Вождь

             Со дня нападения Великого Смутьяна и исчезновения Драго Блудвиста минуло несколько недель.       Иккинг понемногу свыкался с жизнью на опустевшем без отца острове и новой ролью главы племени, благо рядом всегда были мать и Астрид, единственные, помимо Беззубика, кто помогал ему не сойти ума в этой круговерти чувств, просьб о помощи и прямых обязанностей. Остальные, конечно, тоже пытались поддержать, но зачастую такая поддержка только лишала вождя ещё пары часов на драгоценный сон и вовсе не способствовала поднятию духа. К счастью, после крупной ссоры ребята к нему больше не лезли.       Астрид не одобрила того спора, но и возмутиться не посмела: всё время, пока длились работы по возвращению Олуху былого вида, Иккинг ни на миг не отлучался от людей. Помогал переносить материалы, ставить балки и крыть черепицей крышу. Что-то сваривал, вбивал, пилил. Принимал послов из соседних и не очень государств и селений, до которых дошла весть о победе молодого викинга над самим Драго Блудвистом, державшем, как оказалось, в страхе не одну страну, и по итогу таких встреч он неизменно заключал целый ряд соглашений о ненападении и тесных экономических связях вплоть до единого торгового пространства, отчего потерявшие Йоханна викинги приходили в бурный восторг. Правда, лишь немногие из них знали, чего стоило Иккингу этих договоров добиться: отнюдь не все гости были готовы довериться очередному Покорителю драконов и смириться, что где-то поблизости их границ находится такая мощь, более тайной не сокрытая. Тут помощь юному вождю оказывала, как ни странно, Валка. Увлечённая дрессировкой драконов во благо Олуха, она не замечала на себе любопытных взглядов, которые кидали на неё советники. Или делала вид, Иккинг не успевал спросить. Но видя, как «армия злобных рептилий» мило ластится к женщине и по часам носит провизию плотникам, советники замолкали на полуслове. Что играло решающую роль: едва ли не выплясывающие по мановению пальца драконы или сияющая искренней, почти детской улыбкой Валка, — они не признавались, но сменяли гнев на милость. В конце концов «драконьих всадников на острове не так уж и много». Правда, хитроумные уловки на бумаге проскакивали сплошь и рядом, чему Иккинг никак не переставал удивляться, засиживаясь в зале Советов до первых лучей солнца. Да, невысокого они мнения о викингах. Придётся снова разрушить стереотипы! Беззубик, следовавший за Иккингом неотступно, согласно фыркал в дремоте.       В отличие от Валки, командовавшей драконами на месте стройки, Астрид была повсюду: между перебежками от места к месту он видел её дома, пытающуюся управиться с готовкой, видел рядом с конструкторами, которым она яро втолковывала какой-то план с картой Драконьего Края в руках, видел её перешептывающейся с ребятами и даже самой Валкой, видел в зале Советов. И сразу как-то сами собой таяли вопросы вроде «почему кузница больше не напоминает оружейную, неужели Плевака убрался, а если и да, то куда дел громмеля» или «почему на стройке все такие подозрительно счастливые, когда ещё час назад жаловались, что драконы подпалили половину брёвен» во время обхода территории с советниками. Если он не видел её перед собой воочию, то замечал следы пребывания: пополнявшиеся из ниоткуда буханки хлеба, рассортированные на столе свитки (хотя прекрасно помнил, что прошлой ночью, торопясь, сам кинул их в полном беспорядке), незаметно накинутый на плечи плед, стоило ему полениться подняться в комнату. Иногда, вопреки всякой логике, заснув внизу, он и вовсе просыпался не с пледом, но с одеялом в обнимку и в своей постели наверху. В такие дни Беззубик ворчал больше обычного, сетуя на легкомысленное отношение Иккинга к собственному здоровью, и при каждой возможности сталкивал его с Астрид, чтобы глупый вождь хотя бы высказал слова благодарности (сам-то уложить на себя брата и ещё уследить за его дрянной головой на поворотах дракон не мог). Иккингу хотелось сделать куда больше, но и на простое «Спасибо за всё, Астрид!» с кратким обьятьем не всегда хватало сил и времени, чаще он только махал ей и устало улыбался в ответ на обеспокоенный взгляд — и тут же мчался в ратушу, в порт или на стройку. Новых драконов ещё следовало где-то поселить.       Астрид волновалась. С каждым новым днём Иккинг всё больше бледнел, изматывая себя и дракона до той степени, пока один из них просто-напросто не валился с ног. О, где она его только не находила! Под боком Беззубика в восстанавливающемся порту во время обеда (для Иккинга, видимо, вместо), на скамье в зале Советов (хотя последний — самый стойкий — старейшина, и тот ушел с пару часов назад!), за столом в своей комнате, на кухне с охапкой чертежей и пером заместо ложки — и ладно бы спал, она поняла, но нет. Это сном не было. Иккинг работал, пока организм силой не брал своё, даром что Беззубик неизменно оказывался рядом и спасал вождя от откровенных падений. Вняв её просьбе и опасениям, ребята по мере возможностей помогали присматривать за Иккингом: держали фигуру лидера в поле зрения, отгоняли в край обнаглевших людей, беспокоящих молодого вождя по каждой мелочи, смиряли нрав драконов и старались сами не доставлять хлопот, памятуя о недавней ссоре. Мало! Даже впятером они не всегда успевали отслеживать его передвижения: дел в Олухе, в связи с необходимостью разрушить нетаящий лёд, было по горло даже у близнецов, а Иккинг умел мастерски исчезать в толпе. Не надо меня опекать, ребята! Вот только надо было.       Терпению Астрид пришёл конец, когда в очередную ночь ей в шею упёрлось нечто прохладное и шершавое. Не сразу отойдя от дрёмы, Хофферсон, привыкшая к играм с Громгильдой, хотела это нечто проигнорировать, пока по сознанию не ударил обухом тихий драконий свист на грани воя. Беззубик. Иккинг! Она подорвалась с кровати в мгновение ока — и рухнула обратно, растерянно взирая на морду Фурии. Успокойся, читалось в его глазах. Значит, не всё так плохо. Это придало ей сил. Через несколько минут они уже спускались к границе деревни аккурат рядом с отвесными скалами. Сначала Астрид не поняла: здесь же ничего нет! Беззубик беззлобно рыкнул, уставший за эти недели не меньше хозяина (а работали они вместе, иногда Иккинг даже оставлял его одного в помощь строителям или ради слежки за иноземцами), осторожно подобрался к краю и заглянул вниз, призывая к тому же и её. Сердце пропустило удар. Ты мне за всё ответишь, когда придёшь в себя! Пусть в мыслях Астрид и имела в виду другое, но, боязливо склонившись над краем, тихо чертыхнулась:       — Я действительно убью тебя, Иккинг! — Она попала в точку.       На уровень ниже поперёк скалы тянулась небольшая площадка, откуда открывался вид на весь восточный предел. Когда Олух расширился, а драконьи наездники с одинокого острова стали достоянием общественности, именно здесь было решено построить смотровые башни по типу тех, что они возвели в Драконьем Крае, не оговорёнными остались только размер, количество и материал (всё же Олух был не временной базой, а домом). Дурак! Видимо, он спустился вниз для лучшего обзора и в поисках тишины для спокойной работы, чтобы уж точно никто не нашёл, Астрид слишком хорошо его знала. Рядом валялись верёвка, верный блокнот, заметки и чертежи. Между пальцев по мягкому отсвету она различила уголь. Беззубик, переминаясь с лапы на лапу, нетерпеливо мотал головой, стараясь, однако, не сильно шуметь: проснувшись сейчас, Иккинг бы быстрее свалился, чем заметил их. Хофферсон застонала, спрятав лицо в ладонях.       Нет, всё, Иккинг, ты доигрался! И плевать мне на ваше с драконом чувство вины и весь Олух!       Поминая Асгард всеми известными ей ругательствами, Астрид без страховки двинулась вниз: слишком узкая для пошатывающейся Фурии, площадка была достаточно широкой для пары-тройки человек, а уж лазить по скалам Хофферсон точно было не впервой. Иккинг, вновь находясь в бессознательном состоянии, даже не пошевелился, когда она обвязала вокруг него верёвку и поспешила обратно, зацепив ногой с десяток мелких камней. На пару с Беззубиком они подняли безвольное тело наверх, и тут-то Астрид насторожилась: ну не мог привыкший к постоянным сигналам тревоги человек настолько беспробудно спать, даже измождённый до предела. Её ладонь мягко коснулась мужского лица. Астрид вздрогнула. Какой горячий! Беззубик, почуяв неладное, поспешно толкнул её в бок, вынуждая исполнить роль спасителя до конца.       Когда они добрались до дома семьи Хэддок, на пороге их встретила осунувшаяся Валка с облегченным вздохом и слезами на глазах. Оказалось, она искала сына повсюду уже битый час, но даже Грозокрыл не сумел его почуять. Немудрено, добирались наверняка по воздуху. В четыре руки они споро устроили Иккинга на постели с холодным компрессом на лбу, Беззубик же утробно рычал, наблюдая за другом и понимая не хуже людей, чем могло и ещё может закончиться такое упрямство. Уведя дракона прочь на запоздалый ужин, Валка оставила Астрид с сыном.       Хофферсон молчала. Говорить что-либо не имело смысла, но также она понимала и другое: её Иккинг в любом случае не станет слушать. Как бы близка и дорога она ему ни была, этот дурак унаследовал от отца самое главное — и проблемное — его стойкость к чужим мнениям. Какой бы сложной ни была ситуация, Иккинг всегда всё решал сам, лишь изредка признавая неправоту. К его чести, решения по обыкновению были верными, поэтому он и стал их лидером, поэтому же никто на острове и не подумал выступить против принятия им титула вождя. Однако в те моменты, когда он невольно заблуждался, всё разом выходило из-под контроля: переспорить Иккинга не удавалось даже ей. Точнее не так, она могла побеждать его в словесных баталиях хоть по тридцать раз на дню, но толка ноль: Иккинг оставался Иккингом, не отказываясь от своих идей. В юности её это восхищало, со временем стало раздражать, сейчас же Астрид натурально злилась и, если бы могла, зарычала подобно Ночной Фурии. Ты вредишь себе, глупец!       Нет. Пора заканчивать этот балаган. Беззубик, один из самых выносливых драконов Олуха, и тот едва справлялся. Иккинг — человек. Каким бы ни был внутри, какие бы иллюзии не строил у себя в голове, он человек, а значит, смертен. Куда больше, чем любой дракон.       Астрид, сжав напоследок горячую ладонь, поспешила вниз.

***

             Проснувшись, Иккинг не сразу вспомнил, что до дома вчера не успел добраться. Беззубик тут же ткнулся ему в руку.       — Всё хорошо, братец, я в порядке, — лёгко потрепал драконью морду.       Беззубик почти по-человечески нахмурился: реагировать так спокойно, когда всего с несколько часов назад метался в бреду! В горле начали зарождаться перекаты грома. Иккинг мгновенно ощутил напряжение друга и с досадой прикусил губу. Похоже, всё немного — много, много, признайся хоть себе!  — вышло за установленные им же рамки. Хэддок устало рухнул на кровать и уставился в потолок, не убирая, впрочем, руки с шероховатой кожи. Физический контакт всегда успокаивал обоих.       — Знаю, друг, не в порядке. — Он повернул голову, схлестнувшись с обеспокоенно-раздражённым зелёным взглядом. — Но я не могу иначе. Ты же знаешь.       Знал. Их с Иккингом связь была прочнее, чем кто-либо мог предположить, да и груз на обоих давил почти одинаковый, но в этот раз Фурия не отвёла глаз. Иккинг понял. Невесело усмехнулся.       — Обойдёмся без нотаций, Беззубик. Это временно, поверь.       Попробовав встать с кровати, Хэддок понял, что кое-что действительно было не так: упавшая на пол тряпка и полная лохань на рядом стоящем стуле свидетельствовали… Видимо, о не очень приятной ночи для близких (Иккинг был уверен, Астрид тоже находилась здесь, что говорить о матери) и очень неприятном спуске к завтраку для него. Вздохнув, он поплёлся к лестнице, провожаемый — вот ведь язва! — ехидным взглядом дракона. Слишком внимательным, чтобы всерьёз обидеться.       Так, вроде не шатает, уже хорошо.       За столом его ждала парная миска с супом и нарезанный хлеб. Опустив лицо на сложенные руки, Валка чуть задремала. Иккингу стало совестно. Однако одно — ну как же без этого! — неловкое движение, и стоящий у ног щит летит на пол. Валка вскакивает.       — Иккинг!       — Всё хорошо, мама, — выставляет руки с защитном жесте, но мать и так боится его тронуть: вдруг сбежит? — Голова не кружится, не болит, тело не ломит. Я абсолютно здоров!       Конечно, она не поверила. Он бы и сам себе не поверил, с его-то синевой и провалами на месте глаз.       — Сначала поешь, Астрид готовила. Я только разогрела.       То, что мать за проведённые в уединении годы разучилась готовить съедобную для нормального человека еду, выяснилось экспериментально, спустя пять попыток и пять же выброшенных Беззубиком блюд. Это, конечно, сильно ударило по женскому самолюбию — ни Стоик, ни Грозокрыл никогда не жаловались! — но не сломило её своенравный дух, теперь Валка была вынуждена вспоминать азы под руководством Хофферсон, и только.       Иккинг выдохнул. Мать не кричит, Астрид не видно. Может быть, обойдётся? Беззубик, будто прочитав его мысли, снисходительно рыкнул, устроившись у ног. Свою-то порцию рыбы и утренних почёсываний он давно получил.       Кое-что всё же смущало: за весь завтрак Валка больше не произнесла ни слова.       Удостоверившись, что сыну не грозит очередной обморок, она лишь отвернулась к окну, тихо постукивая пальцами по столу. Рано я радовался. Что-то грядёт. И этот прохвост наверняка в курсе! Требовательный взгляд Беззубик стойко проигнорировал. В конце концов он тоже принадлежал этому дому.       — Ну, что ж, мам, я пойду, наверное…       Иккинг почти выбрался из-за стола, когда она поймала его запястье. Не зря села ближе к выходу. Хороший тактический ход, мам! Пришлось остановиться, переминаясь с ноги на ногу.       Беззубик не пошевелил ни одним плавником, выражая полную солидарность с человечкой. Предатель чешуйчатый! Хотя ты мне вчера, видимо, жизнь спас. Снова. И не ты один. Сами собой вспомнились отвесные скалы и испещрённое острыми камнями подножье. Иккинг вздохнул. Пододвинул стул ближе и сел, ожидая начала разговора.       Валка убрала руку, сжимая и разжимая на коленях пальцы. Конечно, она нервничала. Кто бы мог подумать, что через двадцать с лишним лет она будет вот так вот сидеть рядом с сыном и пытаться ему объяснить… Нет. Надо собраться с мыслями.       — Ты же знаешь, о чём пойдёт речь?       Иккинг отвёл глаза.       — Догадываюсь. Но, что бы ты ни хотела сказать, сначала послушай. Это временно. Сейчас Олуху нужен вождь как никогда до того, а мне нужно оказать людям поддержку. Смерть отца, — он сглотнул, — тяжело сказалась не только на нас, но и на всём острове. Он долго был во главе и руководил достаточно мудро, за редкими исключениями, — взгляд невольно скользнул по чёрной чешуе, Беззубик прикрыл глаза, — а главное, он был настоящей опорой деревни.       Валка с силой ухватилась за край стола. Она сердцем знала, что скрывалось за его словами.       — Ты не должен чувствовать вину, сын! Стоик спасал тебя не для этого. Зацикливаться на ответственности за весь остров не выход, милый!       Повисло молчание. Беззубик окончательно закрыл глаза, спрятав морду под хвост. Грядёт.       Ещё один удар сердца — и Иккинг ожесточается. Слишком многие в последнее время пытались пробраться ему в голову, бередя душевные раны. Неужели теперь придётся выслушивать этот вздор от родной матери? Валка вздрагивает от вибрирующего голоса:       — А что мне тогда чувствовать? Боль, скорбь, ненависть? Он умер по моей вине. Я забылся! Не просчитал, снова! А если хоть на секунду забыть об этом, то на кого перейдёт весь гнев? Я не хочу винить Беззубика! Не хочу ненавидеть единственное близкое существо в этом мире!       Дракон, тихо свистнув на выдохе, ещё больше скрутился у его ног, прекрасно понимая, о чём идёт речь.       Возможно, о «единственном» Иккинг покривил душой, но их связь с Ночной Фурией была особенной, это признавали все, и люди, и сами драконы. У Валки перехватило дыхание.       Возьми себя в руки!       — Это больно, да. Жестоко и чертовски неправильно. Я знаю! Но война без потерь — утопия, Иккинг. Стоик повторял это сотни раз, по одному на каждую ладью, подожжённую его стрелой. Это сложно принять, сын, но ты обязан. Путь, который ты выбрал, путь мира, принесёт ещё немало бед и боли, потому что человечность — качество, а не присущее виду свойство. Но это не должно тебя сломить, Иккинг. В смертях всегда виновен тот, кто дал выход чёрной злобе. В смерти Стоика ни твоей, ни Беззубика, ни тем более Астрид вины нет. Вы лишь дети, которым пришлось рано повзрослеть, как и любому викингу.       — Мы были пешками в его руках, мама! — Иккинг склонил голову, судорожно вцепился в волосы. Внутренняя оборона дала трещину. — Орудием! Всё ведь начало налаживаться, если бы не я…       Валка мягко, но настойчиво отвела его руки, внутренне удивившись: ладони крепкие, гораздо шире, чем её. Ох, Стоик, сколько же я потеряла в странствиях! Он отстранился.       — Это не причина себя винить, Иккинг, а причина укрепить свой дух и расширить сознание. Жизнь бывает жестока, вот что вам нужно принять. Что бы ты изменил? Убил бы Беззубика, своего друга и брата? Да он и сам готов принять смерть за то, что совершил! Позволил бы умереть себе? Деревня бы пала! Вы непобедимы только вместе, Иккинг. Без любого из вас Драго разнёс бы Олух до основания, пойми же ты!       Кажется, она кричала. За стучащим в висках пульсом сложно было разобрать. Вздохнула, заговорила тише:       — Стоик спас сына, вот что произошло, милый. Защитил от Драго Блудвиста, даже не от Смутьяна. Не смей осквернять память отца мыслями, будто это был не его выбор — броситься наперерез смерти! Он умер, как викинг! Как вождь! Как отец! Мы все недооценили противника, оставив вас один на один. Он понял это раньше. Какой бы крепкой ни была ваша с Беззубиком дружба, мы не имели права думать, что, столкнувшись впервые с Вожаком, вы сможете его так легко подавить. Это общая ошибка, Иккинг.       Моя ошибка!       Иккинг понял. Сам протянул руку и крепко сжал её ладонь.       — Прости.       Она улыбнулась. Горько, как и он сам. С облегчением. В воцарившейся тишине они просто смотрели друг другу в глаза, переводя дыхание и узнавая человека напротив заново.       — Но ты ведь так мучаешь себя не только поэтому, верно?       Хэддок невесело усмехнулся, устремив невидящий взгляд в окно. Беззубик незаметно коснулся хвостом его ноги в знак поддержки.       — Теперь я настоящий вождь Олуха, мама. Но это, оказалось, тоже не моё.       Жаль, ты не можешь посмотреть на себя моими глазами, милый. Сколько бы для себя открыл!       — Дай угадаю, ты это решил потому, что не чувствуешь себя так же свободно в деревне, как чувствовал Стоик? Небо понятнее?       Иккинг вздрогнул. Теперь усмехалась Валка. Как же с вами тяжело, мужчины!       — Сын Стоика Обширного, вождь острова Олух, Покоритель драконов — давит, да? Всё это пустые звания. Прежде всего ты человек. Детям не зря дают имена, мой мальчик. Кузнецом может быть кто угодно, но другого Плеваки нет даже за океаном, понимаешь? Тебе не нужно искать себя. Ты — это ты. Иккинг. Поверь мне, далеко не каждый может похвастаться тем, что полно его характеризует только собственное имя.       — Разве что Гнилец. Или близнецы Торстон. Ты её почти не видела, но Забияка более чем оправдывает… — пробормотал Иккинг, потирая шею.       Разговор перетёк совсем в другое русло, и юный вождь не знал, как на это реагировать: обычно разум и уверенность в будущем ему возвращала Астрид, а никак не мать. Валка щёлкнула его по носу.       — Вы разные, сын. Вот, в чём истина. Ты ведёшь за собой, а не стоишь на месте со всеми. В этом твоя суть и как вождя, и как человека, и она прекрасна ничуть не меньше, чем стойкость твоего отца или его умение в любую непогоду поддержать очаг. Стоик был скалой, которая защищает кострище от бури, ты же ветер, который может разжечь пламя до предела, чтобы никакие бури его не волновали вовсе. А что касается земли и неба… Мы все видели твой бой, и знаешь, что я скажу? — Она опустила вторую руку поверх его. На этот раз он не сопротивлялся. — На самом деле мало быть наездником и завоевать доверие. Так драконы защищают до последнего вздоха только свою стаю, Иккинг. Семью. Остервенело, дико, яростно. Хуже любого зверя. Ты не покоритель драконов, Иккинг, ты их предводитель, тебя слушают по праву равного. Другой уклад. Уважаем для них не тот, кто силён, а тот, кто способен дать отпор и защитить слабого даже ценой собственной жизни, как бы не был мал. Беззубик почувствовал это в тебе с самого начала. Душа дракона, помнишь? А дракон без свободы и неба никакой уже не дракон. Хотят старейшины того или нет, им придётся с этим считаться: Олух не поймёт, если ты предашь себя.       Вожди так не поступают, — читалось между строк.       Широко раскрылись зелёные глаза, чуть приоткрылись губы. Валка улыбнулась. Копия тебя, Обширный, в молодости! И вздрогнула, когда его руки сомкнулись за её спиной, вынуждая встать.       — Иккинг…       Миг растерянности и смущения достиг пика, стоило ей услышать тихий шёпот: «мама».       Кажется, она заплакала. Ну и пусть, её мальчик так вырос и так возмужал! Совсем не стыдно прослезиться от осознания!       Голос, вопреки воле, дрожал и срывался:       — Прости, милый. Меня не было так долго!..       Он отстранился, немного, только чтобы заглянуть в глаза.       — Ничего, мам. Главное, что сейчас ты рядом. — Вдохнул, как перед прыжком в воду. Теперь она — семья. — Не представляешь, насколько без него сложно. Когда знаешь, что он больше не хлопнет по плечу, не поправит шлем, не засмеётся над какой-нибудь глупостью, не заставит одуматься. Может быть, мы не были достаточно близки, но отец всегда стоял рядом. Непривычно чувствовать позади пустоту.       Её руки мягко легли на его лицо.       — Ты не один. Тебе всё ещё есть, к кому обратиться, милый. Я не исчезну. Клянусь, теперь — никогда! Довольно с меня пряток. Ради тебя я готова даже подружиться с племенем, чего бы это ни стоило.       Почему-то Иккинг поверил. Усмехнулся.       — И как посоветуешь поступить? Не могу же я просто прийти на собрание, махнуть рукой, сесть на Беззубика и улететь?       Валка ответила шальной улыбкой.       — Нет, это мой отличительный жест! А если серьёзно… не стесняйся принимать помощь. Твой отец жил ради тебя и острова, но ты не он, Иккинг. У тебя есть Беззубик, школа, стремления. Ты не можешь быть таким же вождём, как остальные, и это правильно. Сидеть до глубокой ночи с бумагами, помогать строителям во всех концах Олуха, бежать на любой зов — это слишком. Позволь людям самим решать свои проблемы. И помни, что настоящая дружба — это не только разговоры и совместные развлечения, это надёжная опора. Поддержка. На взаимных условиях, милый.       Иккинг вдруг засмеялся:       — Так это ребята попросили тебя со мной поговорить?       Валка смутилась.       — Я давно собиралась, но не знала, как к тебе подступиться. Общение с драконами пагубно влиет на общение с людьми, мальчик мой. Особенно, со своими детьми. — Она поёжилась, но быстро вернула себе былой настрой. Иккинг сделал вид, что не заметил заминки. — Пока ты спал, мы поговорили с Астрид. Они все очень беспокоятся, Иккинг. Астрид попросила повлиять на тебя, потому что решила, будто её ты и слушать не станешь, как всегда. Глупая, да? — мать лукаво подмигнула сыну.       Теперь смутился уже Иккинг, резко отступив на шаг и едва не снеся заваленный документами стол. Щеки затопил неуместный для его возраста румянец. Всё-таки было непривычно слышать подобные намёки от матери, которая крайне быстро смекнула, что к чему, не ошибившись в серьёзности того поцелуя. Впрочем, пожалуй, на Олухе только глухой не знал об их с Астрид помолвке, так что всё легко объяснялось, но, Тор всемогущий, как же смущало!       — Ты придумал, как с пользой пристроить драконов, уверена, и с друзьями разберёшься. У них, кстати, для тебя подготовлен сюрприз.       Справившись с вихрем эмоций, Иккинг с опаской взглянул на сияющую мать.       — Эм, ты уверена, что речь шла именно обо мне? Может быть, Астрид имела в виду Плеваку? Или Рыбьенога, у него вроде скоро должен быть день рождения… — Валка захохотала, подталкивая враз сгорбившегося и, кажется, слегка побледневшего сына к двери. — Просто понимаешь, если в этом сюрпризе замешаны близнецы или Сморкала, то я совсем не горю желанием его получать. Даже видеть не хочу, если честно… Мам, ну неужели тебе меня ничуть не жаль? — в отчаянии пробормотал Иккинг, когда они втроём, с прошмыгнувшим вперёд драконом, преодолели порог. Народ оборачивался, но им ли не привыкать?       — Одолел Смутьяна — и не можешь управиться с пятёркой подростков?       — К твоему сведению, этим подросткам по двадцать с лишним лет, мама, и если думаешь, что время прибавило им мозгов, то ты страшно заблуждаешься!       — Вождю не пристало бояться своего племени, Иккинг! — Каким бы сумасшедшим оно ни было. Ну, по крайней мере там будет Астрид, и вряд ли она позволит навредить жениху.       Валка подтащила упиравшегося сына к Фурии, наклонилась и задорно шепнула дракону пару слов, нежно похлопав по широкой морде.       Иккингу ничего не оставалось, кроме как с выражением всемирной скорби на лице забраться в седло и щёлкнуть ножным креплением. Беззубик с довольным рыком мгновенно рванул в небо.       Чувствуя шероховатые жесткие чешуйки под пальцами, Иккинг впервые за долгое время расслабился.       «Мы с тобой одно целое».       Он ведь не приуменьшил тогда, ни капли. Как я мог думать, что смогу возненавидеть тебя, брат? Сущая глупость! Не было ничего, что бы они совершили порознь с первой встречи, а значит, ненавидеть дракона было бы равносильно тому, чтобы ненавидеть себя, а на это он не имел никакого права. Отец, как заметила Валка, отдал жизнь осознанно и умер воином, храни его Вальхалла.       — Прости, Беззубик, мы и вправду давно не летали в своё удовольствие. Обещаю, я обязательно что-нибудь придумаю.       Дракон фыркнул и в ответ сделал финт в воздухе.       Только вот думать над проблемой в одиночестве Иккингу не пришлось: ребята, как оказалось, пока он спал, выполнили большую часть его работы, которая не требовала непременного присутствия вождя, и устроили по поводу его «нисхождения до простого люда» — откуда только понахватались! — небольшой пикник на самом дальнем от Олуха каменном утёсе, где их бы при всём желании никто не смог найти. Почувствовав, как потеплело на сердце, Иккинг вдруг чётко осознал, что значат дом и семья. Даже без отца эти понятия всё ещё имели смысл.       Астрид подорвалась первая, обняла крепко, спрятав счастливую улыбку на его груди, по глазам поняв, что её Иккинг наконец по-настоящему вернулся с того проклятого ледника.       Потом были пир — «ай, Сморкала, твой Кривоклык стащил мою ножку!» — и, конечно же, гонки в облаках.       Отделившись от остальных и прикрыв глаза от бьющего в лицо ветра, Иккинг окончательно решил, что эту свободу и щемящее чувство единения с драконом ни на что в жизни не променяет. Отец бы понял. Конечно, понял. Как всегда.       По утру, на очередном собрании Совета Олуха, Иккинг представил целый список принципиальных изменений в должностной структуре острова, резко и без колебаний осадив возразившего было Спайтлоута Йоргенсона. После его пламенной речи ни один викинг более не смел спорить с молодым вождём.       Валка, находившаяся в зале на правах новоявленного заместителя, незаметно смаргивала слёзы.       Плевака их прятать даже не пытался.