Я просто хотел произвести на тебя впечатление, Саске Учиха

— Ты меня пугаешь.       Фарфоровая кожа буквально светилась в темноте холодной ночи, и, закутавшись плотнее в свой благородно-синий плащ, Саске выдохнула, выпуская изо рта дым ментоловой сигареты. А он стоял рядом, облокотившись на грязную стену многолетней хрущевки, не беспокоясь о состоянии набело выстиранной футболки. Совершенно не гламурная, не модная, не расфуфыреная этой жизнью, она пропела, выпуская клубы дыма изо рта: — Кто из нас больной, если ты всё ещё со мной?       Наруто улыбнулся, вытягивая новую мятную жевачку из упаковки, и фонарь резко засветил, хотя уже несколько лет одиноко стоял в конце улицы, и лампочки к нему никогда не вставляли. У неё была странная привычка — она убивала людей, смешивала их с грязью, топтала и унижала, физически и морально уничтожала. Не раз он видел, как она, сплевывая на холодный асфальт, поправляла пряди волос, развеиваемые ледяным ночным ветром, после чего выворачивала чужую руку, безжалостно ломая её, Саске смотрела на жертву сверху вниз, как-то особенно хищно, и только в такие моменты в её чёрных глазах светился огонёк. А потом опять доставала сигарету, Наруто становился с ней и неизменно доставал мятную жвачку, пытаясь не обращать внимания на темноту ночи.       Её губы чертовски манили. Казалось, что лишь прикоснувшись к ним, можно умереть от невыносимого запаха сигарет, но нет, она нисколько не провонялась ними. Она часто становилась на носочки, чтобы только достать до его лица, грубо и, одновременно, как-то по-особенному трепетно целовала, покусывая его губы. А он только и мог, что в это время обнять её и крутить в руках кончики длинных чёрных волос.       Они отдыхали после очередного побоища, в котором Саске показывала свою истинную сущность, она часто сплёвывала тёмную багровую кровь, как символ греха — кто бы подумал, что такую сильную девушку гложет изнутри неизлечимая болезнь. Её ноги подкашивались, и голова болела чаще, чем следует старшекласснице. А он вдыхал её дым, намеренно отравляя свои лёгкие, чтобы навсегда запомнить её образ: искусанные губы, тонкие черты лица и всегда грустные глаза.       Тогда впервые дурак Узумаки с глупым запылённым лицом, преодолевая преграды, вдыхая тонкий запах её пьянящего шампуня, терпя страх и унижение, дрался: он видел, что Саске проиграла, как она извивалась от режущей боли под чужим сапогом, как молила о пощаде, плача, как её мутно-багровая кровь брызнула на грязный кирпич, и ему больше ничего не оставалось, как мужественно закрыть собой милое создание, дьяволёнка с крылышками. А теперь, обмякнув, просто лежал, втупившись в бесконечное небо с мириадами огней, и ни один из них не мог сравниться с её красотой. — Зачем ты это сделал, идиот?       Он молчал, ведь минут десять назад потерял не то, что дар речи, так и желание говорить. Длинные струйки багровой крови, сползающие змейками по телу, разбитая губа, побелевшие костяшки пальцев, глубокие царапины. А ещё сдёртая кожа и несколько сломанных костей — болело до потери сознания, перед ним пролегла белая дымка, не дававшая разглядеть желанного лица, искривленная в гримасе ужаса. Она сплела свои ледяные пальцы с его горящими и наклонилась прямо над его лицом, чтобы он почувствовал то, ради чего жил уже как год — её тускнеющий запах. — Чтобы впечатлить тебя, Учиха Саске, — он прохрипел эти слова перед тем, как упал в обморок, но даже сквозь белую пелену ужаса мог различить тонкий, еле различимый аромат её ментоловых, таких родных сигарет. — Ну точно идиот.       Наруто продолжал лежать на холодном асфальте, пока Саске не докурила, задыхаясь от отчаяния, тучей закрывшего горизонт. Она всегда доставала сигарету, Наруто становился с ней и неизменно, кроме как в тот день, доставал мятную жвачку. Теперь он лежал рядом, радостный, что защитил девушку мечты, правда будущего у него теперь нет. Крик. Он вырывался из лёгких невольно, но никто не слышал его здесь, в подворотне, разве что грязные пьяницы. Не веря своим движениям, уверенно достала дешёвый сотовый и набрала номер скорой. Запах лекарств смешался со звуком мигалок, обездвиженное тело Наруто, как будто мёртвое, неаккуратно запихнули в машину и меланхолично спросили: — Кто ему будете? — Девушка, — без тени сомнения или смущения ответила Учиха, и теперь только и могла смотреть на ссадины и синяки чуждого тела. Она провела длинными пальцами по его лицу, а потом рухнула рядом: он тоже вонял ментолом, и рядом с этим несносным парнем было легче переживать весь этот ужас. Слеза стекла по бесчувственному лицу Саске. Она не спала всё время, пока Узумаки делали операцию на отбитые органы, не спала, когда всё закончилось, не спала, ведь теперь перед её глазами то и дело проплывал образ избитого Наруто. Покрасневшие глаза не смыкались, и тухлый воздух без запаха мяты противнел с каждой секундой всё больше, одежда пропиталась чёрным дымом. У Узумаки родителей нет, но вскоре заявились толпы друзей, и все они хотели быть рядом с ним. Сколько же Учиха не знала о своём вечном спутнике.       Когда Наруто очнулся, ей не хотелось и заходить в его палату. Она лишь стояла у двери, чтобы слышать, как его друзья из универа тихо и мрачно говорят одни и те же, одинаковые до неприличия, слова. Предложения резали слух и обжигали внутренности, и Учиха чуть не выла раненным волком под дверью, в которую не могла войти. — Вам нельзя быть вместе, — розововолосая однокурсница заботливо укрывала друга тяжёлым одеялом, от которого воняло стирающим. Наруто смотрел в большое окно, через которое едва проглядывалось небо сквозь слишком густую листву. Узумаки не отвечал, и эта неловкая тишина отравляла душу Учихи ещё больше, чем слова Сакуры. — Она не такая. Дитя улиц. — Я и сам её боюсь, — лисёнок фыркнул, и ещё одна слеза почему-то предательски покатилась по её холодной покрасневшей щеке. Рука сильнее зажала маленькую коробочку, которую так сильно Саске хотела передать. Но теперь вряд ли войдет, не после того, как он признался. — Вот видишь, — Сакура неловко улыбнулась, и от неё тошнотворно несло противно-сладким запахом. Она закрыла окно, а Наруто просто хотел, чтобы она в него выбросилась. Тихо, словно мышь, стараясь не скрипеть прогнившим досками, с пятном на одежде от моральной раны, расплывшейся до всех уголков сознания, Саске почти ушла, как вдруг услышала то, ради чего жила. — Боюсь, что однажды она будет настолько привлекательной, что я не сдержусь.       Слёзы. Опять эти чёртовы слёзы потекли по щекам, и опять она проклинал их всеми словами, какие только знала. Учиха наклонилась над грязной стенкой и молча зарыдала, чтобы никто не услышал. И только выходящая из палаты потрясённая Сакура на миг заметила секундную слабость.       Саске влетела в палату и, шлёпнув Наруто по лицу, протянула ему коробочку новых мятных жвачек, и сияющие чёрные, как глубина океана, глаза заблистали ещё ярче. Она наклонилась над его шокированным нахальным лицом и поцеловала так, как никогда раньше. Руки на этот раз не могли крутить чёрные пряди, он лишь приподнялся в то время, как Учиха прижалась всем телом к тому, кто был ей другом. — Я просто хотел произвести на тебя впечатление, Саске Учиха. — У тебя вышло.