Недосягаемый

      Почему ты? Почему именно ты? Почему среди всех окружающих меня людей я выделил именно тебя?       Я этого не планировал. Я бы хотел, чтобы и дальше мы шли рядом, но порознь, не завися никак друг от друга. Хотел отыскать дуала, что взял бы себе под крыло, присматривал и просто следил, чтобы я крепко держался на ногах. Не всем же быть такими крепкими и несгибаемыми как ты, Максим, хотя, не скрою, этого очень хочется. Но случилось иное. В один прекрасный день я осознал, как сильно привязался к тебе.       До встречи с тобой, много наслышанный о суровости Горьких, я боялся увидеться с кем-то из них. Боясь сделать, сказать что-то, даже просто показаться. Но ты, явно не вписывающийся в моё понимание о «суровых агрессорах», оказался особенным. Внимательный, по-своему заботливый, серьёзный, хотя иногда мог и ненадолго отвлечься и повеселиться со всеми. Возможно ли, что в тебе была та частица, которая мне так нравилась в Штирлицах?       Я уважал тебя, а ты уважал меня. По-своему, конечно, снисходительно оглядывая робкого, но тоже желающего самому справляться с трудностями инфантила, и говорил, что, если я и правда захочу, то всё сделаю. Я же - глядел с восхищением, словно на кумира, авторитета, вышедшего лишь затем, чтобы просто порадовать своих поклонников. Впервые за столь долгое время я встретил кого-то, кто стал для меня поддержкой и опорой. Даже неудивительно, что после я стал привязываться сильнее, пока всё это не зашло слишком далеко.       А в одну из ночей, когда было особенно страшно, я понял, что мне сильно тебя не хватает.       Вернувшись из особо пугающего места, я рассказал о своих страхах, горестях и сомнениях, на что мне ты, спокойно и не спеша, проводя по гладким и шелковистым волосам, отвечал, что всё в порядке, и всё это ерунда, что не стоит обращать на это внимание, ведь есть в мире вещи и пострашней.       После этого я никак не могу унять свою душу. Я понял, что в тот день многое изменилось, а я начал влюбляться, так, как свойственно это для меня - тихо, безмолвно, неспеша, но крепко и бесповоротно, лишь тогда понимая, как много всем этим усложню себе жизнь. Но для тебя, Максим, всё осталось прежним. Я стал так зависим от твоих появлений, слов и внимания. Я ощущал себя потерянным и ненужным, наблюдая, как вы веселитесь с Дюма, и вам всегда есть о чём поболтать, и он может дать тебе повод для смеха, накатить волной позитива и многим другим, что у него так хорошо получается. Я же... всего лишь серый мышонок, не знающий, как даже просто начать разговор, не то что постоянно поддерживать на весёлой ноте. Я могу лишь быть рядом, помогать и лечить души тех, что в том особенно нуждаются. Но, я знаю, вряд ли ты предоставишь мне эту возможность, ведь всё же ты... такой взрослый, а я - такой ребёнок.       Угнетённый печальными чувствами, я хочу познать твою душу и понять, почему ты такой. Не удаётся - суровый агрессор прячет себя за замками, и приходится лишь стоять поодаль. А я и правда всего-то хотел лишь понять.       Знаешь, мне очень часто хочется подойти к тебе и просто высказать то, что чувствую. Поведать о сомнениях и опасениях, сказать, насколько ты замечательный и как много значишь. А порою и просто затянуть в душевный и ничего не значащий разговор. Но ты всё кажешься таким серьёзным, далёким и попросту недосягаемым. И возникает чувство, словно мы оба - выходцы из разных миров, никогда не сумеющие понять друг друга до конца. Я часто боясь, потревожить, сказать что-то не то, и каждый раз, встречая тебя в нашей привычной компании, я чувствую себя глупо, ощущаю волнение, а мои руки предательски подрагивают. Чувствую, что в такие моменты мне хуже даётся совладать со своими эмоциями, сдержать их и не показывать остальным. Иногда непроизвольно хочу, чтобы ты обратил внимание, рассказывая, пусть о незначительной, но приятной мелочи. Но затем обязательно ухожу в уголок, пугаясь собственных чувств. Иногда ты замечаешь, что я ухожу, что, к счастью, происходит не так часто, подойдя к делу резко, чётко и основательно, начиная: «Ну-с, голубчик Дост, почему мы опять убегаем?»       А я не могу назвать полной причины. Я боюсь своих чувств и не хочу повторять одно и то же. Прости, Максим, правда не хочу. Боюсь что ты начнёшь осуждать и не поймёшь, тем самым лишь сделав ещё тяжелей и больнее. А если и не начнёшь, промолчишь, - от этого будет лишь тяжелей. Боюсь, что могу так вызвать лишь жалость к себе, ведь не хочу ни жалеть себя, ни чтобы меня жалели. В конечном итоге, я просто не хочу, чтобы ты испытывал вину за случившееся, ведь ты не виноват, что в один прекрасный день я в тебя влюбился. Мне приходится заверять, что это неправда, лишь просто избыток нервов от трудностей жизни, что я обязательно сам переборю это и прошу оставить в покое. Я ведь не должен чувствовать себя ущемлённым, грустить, когда кто-то начинает шипперить тебя с кем-то неизвестным мне. Я - не твой, и ты - не мой, и мы не принадлежим друг другу, и вряд ли когда-нибудь будем. Ты всё-таки слишком серьёзный. Слишком взрослый. Слишком недосягаемый.       Но всё же я это чувствую, и тут мой рассудок бессилен. А я бы хотел, чтобы не было всей этой боли, но, к сожалению, от неё никак не укрыться. Хочу быть рядом, и в то же время - не хочу навязаться. И ты вряд ли сумеешь понять, каково это - разрываться меж желанием быть нужным и множеством собственных страхов и опасений.       Лишь только тогда, когда возникают проблемы, когда мне страшно, когда я теряюсь при выборе собственного пути, я могу подойти к тебе и обратиться. Ты, как и всегда, всё так же спокоен, внушаешь собою доверие, да и просто образ каменной стены, за которую можно упрятаться. «Максим... я могу поговорить с тобой?» - робко и нерешительно перебирая руки, спрашиваю я, а ты киваешь, предлагая усесться рядом. «Конечно можешь», - строго и утвердительно, как будто бы это - вещь очевидная, но всё так же спокойно отвечаешь ты и быстро переходишь к самой проблеме: - «Скажи мне, что случилось, Дост».       И я начинаю свой несмелый рассказ. Кое-где запинаясь, не зная, как будет правильно объяснить ту или иную вещь - ты терпеливо ждёшь его завершения, не перебивая и не подгоняя, и, кажется, где-то уже там, внутри, анализируя ситуацию. Тогда ты больше походишь на воспитателя, а не агрессора, а под конец высказываешь своё мнение, даёшь совет и хлопаешь по плечу, когда я, робкий инфантил, крепко тебя обнимая, получаю внимание от самого дорогого мне человека на свете.       А дальше всё остаётся прежним: всё те же дни, наполненные переживаниями, страхами, сомнениями и просто желанием убраться подальше. Мне плохо без тебя, и каждый свой новый день я начинаю с мыслью о тебе, надеясь что увижу и, возможно, получу частицу внимания, но с тобою не факт что мне не будет всё так же плохо.       И вновь монотонное колесо начинает новый оборот, а мне остаётся лишь сидеть рядом, но поодаль, наблюдая за тем, как проводит свой день любимый и дорогой мне агрессор, в компании наших общих знакомых, и втайне надеюсь на то, что когда-нибудь, в своё время, и я сумею помочь и поддержать. Пусть это и на данный момент единственное, что я могу сделать для тебя, пусть, зная, что, возможно, никогда не сумею до тебя дотянуться, но обещаю, Максим, что сделаю это хорошо.       И лишь небесам известно, как суждено окончиться этой истории.