Золото и пепел

Когда Анжольрас вбегает на подмостки — солнце подсвечивает его лицо и золотые волосы. Он говорит холодно и чётко, отчеканивая каждое слово, как солдат, но он нечто большее. Грантер давно утратил веру, но когда он смотрит на Анжольраса, то готов поверить в любой культ, довериться любому богу. Его считают циником, но разве циники способны ощущать то, что сейчас туманит его разум в бреду вина? Грантер чувствует щемящее чувство горечи, словно не стрелы Купидона, а копьё пронизывает его грудь. Какая глупость. Как низок человек! Как постыдны его желания — думает он. Анжольрас это одновременно и Аполлон, и Фемида. Это поэзия и война. Золото и багряный цвет крови. Если бы можно было дотянуться до неба — он бы отказался. Ему казалось, что его божеству не нужен рай — там ангелы будут выше. Пусть их свет не затмевает лазурные глаза его личного бога. — Грантер, ты жалок. Для тебя ничего не свято, твоя жизнь абсолютно бессмысленна, — бросает бог, кидая короткий взгляд на него. Пусть так. Пусть Грантер жалкий, Грантер отвратительный, уродец, отброс мира. Но у него есть его запретный плод, его чувство, которое он взрастил в себе как нечто светлое, как что-то, что не поддаётся алкогольному омуту. Что-то человеческое. Он не знает, что Анжольрас — каменная маска. Скоро он поведёт людей на баррикады. Их личный позолоченный бог, что навеки уснёт в нетронутой и невинной юности. Грантер понимает, отчего Анжольрас брезгливо обходит его лежащее на полу тело. Понимает, как ничтожен и как низок. Он словно увяз по колени в грязи, но из этой грязи он может видеть разгорающееся алеющее пламя. Горлышко бутылки блестит. Грантер осушает её. Как бы хотелось утопить все чувства на её дне. Если бы любовь можно было бы утопить так же просто. Если бы можно было утопить все воспоминания. Этот непосильный груз. Если это грех, то несомненно, самый желанный и кровоточащий. Самый болезненный. Ему хочется протянуть руку, дабы коснуться хоть на секунду этого запретного для него мира. Грантер любуется там, на другой стороне мира, на другой стороне, издалека, не в силах подойти ближе. Подойдёт — ослепнет. Поэтому раз за разом он режет собственные пальцы о стекло бутылки. Как алые бутоны цветов, поля, нежные и восхитительные. Как бесконечная нота на скрипке. Как весеннее и юное небо, дышащее рассветом и свежестью. Таким был Анжольрас. Таким его запомнит народ Франции. Таким он останется навечно, Грантер в этом был положительно уверен. Бог восстаёт из пепла, всегда. Но каждого бога народ приносит в жертву. От каждого бога отрекаются. Каждый бог должен быть низвергнут для того, чтобы достигнуть бессмертия. Анжольрас говорит о революции, облачённый в алое знамя, вскидывает руки. Грантер в углу лишь тихо улыбается себе. Безмолвно и глупо. Грохот на улице превращается в один единый шум, бьющий по ушам и закручивающий Париж в страшной спирали. Грантер решил всё для себя уже давно. Тогда, когда первый раз пришёл на собрание «Друзей Азбуки». Солнечный свет просачивается сквозь деревянные доски. Солдаты наводят ружья на них и Грантер в первый и последний раз заглядывает в глаза Анжольрасу. Выстрелы.