мальчик из Квинса

Питер помнит теплые прикосновения Мэй к своей голове и мягкий голос. Питер помнит, как жар температуры не давал уснуть, а тётины руки встревоженно ласкали пылающие щеки, успокаивая. Помнит рассказы (сказки) про тех-самых-соулмейтов и свой немой восторг. Мэй показывала ему на звезды за окном и говорила, что вселенная бесконечно мудра и честна, раз заставляет нас терпеть боль перед тем, как обрести то самое единственно правильное счастье. Улыбка Мэй была ярче звезд, когда она смотрела на дядю Бена. А в его глазах маленький Питер видел любви больше, чем галактик во вселенной. Малыш Питер никогда не замечал за собой веры в сказки, но то, что происходило с его почти-родителями, было очень похоже на выдуманный мир без горя и боли с ясным небом над головой. Сказка... ...но без счастливого конца. Эта сказка заканчивается у каменного холодного надгробия. Высеченные на плите темные буквы прорезают тупыми спицами сердце и заставляют понять. Принять. Сказкам не быть, милый. Их нет и не было. Есть реальность, где перед глазами выжжен деревянный гроб, засыпаемый рыхлой землей. Реальность, где тетины слезы — это то, на что невыносимо больно смотреть. Где Питер, уже не малыш, замыкает Мэй в укрывающих от всего плохого объятиях и дает обещание самому себе, что больше не позволит ей плакать. Это реальность. И ей немного плевать, малыш. *** Спустя время Питер не верит в сказки, но верит в чудо. О, чудо. Одно за одним. Сначала укус радиоактивного паука, затем — негласное решение помогать людям безвозмездно. И, боже, Питер действительно счастлив, потому что именно сейчас он приносит настоящую пользу (ни слова Тете Мэй). Ох, и еще одно. Тони Старк в его комнате, жующий ненавистный кекс с финиками. А еще стыд, неловкости, возмущение и совсем немного неуверенности. - Какая Германия, мистер Старк? У меня домашки на завтра завались! Питер про себя клеймит Старка чертовски профессиональным вербовщиком. Но вслух никогда не скажет, что вы. Парнишка обескуражен и, очевидно, взволнован. Потому что не каждый день к тебе домой заявляется гений, миллиардер, плейбой, филантроп в одном лице, достает все скелеты из шкафа и бессовестно просит помочь. И Питер, честно, никак не может отказать. *** Ему больно. В легких воздух будто кипятится, и Паркеру трудно дышать. Он лежит на развороченной мстителями площадке аэропорта, как и сказал Тони, и думает о том, что бы рассказать Мэй о прошедшей «поездке». Ребра неприятно ноют, а голова трещит после того удара щитом. Тем самым щитом, между прочим. Это, в каком-то смысле, победа. А еще у Питера болит и щиплет предплечье левой руки. Похоже на ощущения после сильного ожога, но мальчишка совершенно точно помнит, что нигде ему не приходилось обжигаться. Ударяться, падать, терпеть тяжесть стальных вагонов под собой — да. Но не обжигаться. Уже в отеле он снимает, наконец, костюм и замирает, замечая в отражении в зеркале. Тонкая темная полоска синяка, украшенная звездами-крупинками и мягкими переливами цвета космоса. Кожа, по ощущениям, там пузырится, и Пит находит это странным. Проводит рукой по синяку, на секунду кажется, будто звезды под его пальцами мягко пышут огнем и перемещаются, а с губ не сходит скромная смущенная улыбка. Обрести соулмейта в такой ситуации кажется таким абсурдным и крышесносным, что Питер просто выпадает, неотрывно пялясь на свое отражение в зеркале. Прошло около трех часов с момента битвы, и регенерация постепенно начинает действовать, а значит, синяк пройдет буквально через два часа. Он незначительный. У Питера есть досадное подозрение, что исчезнет он еще раньше. В груди шумит иррациональное желание любоваться, не отрывая взгляда ни на секундочку. А в голове клокочет тяжелое осознание. Непринимаемое. Убивающее всю эту кровью и потом построенную надежду на свою предполагаемую «сказку». Питер в душе все еще мальчик, знаете. Питер вспоминает звон стекла и то, как впечатался сильным ударом Зимнему в грудь. И помнит холод металла искусственной руки в своей ладони. Засаленные спутанные волосы и усталый вид. Питер помнит взгляд убийцы и падает куда-то очень глубоко. *** - Его оправдали. Паркер отрывается от разглядывания нового-совершенно-точно-дофига-крутого-навороченного костюма и поднимает взгляд на задумчивого Старка. После всех этих разборок со Стервятником Тони стал значительно терпимее и добрее к парнишке. Теперь его слова и поступки не казались гению взбалмошными или детскими. Да и вина за ту поездку в Берлин гложет Старка до сих пор. Хоть и не так сильно, как в недалеком прошлом. Питер не знал ничего о судьбе Зимнего. Не знал ничего о том, что происходило за пределами того аэропорта. Тони не блистал желанием делиться информацией, видимо, достаточно секретной для разглашения. Знал, конечно, что Паучок не разболтает даже под страхом смерти, но нагружать молодую голову еще и последствиями этих бесполезных побоищ Старк не хотел. Зачем это ребенку? - Оп-правдали? - волнуясь, ответил Питер. - Ага, - задумчиво протянул мужчина, намереваясь продолжать.- Я, можно сказать, сам повлиял на это. Оказалось, все подстроил какой-то лже-психолог, потерявший семью тогда, в Заковии, - говорить об этом Тони было все еще тяжело. - Я связался со Стивом и рассказал обо всем. А он и рад был, - тихо усмехнулся, переводя взгляд с удивленной физиономии Питера на панорамное окно. - Мне, честно, казалось, что еще немного, и мы действительно встанем по разные стороны баррикад. - Но все закончилось? - Надеюсь, да, Чувачок-паук. - Мистер Старк, ну я же просил!.. - В общем, Барнса определили на базу до завершения судебного процесса, а дальше — будем смотреть. За людей, которых он убил, хоть и ненамеренно, нужно кому-то отвечать. - Я не совсем понимаю, о чем вы, - задумчиво произнес парень. - Если говорить коротко: ему промывали многократно мозги, делали из него ручную куколку для убийств. И с помощью специального кода заставляли творить всякие нехорошие вещи, о которых мне лучше промолчать. На мгновение Питер замолчал. Сделалось дурно и муторно. Хотелось кричать вселенной в лицо о несправедливости и жестокости, хотелось ненавидеть всю суть и обнять одного единственного человека. Желание такое иррациональное и неправильное, как и все, что происходит сейчас с ними. Слушать Старка дальше не хотелось. Он был жестким и прямолинейным на признания. Питер даже сейчас понимал, что грядущую ночь сомкнуть глаз не получится даже после кружки теплого молока с медом и печеньями. Как бы Мэй ни старалась прогнать его бессоницу. Потому что картина в голове — уничтожающий вирус. Усталые посеревшие глаза и неподдающаяся законам физики металлическая рука, мощная и покрытая кровью сотни убитых. Потому что след от этой руки — космос на коже какого-то непонятного дурачка из Квинса, который строит воздушные замки из своих же костей и надеется. Дурачка, которому всего шестнадцать, да? Дурачка, который собирает хлам на помойках и терпит финиковые кексы своей тетушки. Дурачка, до мозга костей доброго и наивного. Дурачок из Квинса продолжает быть дружелюбным соседом, благодарно кивает Старку и тихо прощается, направляясь к выходу. *** Домой Питер приходит с мокрыми от начавшегося ливня плечами и влажными волосами. Потемневшие кудри липнут ко лбу и вискам, а капельки воды стекают по скулам, щекам и бледной шее. За окном +18 и проливной дождь, а учитель по истории как будто специально задержал, дожидаясь, пока начнется дождь. В доме тихо и пахнет пряным карри. Пит скидывает намокший рюкзак на пол, проходит мимо кухни, с предвкушающей улыбкой вдыхая запах мяса, и на ходу снимает с себя свитер вместе с клетчатой рубашкой. Узкие прозябшие плечи облизывает ледяным языком сквозняк из открытого окна. Глухим стуком ударяются капли о стекло и баюкают. Паркер ложится на кровать и закутывается в черную толстовку, пытается согреться. Кажется, в этих паучьих штучках все-таки есть изъян — боязнь холода. Раньше его никогда так не коротило от обычного ливня. Зуб на зуб не ложится, а колени неприятно ноют. Старк не звонит уже как две недели. До этого каждый вторник Тони лично звонил или писал, спрашивая обо всем, что происходит в жизни соседа. О пойманных грабителях, оценках в школе, том реферате по астрономии, благополучии тетушки. И Питер снова вспоминает времена после поездки в Берлин, когда отправлял смс в пустоту и звонил на «недействующие» номера. Но сейчас навязчивого желания напомнить о себе практически не осталось. Если нет звонка, значит, на то есть причина. И их у Старка может быть слишком много, Питер просто не хочет лишний раз трепать нервы и надоедать. *** Он тосковал. Необъяснимо и невероятно абсурдно. Но слишком сильно для того,чтобы забыть и выкинуть. У него в голове рой из сплошных «хотя бы посмотреть еще раз». В последний, честно-честно. Одним глазком. Взглянуть — ничего больше. Только бы. И это желание такое же абсурдное, как и все его мысли и чувства. Глупое и пустое. Сколько ты себя ни убеждай, сколько ты себя не мучай, а этого «последнего» будет мало. Питер там, внутри, послушно соглашается и бессмысленно кивает головой на все слова и просьбы: терпи, мирись и живи дальше. Твой соулмейт — Джеймс Бьюкенен Барнс. Будь добр, малыш, подружись с реальностью. Питер протягивает руку в примирительном жесте и услужливо подставляет щеку. Питер не может допустить, что это кончится хорошим. « - Реальности немного плевать » , - напоминает кто-то голосом дяди Бена. Питер честно и откровенно сомневается в необходимости Барнса иметь соулмейта. Тем более, младше его чуть ли не на восемьдесят лет. Питер не позволяет себе верить и думать, что эта тоска — взаимная. Питер легко и непринужденно ставит под вопрос факт того, понял ли вообще Баки, кто его соулмейт. Думал ли он об этом, предполагал, вспоминал все подробности или просто свалил в дальний ящик? Заметил ли он вообще? Это «ли» вспарывает кожу насквозь, пронзает волокна мышц и травит внутривенно. Резко, больно, безостановочно и почти что реально. *** Нэд просит сходить с ним в магазин комиксов недалеко от школы, и Питер неудачно для себя краем глаза замечает черный Mercedes у обочины. Блестящий и сверкающий на солнце, а еще слишком знакомый. Через секунду на мобильный приходит смс: «Хэппи ждет в машине. Надеюсь, ты никуда не торопишься» Как самоуверенно. И эпично. Весьма эпично. - По твою душу, что ли? - рассеянно указывает на автомобиль лучший друг и вмиг забывает о комиксах. Питер, опустив голову, кивает. И еще: «Напоминаю, Хэппи не настолько терпеливый» День хорошо начинался, но, очевидно, плохо заканчивался. Дверь машины перед ним привычно открывает его куратор. Костюм все такой же деловой, строгий и консервативный. Салон машины все такой же роскошный и дарящий чувство безопасности и спокойствия. Питер смущенно приветствует Хэппи, и тот сухо отвечает, садясь за руль. Дальше следует изматывающая и долгая дорога, кажется, они выезжают за пределы Нью-Йорка. Каменные небоскребы сменяются одноэтажными частными домами, а затем — пустынным шоссе и увядающим лесом вокруг оного. За все почти два часа Паркер не раскрывал рта. Только утыкался взглядом в сменяющийся вид за тонированным окном и раздумывал над причиной такого поступка Старка. Хогана такой расклад разве что смутил: чего это болтливый и энергичный обычно протеже молча пялит в окно, не приставая с надоедливыми вопросами? Расклад смущал, но, к сожалению, не трогал. Молчал — тем лучше для самого Хэппи. Хоть не испытывает на прочность его нервы, как раньше. К трем часам машина подъезжает к окруженной густым лесом базе, и Питер буквально подпрыгивает на месте и всматривается в каждую постройку, в каждого человека, машину. Куратор тормозит у входа в белое четырёхэтажное здание с логотипом «Мстителей» на стене, и Питер теряется: ладони моментально становятся влажными, сердце громко ухает в груди. Старк, что, на полном серьезе пригласил его на частную базу Мстителей? Взаправду? Питер не успевает понять почему и зачем, потому что Хэппи извечно недовольным тоном говорит Паркеру выбираться из машины и следовать за ним. Парень рассеянно оставляет рюкзак на заднем сиденье и буквально выпрыгивает из салона, следуя за мужчиной ко входу в здание. Волнение и легкий испуг мешаются в кашу, и у Питера в голове сплошная какофония из непонимания. Что это вообще значит? Зачем Старк позвал его сюда? Хочет снова забрать костюм, аргументируя свои действия лишь питеровскою неопытностью и отсутствием сноровки? Что же, в таком случае можно было просто поручить это дело Хэппи, ведь именно он является куратором Паучка. Питер не думает, что сопротивлялся бы тогда, потому что слово Старка для него слишком весомо и авторитетно. Как бы больно это ни было. Потом током прошибает еще одно осознание. Что если Старк не являлся причиной всего этого, а всего лишь инструментом? Что, если его соулмейт все-таки решился расставить все точки и запятые в этой истории? Решил не оттягивать момент еще дольше и оборвать все на корню именно сейчас. Питер не может себя заставить думать иначе. Совсем не вовремя в голове всплывает образ взволнованной тети и слова-обещания придти домой пораньше. Сегодня пятница, и Мэй, следуя семейной традиции, хотела сходить вместе с племянником в ресторан. Питеру становится невыносимо стыдно перед ней. Расстраивать единственного дорогого ему человека мечталось в последнюю очередь. Все внутренние дискуссии одним своим появлением разрешает Старк, приближающийся к ним. - Не волнуйся, Паучок, твоя благоверная тетушка была в курсе событий гораздо раньше тебя. Выдыхай. И Паркер действительно выдыхает. - Что это все значит, мистер Старк? - забито спрашивает паренек и обводит весь холл взглядом. Руками сжимает ткань темных поношенных джинс и смотрит неотрывно на Тони, но не дожидаясь ответа. - Если хотели забрать костюм, то могли бы поручить это дело Хэппи, а не увозить меня за пределы города непонятно куда, - спешит озвучить свои мысли Питер. Сзади стоящий Хоган внезапно давится воздухом от резких слов Паука. - Хэй, малой, остынь, когда ты успел стать таким пессимистом? - мужчина подходит к нему и почти по-отечески обнимает за плечи одной рукой, уводя в сторону лифта. «Реалистом», - поправляет про себя Питер. - Я... Я просто.. - Сдался мне твой костюм, Паркер. У меня своих полно. - Тогда зачем я здесь? Они заходят в лифт, и Тони опускает руку с его плеча, набирает нужный номер этажа. Металлическая коробка трогается с места, а Старк тянет с ответом. Только когда двери перед ними отворяются, мужчина глубоко вздыхает и идет вперед, начиная говорить: - Пару недель назад заканчивалось разбирательство по делу Зимнего. Уже можно было наконец выдохнуть спокойно. Честное слово, эти юристы нам с Кэпом всю плешь проели... - здесь Питер позволяет себе тихо хихикнуть. - И недавно Наташа спросила меня насчет тебя. - Насчет меня? - Да. Хорошо, не спросила. Наехала, потому что, цитирую: «Нафига впутал ребенка в эти разборки?». И, вообще, начала интересоваться твоей личностью, что вполне ожидаемо. Я думал, они раньше спохватятся. - Но зачем? - Питер, ты мутант. Твои способности разительного отличаются от среднестатистических человеческих. Ты, блин, практически уложил на лопатки Сокола и Зимнего, это дорогого стоит. При том, что тебе всего шестнадцать. У тебя есть будущее, пацан, и мы можем тебе его дать, понимаешь? Здесь, где не надо прятаться и журить. Здесь ты можешь развивать свои способности, не боясь быть пойманным. Тебе здесь помогут, Питер. - Вы говорите, что... - Тебя примут в команду, Паучок. С десяток секунд Питер молчит, переваривая слова Старка. Смотрит прямо в глаза Тони и пытается уверовать. Что. Его согласны принять в команду. Прямо сейчас его самое заветное желание может исполниться. Стать частью чего-то большего. Стать ближе к людям, похожим на тебя. Стать ближе к.. Звезды в глазах тухнут, как свечи. И замки рушатся под тяжестью веков. Питер говорит потерянно «спасибо» и хочет быстрее уйти. Сесть в машину, уехать, сбежать от несказанных слов, закрыться в комнате, сжимать место синяка. Хочется оглохнуть на одного человека, потому что страшно до трещин перед глазами слышать несказанное все еще. Потому что спицы пронзают от каждой мысли. Потому что дурачок из Квинса нужен только тетушке и потертым книжкам по химии. Потому что думать по-другому кто-то глубоко в голове не дает. Кто-то шепчет в самую подкорку «реальностьреальность» глухим мертвым голосом. Кто-то своей смертью порушил все замки в душе и жизни. Кто-то оставил и унес с собой слишком много. Гораздо больше, чем мог взять. Перед глазами извечный деревянный гроб, усыпанный рыхлой землей. В стеклянно-пустых глазах могильная плита и осколки порушенных каменных замков. Реальность не будет жалеть, милый мой. - Я теперь Мститель, мистер Старк? - Так точно, малой. *** На базе чистый, будто фильтрованный воздух. И Питер бы вдыхал его глубоко и расслабленно, если бы не озирался по сторонам. Перед каждым поворотом или дверью сердце напряженно стучит о ребра. Наташа Романофф сама вызвалась показать новичку базу и ввести в курс дела. Так смотрела на растерянного Паркера, словно хотела потрепать по кудрявым волосам или потискать бледные щеки. Но достойно держалась, обходясь только мягким располагающим голосом. Видимо, Питер ей был действительно интересен. Совсем еще молодой мальчик, даже не солдат, коими она привыкла называть большую часть Мстителей. Сколько ему там? Пятнадцать? И Питер восхищался. Недоумевал. В конце концов, радовался. С ним не обращались предвзято, что было вполне возможно ввиду его молодого возраста. Наташа улыбалась и иногда шутила, расспрашивала о самом Паркере. Говорила об обязательном заполнении документов, позволяющих ему в любое время посещать базу законно. Что-то типа пропуска, да? Питер слышал, что такие штуки выдают рабочим в мор. портах. Дело близилось к шести часам вечера, когда Наташа проводила его к спальным корпусам. - Я думал, здесь мы только собираемся и готовимся к миссиям,- задумчиво протянул Питер, рассматривая небольшое скопление двухэтажных коттеджей. - Не у всех есть постоянное место жительства, поэтому для многих база и есть дом. Но по сути, каждому выделяется жил. площадь. - Это затратно. - Есть такое. Всеми финансовыми вопросами всегда занимался и занимается Старк. Это что-то типа его кредо. Но во всяком случае их содержание , - Вдова указала взглядом на коттеджи, - не выходит дороже содержания одного ангара с военной техникой. Лично я здесь нечасто бываю. В ее глазах была усталость. Перекрытая чем-то, похожим на привычку и долг. Но Питер и сам понимал, что отказаться от прежней жизни она уже не сможет. Это было видно невооруженным взглядом, и Наташа не скрывала этого факта. Не видела в том необходимости. Может быть, потому что это не настолько сильно ее беспокоило. Половину жизни провести в преступном мире не было ее выбором. - Ты можешь остаться на ночь, если захочешь. Сейчас Рид должен уже начать заполнять документы, тебе нужно будет пройти в информационный центр. Питу не хотелось здесь оставаться. Общение с Наташей отвлекало от постоянного волнения. Но руки время от времени начинали дрожать, а левое предплечье жгло промозглым холодом. - Это будет долго? - в надежде спрашивает паренек и оттягивает край толстовки. - Немного проблематично, так как ты несовершеннолетний. - Боже, только не говорите, что нужно разрешение тети Мэй на это!.. О, Питер, уже готов попрощаться со всем внезапно обретенным. Мэй после этого просто не выпустит его на улицу! Выкупит Хэппи у мистера Старка и заставит его ходить за Питом по пятам (даже в туалет!). Питер знает тетю, эта женщина при любой возможности сможет пустить пулю в лоб президенту США, если ее племяннику будет угрожать опасность. Внутренние возмущение и отчаяние глушит хрипловатый голос за их с Наташей спинами: - Наташа, Стив просил тебя зайти к нему в ангар с квинджетами. - О Джеймс, - Вдова оборачивается и встречается взглядом с Барнсом. - Хорошо, сейчас подойду, - затем смотрит на растерянного Паркера и хмурится. - Проведешь Питера к Риду? Дальше Старк сам справится. Барнс молча кивает и обводит мальца равнодушным взглядом. Скользким и холодным. Тот провожает Романофф почти что умоляющими глазами, дышит тихо, будто боится чего-то, и уводит взгляд в пол на несколько секунд. А когда поднимает, у Джеймса что-то внутри свербит и трещит. Все коды, слова, убийства и прятки с правительством — пепел. Запах пороха, сырой земли, вкус боли на губах, тяжелый металл, пустоты вместо памяти, отчуждение, красные звезды перед глазами, кровь, вечное ожидание — прах. Питер, мальчик из Квинса, смотрит на него своими карими глазами до невозможности затравленно и смиренно. Питер, соулмейт, который играл в прятки с ожиданием и разумом Барнса, даже не успев родиться. Питер — созвездия на груди и галактики под самым сердцем. - Здравствуйте, мистер Барнс. Ломко. Сухо. Нужно что-то ответить. Нужно. Перестать смотреть ястребом. Перестать видеть жалкого на вид пацана. Ведь вот оно. Здесь. Все замки и рассказы (сказки) на ночь. Теплые руки на щеках, шоколад с молоком в глазах. - Мне так жаль, мистер Барнс, - глаза напротив стекленеют, а тонкие пальцы сжимают левое предплечье. В голосе вина и все то же смирение. - Я... Простите меня. Я не хочу обременять вас. Джеймс не успевает возмутиться, встряхнуть, вспыхнуть или дать хорошей затрещины. - Я пойму, если вы откажетесь. Это звучит инородно. Костью в горле. Сдавливающее тисками. О-т-к-а-з-а-т-ь-с-я. Пит поджимает и без того тонкие губы и улыбается со слезами на глазах. Мол, смотри, все отлично, я в порядке, перестань загоняться. Я в порядке. Мне уже никак. Питер улыбается, и в этой улыбке между строк печатными буквами сорванное криком дыхание. Питер улыбается, и у него меж ребер все выжжено голосом кого-то и паранойя (солдатам не нужны затухающие подростки и их синяки на запястьях в космос). Питер улыбается. Джеймс впервые в жизни больше не может молчать. Шаг-два. Вот оно. Галактики под сердцем и звезды в венах. Объятия до хруста костей. До ссадин. До с и н я к о в. - Я ждал тебя слишком долго, чтобы отказаться.