***
Утро следующего дня оказалось для Чимина совсем не добрым. Он впопыхах собирался на работу, забыв позавтракать и расчесать свои волосы, отчего владелец ларька впервые его встречал осуждающим взглядом. Однако не это испортило настроение окончательно, а нагло улыбающийся мужчина, который стоял в фирменном фартуке с надписью «Сладкая мечта». Животный страх окутал тело парня, сковал цепями и не позволил даже шелохнуться. Этот извращенец преследует его вот уже месяца два как, постоянно привлекая к себе внимание весьма странными способами: то шуточку пустит, то будет пристально наблюдать за каждым движением Чимина, сидя на скамейке напротив ларька, то залезет на детские площадки, мимо которых парень идёт домой с работы. Тогда ещё можно было как-то проигнорировать, подумать, будто сумасшедший, и что не стоит на него обращать внимание. Однако как же быть сейчас, когда твой, возможно, потенциальный насильник теперь будет бок о бок работать с тобой мороженщиком? Кто вообще допустил его к детям? Куда полиция смотрит? — Чимин, так как у нас новенький, а уже завтра состоится грандиозный праздник — фестиваль Страшной ночи — прошу тебя научить его всему тому, чему учил тебя я. Меня, к сожалению, ни сегодня, ни завтра не будет. Поэтому на тебя переходят временные обязанности управляющего, — весело проговорив и похлопав по спине парня, старичок широко улыбнулся всё ещё стоящему возле морозилки мужчине. — А, и ещё, к вам придёт в качестве помощника Хан, иначе завтра вдвоем не управитесь. Удачи, я побежал. Дела ждут! Что делать, Чимин не знал. То ли бежать, то ли выть на всю округу. Он попытался успокоиться, тяжело вздохнув, а затем попросту проигнорировать происходящее вокруг него. Если рассуждать логически, то этот мужчина, по сути дела, ничего ему плохого не сделал. Подумаешь, пару раз отпустил пошлые шуточки, ну, ещё недвусмысленно намекал, какие у парня красивые и сочные губы и где бы он их хотел видеть… но. В целом, просто человек, который либо не умеет заводить знакомства, либо какой-то маньяк. Взъерошив рыжие волосы, Чимин устало простонал, сетуя на своё везение. — Значит так. Я не желаю слышать от Вас, зачем Вы устроились сюда и какого чёрта всё ещё не отстали от меня. Если Вы маньяк, то тогда вообще не профессионал своего дела, ибо так палиться и париться с целью просто убить или же еще что-то сотворить — это нужно быть полностью отбитым на всю голову. — Чимин между размышлениями вслух уже успел надеть на себя фартук и быстро нацепить бандану на голову, затем подошёл к мужчине и ткнул в его грудь указательным пальцем. — Слушаете меня внимательно и не задаёте лишних вопросов. Я же в свою очередь постараюсь забыть все те недоразумения и даже… Господи, готов с Вами нормально познакомиться, но только ради работы. Не позволяйте себе слишком многого. Закончив с наставлениями, парень вопросительно взглянул на продолжающего широко улыбаться мужчину. — Когда ты такой злой и серьёзный одновременно, я не могу оставаться равнодушным. Хочется затискать и не отпускать. Но я всё услышал и принял к сведению, поэтому… Прости меня за те выходки. Я… если быть честным, влюбился в тебя по уши. Не поверишь, — виновато пожав плечами и смущённо закусив нижнюю губу, он заглянул прямо в глаза юноше, — Меня, кстати, зовут Ким Намджун. — В меня влюбились?.. Что, прости? Это шутка? — пропустив очередное представление, Чимин не мог поверить своим ушам. — Погоди…те. А как же «закрывай форточку»? Хотите сказать, что не извращенец, а просто влюблённый идиот? — Но-но, прошу не оскорблять, иначе придётся вымыть твой язык с мылом. — Обиженно надувшись, Намджун сложил руки на груди. — Про форточку правда, я случайно мимо проходил и услышал твоё пение. Это всё, что могу сказать в своё оправдание. — Пф, — раздражённо дунув на спадающую чёлку, негодовал Чимин. — Хо-ро-шоо. Нет, не хорошо. Почему именно я? — Так велел сам Бог. — Хохотнув, мужчина увидел, как за спиной парня уже стоял другой, худощавого телосложения и в точно такой же «униформе». Чимин развернулся, когда увидел некое замешательство на лице Намджуна, и облегчённо выдохнул. День будет тяжёлым, но благодаря Хану у рыжеволосого хотя бы будет гарантия того, что к нему не станут приставать на людях. В принципе, новенький справлялся со своей работой даже более чем. Учился быстро, но исполнение хромало на обе ноги, однако детям было всё равно, что выходил не зайчик из двух шариков мороженого и шоколадной глазури, а снеговик. Они радовались и смеялись из-за большого дяди, который веселил их своей неуклюжестью да оптимистичным взглядом на получившееся нечто, вместо обещанной, как на картинке, зверушки. Он даже на ходу придумывал разные истории-объяснения создания этих сладких существ, чем ещё больше располагал к себе детей. Чимин позабыл про неудавшееся утро, про те недоразумения, которые заставили его думать, будто Намджун маньяк или какой-то извращенец. Он забавлялся вместе с Ханом и детьми весёлым переполохом вокруг этого странного, возможно… да, пошлого человека. Это был самый обычный мужчина, умевший развеселить и расположить к себе любого, но совсем не умевший знакомиться с людьми. Если бы Намджун не был таким идиотом влюблённым, который творит всякую хрень при виде своего объекта обожания, то Чимин бы ещё подумал, стоит ли ему узнать его поближе. Хотя с виду он неплохой, даже очень хороший. А тем временем, пока рассуждения шли полным ходом, день успел закончиться, и это значило только то, что завтра нужно прийти не как обычно одетым и не как обычно вовремя. Фестиваль Страшной ночи предполагал хэллоуинские наряды, волю воображению и фантазии, свободный график распорядка дня. Что ж, завтра должно быть страшно весело.***
«Спросите любого: который час? И Вам все скажут хором… Время Страшной ночи! Добро пожаловать в парк страха и вечного ужаса! Работаем с четырёх часов вечера и до четырёх часов утра». Какая же надоедливая реклама, подумал Чимин, расправляя образовавшиеся складки на его чёрном плаще. Он сегодня в образе вампира. Алая помада была небрежно размазана по губам, будто совсем недавно он пил чью-то кровь, чёрные стрелки — что так аккуратно и старательно выводились на протяжении двух часов дикого мата и скулежа, когда выходило всё через филейное место — делали его взгляд манящим, хаотичные мазки кисточкой с тенями тёмно-коричневого цвета вокруг глаз создавали ощущение вечного недосыпа, а светлая пудра придавала лёгкую бледность коже лица. И нет, Чимин вовсе не укладывал свои волосы лаком, что вы. И уж тем более не собирался покупать дорогой чёрный атласный костюм с кулоном в форме капли крови, где внутри красовалась красная стекляшка. Полностью довольный своим внешним видом парень, широко улыбаясь, даже скалясь, зашёл в давно открытый ларёк, где вовсю суетились эльф и… дальнобойщик? — Хан, а что у нас делает дальнобойщик? — Чимин подошёл к что-то записывающему в свой блокнот юноше, прошептал вопрос и кивком головы указал на нечто в светло-голубой рубашке-безрукавке, коричневых бриджах на лямках и в такого же цвета кепке. — Только не говори, что это тот извращенец… — Чимин, — закатив глаза и не отрываясь от заполнения отчёта, Хан лишь тяжело вздохнул, прежде чем сказать, что это образ не дальнобойщика, а деревенского мальчишки. — М-м-м, — мыкнув, будто понял теперь самое сложное в мире доказательство по геометрии, парень принялся помогать с разгрузкой коробок и мешков, даже не спрашивая, почему именно деревенский мальчишка, когда сегодня фестиваль страха. На удивление, места в ларьке не хватило для очередной партии сахара и новых упаковок мороженого. Пришлось Чимину и Намджуну тащить это на склад, который находился за тридевять земель от «Сладкой мечты». И это не только в переносном значении, но и в прямом, ибо так называли между собой работники парка старую детскую площадку, где находится до сих пор огромный замок принцессы. Сейчас там, внутри почти разваленного замка, организован склад с кондиционером, холодильниками и стеллажами. — Ты невероятно выглядишь, — после долгого и неловкого молчания за время неспешного перемещения из одной точки в другую коробок с мороженым, Намджун решил первым начать разговор, откусив от только что сделанной им же сладкой ваты кусочек. — Я даже опешил сначала, когда увидел тебя. — Спасибо, — Чимин сдунул лезущую на глаза чёлку и окинул быстрым взглядом (вот уже в сотый раз) прикид мужчины. — А почему… — Я не хочу пугать детей. Буду обычным деревенским мальчишкой, который носит с собой чеснок, яблоко и корочку хлеба, — не дожидаясь, когда парень закончит свой вопрос, Намджун быстро проговорил всё это с ухмылкой. — Понятно. — Убийца всех диалогов был произнесен вслух, и снова над топающими в сторону закрытой зоны участка парка аттракционов повисла тишина, но ненадолго. — Ты не держишь на меня зла из-за тех выходок?.. — Стоило бы… — буркнул про себя Чимин. — Нет. Уже нет. Вы показали себя с иной стороны вчера… Да и я прекрасно понимаю Ваши чувства. Однако пока не готов на них ответить взаимностью. Поймите… — зажмурив глаза, парень остановился посреди дороги с коробкой в руках, думая, зачем он вообще это всё говорит. — Давай на «ты». Я не такой уж и старый, подумаешь, разница всего в четыре года, это же не приговор, так? — продолжая идти вперёд и не замечая, что напарник остановился, Намджун усмехнулся. — Могу показать себя с ещё одной стороны. — Идиот. — Чимин раздражённо притопнул ногой, однако поспешил ускориться, чтобы догнать. — Давай… Давай просто поработаем вместе, а там я посмотрю на твоё поведение, извращенец. — Без проблем, сладкая мечта. Склад оказался небольшим, но при навыках, наработанных благодаря игре в тетрис, можно было вместить все. Пачки мороженого высыпались из коробок в холодильник по очереди, так как вдвоём это сделать не было возможности, иначе пришлось бы встать впритык к кому-то либо сбоку, либо сзади. Намджун случайно роняет на пол пустую коробку, сконфуженно пытается её поднять, однако, наклонившись, задом толкает Чимина, и тот, потеряв равновесие, очень больно ударяется головой о стеллаж. — О Господи, прости меня, я не специально. Ты в порядке? — плюнув на упавшую коробку, мужчина встает на колени перед парнем и хватает его лицо в свои большие ладони, испуганно всматриваясь в наморщенный от боли лоб. — Малыш, прости меня, я не хотел. Гладит по старательно уложенной прическе, прижимает к своей груди и бормочет что-то в самую макушку, при этом целуя. Чимину кажется, что он хорошо приложился головой, раз ему мерещится, как некогда бывший извращенец так трепетно к нему относится, чуть ли не баюкая. Боль потихоньку утихала, а вот пунцовые щёки только разгорались. Его прижимали к тёплой и мощной груди человека, от которого исходил тонкий аромат The Odd Fellow Bouquet от английского бренда Atkinsons (его любимый, между прочим). В этой композиции трубочный табак, окружённый смолистыми и миндальными нотками, сводил с ума и пленял Чимина. Хотелось прильнуть ещё сильнее, уткнуться носом в беспокойно бьющийся пульс на шее, крепко обнять за талию и просто почувствовать себя в безопасности. Это было против его принципов, жизненного кредо, воспитания, да вообще против всего разумного. Однако он хотел, наконец, быть кому-то нужным, пусть и этому больному, помешавшемуся на нём мужчине. Да, извращенец, да, преследовал, да, признался, да… да, Чимин плюёт на прошлые выходки Намджуна, забивает гвоздём до смерти свой здравый ум, который и так повредился изрядно, когда тот стукнулся о стеллаж головой. Он прижимается в ответ, он обнимает, он тычется носом в шею. — Ч-чимин?.. — мужчина перестает его гладить по спине, пытается осмыслить происходящее, однако сталкивается лишь с противоречием. — Хорошо же ты приложился головой. Тебя не тошнит? Вместо полноценного ответа Намджун получает отрицательное мычание, вибрация которого проносится от его шеи и до самого паха, затем чувствует, как чужие руки сильнее обнимают за талию. — Эй, может, пить или есть хочешь?.. — дурацкий вопрос, неуместный в данной ситуации, и он это понимает, однако не может ничего поделать со своим резким желанием наконец-то коснуться этих сочных губ, которые мажут по жилке, пачкая кожу алой помадой. — У меня есть сладкая вата, б-бу… Договорить ему не позволяют укусом в шею, каким-то непонятным бормотанием, где слышится лишь «господизачтомнеэтонаказание». Затем Чимин одним быстрым движением валит на бетонный прохладный пол ничего не понимающего мужчину и седлает его. Смотрит свысока, прищуром своим сканирует и натыкается на собственноручно оставленный красный след от укуса, рядом с которым красуется алое пятно. Это заставило парня вздрогнуть всем телом, отчего Намджун неосознанно охнул, ведь дрожь передалась и ему, особенно в область паха, когда Чимин неосторожно попытался чуть сдвинуться вперед и потёрся о чужое возбуждение. Никто не желал говорить что-либо, им и так всё было предельно ясно. Один сошёл с ума из-за долгого пребывания в мире одиночества, дорвался до не так давно нежеланного тела, а второй сошёл с ума от такого быстрого ответа на его чувства, дорвался до так давно желанного тела. Плащ после тихого щелчка застёжки возле шеи скользнул по спине и аккуратно собрался в гармошку на чужих коленях. На лице появился откуда-то оскал, глаза цвета самой тёмной ночи следили за своей «жертвой»: за её вдохами и выдохами, за учащённым дыханием и игривой ухмылкой. Глаза же напротив тоже изучали своего «убийцу», смотрели с вожделением, с некой лукавостью и жадностью. Они друг друга буквально щупали без рук, каждый ждал, сгорая от нетерпения и больно упирающегося в штаны желания, исполнения заветной мечты, что посещала их головы неоднократно во время одиноких снов. Чёрная атласная рубашка медленно расстёгивается длинными пальцами, скатывается, словно по горке, вниз, собирается где-то в районе локтевого сгиба и больше не скрывает тяжело дышащую грудную клетку. Намджун восхищённо наблюдает, как парень смущается от своей наготы, смыкает веки и опускает голову. Тогда он касается подбородка Чимина и принуждает посмотреть прямо в глаза. Вампир выбрал себе бедную и несчастную с виду жертву в лице обычного деревенского мальчишки, думал, что сделает из него свою безвольную куклу и вдоволь насытится им, утолив этот проклятый голод, однако он ошибся буквально во всём. Попал прямо в ловушку к молодому охотнику за вампирами и теперь оказался полностью пленён, обезоружен и превращён в ту самую игрушку без прав. Мужчина поменялся с Чимином местами, буквально подминая его под себя. Медленно и бережно расцеловывая каждый открытый участок кожи парня, он замечал, как тот судорожно хватал ртом воздух, пытаясь то ли что-то сказать, то ли умолять о чём-то, сжимал своими пальчиками атласную ткань и сгибал ноги в коленях. Намджун продолжал оставлять сладкие поцелуи на животе, иногда покусывая бархатную кожу, и затем, будто извиняясь, зализывал свою выходку. Им было плевать, что дверь открыта, а они лежат на холодном полу, вытворяют непотребства прямо на детском участке, который государство выделило для постройки мира аттракционов, где сотворён мир без пошлости, грязи и всего того, о чём не стоило бы знать психике детей. Всё равно это место заброшено, о складе знают лишь те, кто работает в ларьке «Сладкая мечта», и никто из них без особой надобности не сунется сюда. Мешающие брюки вместе с боксёрами были бесцеремонно выкинуты на улицу, а возмущённое «зачем…» варварски затолкано обратно в глотку языком, который по-хозяйски оглаживал кончиком нёбо и сплетался с чиминовым. Чёрным стрелкам можно было сказать «прощайте», когда Намджун нащупал сжимающийся от предвкушения анус парня. Первые слёзы медленно скатывались по щекам, но были тут же пойманы горячими губами мужчины, что шептали «извини». Закончив с подготовкой Чимина к самому важному для него моменту в жизни, он взял в свои руки плачущее лицо, невнятно бормочащее «сделай уже что-нибудь», и подарил нежный и чувственный поцелуй, успокаивая внезапную истерику. — Малыш… мой малыш. Он потянулся за оставленной на крышке холодильника палочкой с сахарной ватой, откусил от неё кусочек и наклонился к парню, вкладывая в очередной поцелуй всю сладость и вместе с ней свою нежность. Чимин перестал хныкать, когда почувствовал вкус так любимого им баблгама на своих губах. Он приоткрыл глаза, чтобы увидеть лицо Намджуна, однако тут же закрыл их, крепко зажмурившись и выпуская на волю очередные горячие слёзы, которые были пойманы не сразу невесомыми сладкими поцелуями. Мужчина сделал первый пробный толчок и обеспокоенно взглянул на подрагивающие реснички, сморщенный лобик, на брови, что изломились из-за неприятной боли. Он хотел укрыть его маленького и такого беспомощного малыша, хотел забрать себе болезненные ощущения, но мог лишь успокаивающе сцеловывать слёзы, плавно набирая скорость. Согнутые в коленях ноги обвили талию Намджуна, пятками упираясь прямо в поясницу, а при особенно сильных толчках они сильно сжимали его бока. Чимин сначала пытался держать себя в руках, стискивал со всей силы зубы и дышал через раз, чтобы не сорваться и не застонать в голос, когда попадали прямо по простате, однако всё было напрасно. Его насильно заставили разомкнуть рот и высунуть язык. Приказ властного голоса принудил одурманенную голову повиноваться. В это время откуда-то посыпался сахар, видимо, либо Намджун порвал пакет на верхней полке стеллажа, либо он сам порвался из-за собственного веса, но парню было всё равно. Сейчас ему было слишком хорошо, чтобы думать. Настолько сладко, что он в очередной раз простонал во весь голос, настолько желанно ему было ощущать пульсацию в области паха. В подсобке, где хранятся мешки сахара, развернулось целое событие сладкого соития. Сахар сыпался прямо в раскрытый рот, кристаллики прилипали к мокрым от слюны пухлым губам, а высунутый язык был буквально усыпан дорожкой белой сладости. Которая доставляет удовольствие детям, но это не суть уже. Взрослые тоже умеют играть. Намджун готов был кончить буквально от одного вида его сладкого малыша. Закрытые глаза, размазанные стрелки, стоны удовольствия от особо сильных толчков, солёные дорожки от слёз вперемешку с сахаром, что продолжал высыпаться тонкой полоской на Чимина, аккуратно и так эстетично прилипая. Всё это заставило мужчину восхищённо простонать имя парня, слизать белые кристаллики с его лица и языка, впиться в дрожащие и такие сладкие губы, прикрывая глаза от наслаждения этим поистине великолепным моментом. — Сладкая мечта. Моя мечта, — жадно целуя и в перерывах проговаривая это, Намджун слетел с катушек, когда услышал тихое «твоя». Чимин не сдерживался, царапая спину мужчины и пошло дыша прямо ему в ухо. Он полностью доверился абсолютно чужому человеку, подарил всего себя, позволил зайти настолько далеко, что, опомнившись после оглушительного пика и накала страстей, вряд ли будет смотреть в глаза без прищура недоверия. Теперь только стыд затмевает разум вместе с наслаждением.***
Красные, взъерошенные и в мятых костюмах, они странно улыбаются, когда заходят в ларёк, однако тут же всё веселье куда-то улетучивается при виде злого, такого же взъерошенного и… с порванной рубашкой Хана. Тот стоит, сложив руки на груди, и взглядом грозно сверлит обоих. — Где вас, вашу дивизию, носило? — Было понятно, что он не был намерен выбирать выражения, хотя дети всё ещё ошивались вокруг аппарата со сладкой ватой и кричали наперебой, чтобы им дали эту сладость. — Вас не было два часа! Два! Часа! Я тут ОДИН справлялся и с мороженым, и со сладкой ватой, и с анимацией, да со всем, чтоб вас черти драли! Попросил же отнести всего лишь две лишних коробки мороженого на склад, который находился в пятнадцати минутах ходьбы отсюда… — Ну… — начал было Намджун, однако получил тычок локтем в бок от Чимина. — И слышать ничего не желаю. Бегом за работу! А ты, Чимин, — указав пальцем на парня со взлохмаченной рыжей шевелюрой, Хан сделал акцент на его имени, — только попробуй сказать мне, что Намджун извращенец! Ты снова представлял себя феей на складе и обсыпался сахарным песком?! И не надо мне тут говорить, что нет. У тебя вся голова в песке, даже на щеке… Господи. Умойся и за работу! Перечить было бесполезно, каждый смотрел друг на друга, за исключением Хана, так, будто готов разразиться гулким смехом. Намджун в полном удивлении после слов про фею шлёпнул по заду Чимина, а тот, ахая от боли и потирая полупопие, снова зарделся аки помидор. Фестиваль Страшной ночи для детей, но никак не для взрослых. А они уж умеют веселиться по-своему, правда, придётся долго и упорно убираться на складе…