we made it out it seems

В Гнезде они не празднуют дни рождения. Время никогда не было чем-то радостным, а лишь напоминало о том, что Тетсуи уже не молод, а Рико и вовсе никогда не был. Возможно, семья Жана и отмечала дни рождения раньше (он делит жизнь на две части «до Воронов» и «после Воронов», потому что это единственное, что было у него в жизни), но он не помнит их, если они вообще были. В любом случае, это не имеет значения. Первый день рождения, который проходит под контролем Рико, — это день, когда он впервые, окровавленный, избитый и дрожащий, идет к стене за своей кроватью и дрожащими пальцами медленно рисует кривую линию. Один год в Гнезде. Еще целая жизнь впереди. Он встает следующим утром шестнадцатичасового дня и пытается цепляться за блеклый звук смеха отца и улыбку матери. Он не знает, хочет ли вообще их помнить. Однажды он спросил себя, почему его родители так хотели отдать его Морияма. Лежа на холодном каменном полу Гнезда, с ушибленной челюстью и резкой пустой болью в тех местах, где должны быть невредимые ребра, он придумывает ответ на этот вопрос. Они никогда не хотели его. Он сломан. Он ужасен. Он отвратителен. Он не заслуживает того, чтобы его любили. И он верит в каждое слово. Кевин Дэй смотрит на него с чем-то вроде жалости в глазах, как будто он хочет что-то сказать, но он не знает как. Жан рычит на номер, расположенный на щеке Кевина. Ему не нужна жалость. Ему нужен выход. Каждый раз, когда он появляется, окно для побега сужается. Свой десятый день рождения он проводит со сломанными пальцами. Он играет со сломанными пальцами. В одиннадцатый день рождения, глубокая кровавая рана пересекает его живот. В двенадцатый, Рико толкает его вниз по лестнице и смотрит с пустой маниакальной улыбкой на то, как он падает. В тринадцатый, он пытается ударить в ответ, когда Рико замахивается кулаком. Это последний раз, когда он пытается сделать это. Четырнадцатый — это просто пятно боли, голосов, угроз, и он прикусывает язык, пытаясь не заплакать. К пятнадцати годам, будучи пустой машиной для экси, он забывает, когда у него день рождения. Он забывает о своем дне рождения, забывает улыбку матери и смех отца и то, как звучали волны, разбивающиеся о песок, и запах океанского воздуха в Марселе. Время в Гнезде проходит по-разному. Даже если он повторяет свой день рождения в тихих бормотаниях после того, как все ложатся спать, прослеживая линии на стене, когда он пытается вспомнить, что такое надежда, он никогда не может быть уверен, какой это день в реальном мире. А может, Гнездо — и есть реальный мир. Может, Марсель был мечтой. А может, Марсель был ночным кошмаром. Его шестнадцатый день рождения — это первый раз, когда Рико позволяет другому Ворону лечь в его постель. А потом еще раз. И еще раз. Пока он не научится не оказывать сопротивление, пока он не научится не хромать, пока каждая искорка внутри него не будет затушена, пока он не станет полностью подчиненным, потому что нет ничего, чего бы Рико не сделал. Возможно, разве что избавить его от страданий. Возможно, от единственной вещи, которую он хочет. Возможно, разве что, он не может убить его. Семнадцать. Восемнадцать. Он снова видит небо. Это ничего не значит. Мир знает его имя, знает тройку, написанную на его скуле. Это совсем ничего не значит. Девятнадцать. Кевин ушел. Рико особенно беспощаден 22 февраля. Двадцать. У Рене Уокер самая блестящая улыбка, которую он когда-либо видел. Она выглядит как солнце. Она и есть солнце. Больше всего на свете она похожа на спасительницу. Это не имеет особого значения для мальчика, который думает, что его нельзя спасти. До того момента, пока Рене Уокер, вся в пастельных цветах и доброжелательности, не врывается в Гнездо и не говорит Жану, что они уходят. Он с трудом может дышать. Следующие несколько дней, недель, месяцев, он ждет, когда его заберут обратно. Но этого никогда не случится. Рене остается с ним, пока он восстанавливается, а затем оставляет еще одно солнце на его орбите. Джереми Нокс — загадка. Он не обращается с Жаном, как с пугливым диким животным. Он совершенно счастлив болтать о чем угодно, обо всем, на самом деле. В то время, как Жан вмешивается в разговор только с режущими замечаниями, и Нокс совершенно счастлив молчать, когда Жан не хочет говорить. Он шутит. Улыбается. Смеется. Не трогает Жана, если ему это не нравится. Он берет только то, что Жан дает ему и ничего больше. Марсель. Гнездо. Всех и вся. Он возвращает Жана к себе. Когда Жан оскорбляет его, его глаза сверкают, как будто они знают что-то, чего не знает остальной мир, и он уступает. Если Рене была его спасительницей, то Джереми — возрождение. Он не понимает этого, пока не встречает Лайлу Дермотт и Сару Альварез, которые беззастенчиво громкие и постоянно спорят с Джереми, и все, что делает Джереми — раздраженно смотрит на Жана. Но он по-прежнему улыбается. Лайла и Альварез как силы природы. Они раздвигают границы Жана, но не подталкивают их, они заставляют его смотреть смешные фильмы и рассказывают ему о своей жизни, не спрашивая ничего взамен. Они, как однажды понимает Жан, его друзья. Он не понимает этого, пока не просыпается от кошмара, весь в поту, с сердцем, бьющимся в груди. Он ждёт пока оно успокоится, чтобы убедиться, что он не разбудил Джереми, но обнаруживает только пустую кровать. Он находит Джереми на поле Троянцев. Судя по беспорядку, похоже, он там уже давно. Жан стучит в стекло, чтобы привлечь его внимание, прежде чем войти. У Джереми грязные волосы и мешки под глазами, и он выглядит удивленным, увидев Жана. — Так ты берешь все мои травмы на себя, но отказываешься говорить о своей? — Не хочу обременять тебя. — Джереми, — Жан явно не впечатлен. — Жан, — он вздыхает. Садится. Кладет голову на руки. Жан никогда его таким не видел, — что, если я недостаточно хорош? Он не понимает этого, пока не осознает, что, несмотря на все его веселье, Джереми — человек. — Я не хочу быть им, — шепчет Джереми. Жан даже не должен спрашивать, кого он имеет в виду. — Ты никогда не сможешь быть им. И это абсолютная правда. На следующий день, Жан очень прямо говорит Джереми, что одна из его идей достигла максимума тупости, и они могут просто собраться посмотреть фильм, но даже когда Джереми издает оскорбленный звук, его глаза радостно морщатся. Жан предпочитает эту версию Джереми. Он предпочитает ямочку на правой щеке, то, как свет ложится на его волосы, и когда солнце просачивается через окно, в тот самый момент у Джереми веснушки на носу, которые, по мнению Жана, самая красивая вещь, которую он когда-либо видел. В его двадцать первый день рождения, Рене отправляет ему смс, состоящую из трех слов со слишком большим количеством восклицательных знаков. Жан игнорирует свой телефон, когда он вибрирует на кофейном столике, но Джереми смотрит на смс Жана с широкими глазами. — Ты не сказал мне, что у тебя день рождения! — говорит он с обвинением. — Я не думал, что это важно. Вороны не празднуют свои дни рождения. Джереми издает звук, что-то вроде задушенного кота и сразу же звонит Лайле и Альварез. И Жан никогда не праздновал свой день рождения раньше, а может и праздновал, но это было в Марселе, и это было очень давно, но сейчас он в Калифорнии, и Джереми не устраивает большую вечеринку. Только он, Лайла, Альварез и Жан, не самый вкусный торт, ужасное пение и хлипкие бумажные колпаки. И несмотря на все его ворчания, Жан все-таки загадывает желание, задувая свечи. Не позволяй этому закончиться. И это первый день рождения, который Жан проводит без повреждений. И счастливым. И окруженный людьми, которых он любит. Рене звонит ему в тот вечер, чтобы снова поздравить с днем рождения, и Жан снова благодарит ее за то, что она вытащила его. И Кевин отправляет единственное сообщение с поздравлением, на которое Жан не отвечает, не раньше 22 февраля. Он проводит следующий год, тренируясь с Лайлой, и говоря Альварез, что она идиотка, и играет в кошки-мышки с Джереми. И он никогда не был достаточно хорош для Джереми, даже близко, но они целуются в общежитии, когда Джереми, наконец, набирается смелости, чтобы быть конфронтационным, и это обещание, что они собираются попробовать. И они пробуют. Жан спит лучше, когда он с Джереми, и Жан следует за Джереми на поле, когда Джереми слишком дерганый и неуверенный в себе, чтобы спать, и они вместе завтракают, в то время, как Джереми поет и пытается заставить Жана танцевать. Жан встречает семью Джереми на Рождественских каникулах, в качестве его парня, и у Жана никогда не было семьи раньше, но Джереми изящно берет на себя эту роль. К его двадцать второму дню рождения, Джереми уже закончил университет, но он прилетает, чтобы провести выходные с Жаном. Альварез проделывает огромную работу, и на этот раз торт, на самом деле, выглядит как торт, а не кусок глины. Жан задувает свои свечи под звуки ужасного пения и понимает, что ему нечего желать.