляющей прочностью…***
— Арти, это что у тебя, новая рука?! — На днях заказали. — Круто! А можно потрогать? — Хейли, я… — Ну, пожалуйста! — …Ну хорошо, только аккуратнее, прошу. — Класс! Ого, какой лёгкий материал! Я думала, что она намного тяжелее. — Каким бы замечательным не был протез, заменить руку из плоти и крови неспособна никакая железка, тем более которой я и пошевелить не могу. — …Знаешь, а ведь эту тоже можно двигать. Можно... я тебя нарисую? — Я правда не думаю, что… — Только вот согни пальцы в такой жест. Да нет же, не так! Оттопырь указательный и большой, а все остальные согни. Вот это другое дело! Теперь не двигайся. — Ты всегда носишь с собой этот блокнот? — Не могу с ним расстаться, вдруг я увижу что-то совсем невероятное? Зарисовать хоть успею. — Так это твоя Книжечка Невероятных Вещей? — Да… Туда попадают лишь самые исключительные вещи. — Получается, я теперь тоже исключительный? Что ты улыбаешься? Не молчи, ха-ха! — Хи-хи! Сегодня вечером мы с Карлом будем репетировать перед выступлением в школе. Не хочешь прийти послушать? — Но я ведь пообещал мисс Грейс помочь с её садом… — Старуха и без тебя справится, я уверена! Попросит Гризли, если что... Ладно, это тебе решать, не буду настаивать. Если захочешь, приходи. — Хорошо, спасибо за приглашение…***
Янтарные всполохи взмыли в небо, ветер подхватил их, унося куда-то в даль, где они навсегда потухнут, угаснут в небытие. Что же случилось с этим мальчиком? Где все люди в этом городке? Может, я смогу отыскать ответы в школе? Скорее всего. Но где эта школа находится? Немного поплутав по окрестностям, я набрёл на информационный стенд, там и нашлась карта всех окрестностей. Мой зоркий глаз сразу приметил кратчайший маршрут от точки «Вы здесь» до Войтонской школы. Но я повременил с отправлением к желанному пункту назначения. Сперва я решил зайти в бар на этой улице, его название показалось мне очень интересным — «Canticum Pluviam»*. Само здание заведения было оформлено в стиле старого трактира, эдакой таверны, сохранившейся ещё со времён средневековья. Белый кирпич в некоторых местах, чаще всего на углах, специально затирали, показывая его натуральный цвет. Деревянные вставки на окнах лишь придавали больше колорита, контрастируя со стенами. Длинные скамьи и столы, смастерённые из тёмного дерева, украшали уличную зону, а вот пластмассовые яркие зонты, служащие щитом от солнца, совсем не вписывались в картину, словно художник ненароком оставил кляксу на законченной картине. Кое-где в пепельницах дымились окурки от дешёвых сигарет, дым поднимался ввысь, сливаясь с однотонным фоном серого неба, что всё больше и больше хмурилось под порывами ветра. Изгородью, отделяющей сам бар от проезжей части и от соседнего дома, где, скорее всего, жили хозяева заведения, служили обычные кусты можжевельника. Внутри интерьер, конечно же, отличался от того, который обычно использовали в Средние века. Заместо люстры с восковыми свечами на потолке, здесь повсюду на стенах были привинчены изящные светильники в форме цветов-колокольчиков. Их бронзовые ножки казались очень крепкими на вид, но сам образ цветов придавал поразительную лёгкость и красоту внутреннему убранству. Столы и стулья, как и снаружи, одного оттенка древесины, которую тщательным образом покрыли слоем специального лака. Салфетки в салфетницах перекликались с настенными светильниками: на них изображены те же самые колокольчики, только не из стекла, а уже настоящие — фиолетово-голубые. У барной стойки стояло несколько высоких стульев, рядом с одним на полу валялся разбитый вдребезги пивной бокал, паркет вокруг был до ужаса липким и усыпанным осколками стекла, я решил близко не подходить. Из музыкального аппарата, что стоял по левую стену от входа в мужской туалет, играла ненавязчивая приятная музыка. Было приятно слушать хрипловатый голос певца, струящийся из пульсирующего динамика. А ещё эта игра на пианино… Пианист явно очень талантлив, я бы никогда не смог так же...***
— Сьюзен, как твои дела? Всё хорошо, надеюсь? У тебя очень усталый вид. — Всё в порядке, Луис, просто на работе завал. Большой Город без меня не справляется, да ещё все эти юридические распри с Дейвом… Ты мне лучше расскажи, как ты? Говорят, церковь, наконец, собрались реставрировать. Это правда? — О, да, хорошие новости для всего города. В этом году ей исполняется восемьдесят семь лет! Такая достопримечательность неплохо стягивает туристов к нам, вот и накопили со взносов, хотя большая часть денег поступила от правительства города. Заходи завтра на отшиб, я тебе покажу, что да как. — Прости, я правда очень хочу пойти, но… в последнее время что-то неважно себя чувствую. Голова так сильно болит. — Это, наверное, из-за надвигающегося на нас циклона. По новостям передавали, что по всей Англии пройдут сильнейшие дожди за последнюю сотню лет! Весь мир покрыли тучи, Сьюзен, представляешь? Хотя, этому ящику нельзя верить, вечно они всё преувеличивают. Ещё по бокальчику? — Святой отец, куда это в вас столько лезет? Я пас, спасибо. Ух, голова… Нужно в аптеку сходить. — Хочешь, я с тобой схожу? Всё равно в церкви сейчас делать нечего, буду рад составить компанию, если ты не против. — Ты так добр, Луис, большое тебе спасибо. Только заплачу за пиво, и мы можем идти… — Не стоит, плачу тоже я…***
Огни силуэтов, сидящих за стойкой, разом рассыпались на тысячи маленьких искр, разлетевшихся по всему бару. На улице прогремел гром, уже совсем близко, на чистом стекле окна свой таинственный узор оставила первая капля дождя. Голос женщины был мне уже знаком — это была мама Артура, того мальчика без левой руки. Но вот её собеседник… Святой отец Луис. Он мне показался хорошим человеком. Наверное, они со Сьюзен уже давно здесь встречаются… Жалко, я бы ещё здесь поосматривался, но у меня нет времени на раздумья, мне нужно идти к школе. Ответы очень близко, как и дождь, который их смоет, если я не потороплюсь. Мой путь лежал через парковую зону, школа находилась прямо за ней. Скорее, это даже больше походило на лес: давно протоптанная тропинка петляла между невероятно высокими и стройными стволами сосен, встречались и редкие кустарнички брусники и черники. Вдоль асфальтированной дорожки через равные промежутки расстояния горели уличные фонари, они напоминали те, что использовались когда-то в девятнадцатом веке. Резвые мотыльки бились о стекло, стараясь коснуться того желанного тёплого света, что так и останется для них недосягаемым. Где-то шумела река. Почти под каждым фонарём стояли красивые резные лавочки, усыпанные опавшими хвоинками. Все были мокрыми, кроме одной. Огненные искры плясали вокруг неё, то вырисовывая очертания двух людей, то снова перестраиваясь в бесформенную массу...***
— Люблю здесь гулять. Наверное, это моё самое любимое место во всём городке. Пройдёмся? Тебе уже лучше? — Давно у меня так, фух, давление не падало. С моей-то гипертонией это очень странно. Но мне уже лучше, кажется. Никогда не считал себя метеозависимым человеком, однако… — Вот и я проблем с этим никогда не испытывала, а теперь вдруг стала подвластна этим магнитным бурям! Ой, дождь начинается… Добежим до реки? — Что ты задумала? — Пойдёшь со мной — узнаешь…***
И снова эта парочка следует за мной. Или это я за ними иду? Куда же ведёт их история? Стоило мне пройти пару десятков метров, как передо мной предстал почти игрушечный мостик, такой аккуратный, что глаз оторвать было невозможно. Поодаль росло, склонившись, подобно старухе, над журчащей гладью воды, старое дерево, так выделявшееся среди этого хвойного царства. Его сероватая кора на разросшемся стволе, пустившего корни глубоко в берег, сливалась с серыми тучами, сбрасывающими сверху свинцовые пули капель. Раскидистая крона с длинными листьями качалась из стороны в сторону под силой ветров, нижние ветви чертили на воде непонятные узоры, кривые и прямые, связывая их друг с другом, и наоборот — распутывая этот замысловатый узел. Я подошёл поближе…***
— Ох, промокли до нитки, хотя всего ничего шли до сюда! — Надеюсь, эта ива скроет нас от дождя! — Я часто сижу здесь по выходным, читаю. Иногда ко мне приходит Арти, стоит там, на мосту, смотрит, как течёт река. Знаешь, как ещё называют иву? — Ммм… Нет. Как? — Древо скорби. Разве та поза, в которой она склонилась, не похожа на плачущую деву, что пришла утопить свои печали в этой самой воде, чтобы течение унесло все заботы как можно дальше? Вот и я когда стою здесь, могу чувствовать — всё хорошо. Жизнь такая красивая, такая… яркая. После той аварии, после того, как мой мальчик потерял руку, после развода с Дейвом — после всех этих несчастий, что произошли в моей жизни, здесь я наконец могу обрести покой. — Сьюз… — И когда ты рядом, мне спокойно, Луис. С тобой я не чувствую той скорби, что пожирала меня изо дня в день… Я… я… — …И я тебя…***
Два силуэта горели ярким пламенем. Огнём, что пылал под самим дождём. Мужчина обнял женщину со спины. Она склонила голову на его плечо. Их тоска, их радость, их боль, их… любовь витали в воздухе, наполняя весь парк своим чарующим ароматом и теплом. Свет, исходивший от них обоих разгонял ту тьму, что властвовала внутри меня. Мрак расступился, опасаясь этого чудесного сияния. Но… вода всегда тушит огонь. И их откровение закончилось под этим злополучным дождём. Вода смыла память о них, оставив лишь нечёткие следы. Они стали рекой. Их чувства друг к другу пропитали саму реку! Окунув палец в воду, я почувствовал еле уловимое тепло, то тепло, которому источником служил их свет. Надежда ещё есть. Даже в самой непроглядной тьме есть шанс увидеть спасительный луч света, который обязательно выведет заблудшего к истине. Дождь начался, но я всё ещё здесь. Я соберу их истории. Я стану сосудом для их света, ибо моя душа полна мрака и черни. Только мне под силу всё узнать. Только мне…