На войне как на войне

             Добрый доктор Карлыч сообщил мне, что Маша на меня наябедничала: она считает, что я её домогаюсь: мне только одного и надо. Велено держаться подальше. Я теперь мужчина, надо привыкать к подозрениям в домогательствах по любому поводу и даже без такового.       Мы с Маргаритой, бывшим еврогеем, ныне попаданцем, рассказываем про ритуал возрождения Волдеморта: гомункул, кость отца, кровь врага, плоть слуги. Присутствует Карлыч, который внимательно слушает, ему кажется, что есть подвох. У возродившего лича должны быть проблемы. Доктор умеет лечить магические проблемы, в том числе после неудачных ритуалов, но до войны был простым врачом, обслуживающим поток больных. Особенно своеобразные случаи — не его конёк. Змеевидная внешность — это возможно, особенно если есть змея-фамильяр. Дети в ряде случаев могут быть. В конце концов зовут Диму, который оказался рядом. Он понимает в некромантии и смежных науках. Дима почему-то выглядит кисло, а мы ему рассказываем про ритуал, отвечает: — Бесспорно накосячили. Во-первых, чтобы растить гомункула, желательна кровь возрождаемого. Где-то четверть литра. Но хороший гомункул получится маленьким, поэтому возрождённый будет выглядеть на свои четыре-шесть лет. Должна быть кость биологического или крёстного отца, можно использовать кость магического крёстного. Со временем вырастет. А как он стал привидением? — Заавадил младенца, возрастом чуть больше года. У того остался шрам и хоркрукс.       Дима морщится. — Идиот и самоубийца, нельзя убивать невинных младенцев. Да и его нельзя убить таким заклинанием, — таков вердикт нашего юного некроманта. — Почему? — спрашиваю я. — Это магия, — вмешивается Карлыч. — Невинные младенцы неуязвимы для такого. Он может погибнуть только в том случае, если отец или мать им прикроются. — То есть это может быть любой волшебный младенец? — Почему только волшебный? Абсолютно любой. Это детская неуязвимость от некоторых видов магии. — Значит младенца убить нельзя? — Если очень надо, можно зарезать ножом или задушить, но станешь лишенцем или предателем крови. — А что с привидением? — интересуюсь я. — Если душа не хочет уходить или не вышел срок, то становится привидением, — говорит Дима. — Останется насовсем или покинет, когда выйдет срок жизни. Поэтому, если тело совсем не пригодно к оживлению, можно возродить таким образом. Срок жизни от этого не увеличится. Колдовать в своём малолетнем теле проблематично. — А что за срок? — Так называемый срок жизни. Он, в принципе, может увеличиваться или сокращаться, он может прерываться из-за насильственной смерти, но далеко не всегда. Всегда прерывается только из-за самоубийства.       Интересно девки пляшут… Получается, что «плаксу» Миртл можно было оживить. — А кто имеет право оживить? — Зависит от страны. У нас каждой школе для достаточно сильных волшебников положен штатный некромант. Другое дело, что есть не везде. Строго говоря, некромантия сейчас запрещена, но если нельзя, и очень хочется, то можно. — То есть могут привидение не оживить? — Конечно, но если за границей, то, скорее всего, это будет зависить от влияния семьи привидения. Особенно это касается некоторых европейских стран с сословным обществом. — Со старым привидением такое возможно? — Очень проблематично, проще превратить в подселенца, который будет делить тело с настоящим хозяином, или занять освободившееся. Но в любом случае у нас на Руси проблема легко решаема, поэтому привидения практически не встречаются, а в Европе от этого шарахаются, как от адского огня. Слишком многое зависит от местных обычаев.       Нашу беседу прерывает Комиссар. У меня скоро первая операция. Не хирургическая, а первый бой. У нас принесение магической клятвы на крови. Просто клянёмся жизнью и магией честно воевать, надрезаем руки ножами и отдаём кровь родной земле. Нас окутывает белое свечение. Клятва принята. Да, для попаданцев из-за кордона аналогично. Это родина их тел. Если клятва не примется, то будут решать проблему.

***

      Наступает ночь. Нам дружески объясняют, что мы идём «грабить караваны». Точнее не совсем караваны. У немцев есть лавки, где по талонам торгуют дефицитными товарами. Наша задача, напасть на такую лавку и вынести всё, что возможно. Рядом казарма охранного батальона, если мы убьём сотню карателей, то будет хорошо. Надо сказать, что там на самом деле военный городок, где квартируют целых четыре охранных батальона, танковая рота, несколько ягдкоманд и большой госпиталь для заболевших и легкораненых солдат с фронта. Охранные батальоны вооружены так себе, в основном старые добрые винтовки выпуска времён Империалистической войны, немного пулемётов. То есть тем, что не жалко.       Перед боем мы тренируемся в стрельбе по мишеням. Оказывается, автомат держать за магазин во время стрельбы, как фильмах, нельзя. Правильно — за цевье. У нас есть простое правило: каждый волшебник перед боем наколдовывает себе патроны сам. У меня пока почти ничего не выходит, поэтому это делают за меня. Отстреляв двести патронов из автомата и двадцать один из «Нагана», я чищу оружие. Стреляю я плохо, попадаю заклинаниями в цель тоже плохо, но это на самом деле норма. Быстро полностью привыкнуть к новому телу очень тяжело. Кроме того, мои навыки, доставшиеся от прошлого тела, делают меня теоретиком. Мне нужно наработать опыт.       Разбираю автомат и «Наган». Револьвер я собираю, а с автоматом не выходит. Выясняется, что револьвер собран неправильно. За меня их заново чистят и собирают, как положено. Вздыхаю. Маргарита Самойлова, бывшая иностранцем, справляется. У неё в прошлой жизни была срочная служба в армии.       У нас есть «тысячепудовые» «бездонные мешки». В каждый можно загрузить более шестнадцати тонн груза, то есть тысячу пудов. Всё живое попадание туда переносит очень плохо. Наши ребята, которые подорвали два паровоза из составов, следующих в тыл, обчистили полувагоны с деталями дотянувших до своего аэродрома, но списанных после этого немецких самолётов. Двадцать шесть с лишним тонн алюминия скоро отправятся на «Большую землю».

***

      Выдвижение происходит по воздуху на коврах-самолётах и мётлах.       Военный городок карателей представляет из себя казармы советской стрелковой дивизии, построенный лет десять назад. Он расположен… А вот это нам не говорят. Мало ли что.       Нам дают выспаться до полтретьего ночи, потом подъём, лёгкий завтрак и вперёд. Начало операции ровно в пять утра. Сон перед рассветом самый крепкий.       Нужная нам лавка является одним из самых охраняемых объектов. Это сделано, чтобы не разворовали бойцы охранных батальонов. Другим особо охраняемым местом является склад медикаментов при госпитале: там медицинский спирт.       Начинаем мы в двадцать минут пятого со склада боеприпасов. Дело в том, что у этих карателей много старых французских восьмимиллиметровых винтовок, а следовательно, есть патроны. Как я понимаю, при оккупации Франции немцам досталось много трофеев, эти винтовки так себе, но у нас их тоже много, захватили в бою, а «Большая земля» скупится на отечественное оружие и боеприпасы. Наши при помощи ножей снимают часовых и начинают грузить добычу в бездонные мешки. Потом некоторые наши улетают, вытряхивают мешки в лесу и летят обратно. Наши идут в госпиталь и изымают рентгеновские аппараты и операционные столы. Потом ещё один рейс и Комиссар решается на третий. Мне почему-то казалось, что посты надо обходить, но моросит мелкий дождь и этим никто не занимается. Наконец мы готовимся к бою, я нервничаю. Оказывается, есть старое трансфигурационное заклинание, позволяющее наколдовать небольшую железную пушку, заряжённую картечью. Ровно в шесть пятнадцать мы начинаем проникновение на оба особо охраняемых склада и лавку. Сразу срабатывают охранные чары и раздаётся премерзкий писк. Около лавки и складов включается электрическое освещение. Разбить или вывинтить лампочки нельзя, сработают охранные чары. Только выстрелом, а это тревога. Но солдаты и так догадываются, в чём здесь дело, и воет сирена…       Из казармы выбегает толпа солдат с винтовками и чего-то ждёт, но двое партизан кидают в наколдованные пушки заклинания «Пли». Это оранжевый луч, который виден. Каратели вскидывают винтовки и начинают стрелять на свет. Но выстрелы двух пушек картечью валят вражеских солдат. Начинается беспорядочная стрельба, я стреляю из автомата в сторону врага с закрытыми глазами. Патроны кончаются не быстро, а очень быстро. Меняю магазин. Враги начинают материться на суржике, требуя прекратить стрелять. Стрельба прекращается, но раздаются ещё пушечные выстрелы, взрывы, снова выстрелы. Часть бежит в сторону стрельбы, кто-то явно не спешит, часть идёт к нам с винтовками наперевес. Но тут по ним начинает стрелять трассирующими пулемёт откуда-то из окна казармы, к нему присоединяется пулемёт с вышки… Маргарита Самойлова кидает гранату. Кто-то из карателей орёт: «Ложись!» Все падают на землю, взрыв. Я тоже кидаю гранату, но летит она криво. Маргарита кидает ещё две, а враг уже стреляет в нашу сторону лёжа. Но у нас есть третья пушка, заряженная картечью. Выстрел, пока враг приходит в себя, пушки уничтожают «Финитой», мы бежим к дырке в заборе. Там стоит десяток солдат, а нас всего шестеро. Мне велят просто стрелять во врага, остальные делят цели. По команде «Огонь» мы валим всех, а потом дырявим забор. Ещё двести метров, по двое на три метлы, взлетаем прямо с тропинки и летим над самыми кронами деревьев. За спиной снова стрельба…       Наше место встречи в лесу на какой-то поляне. Уже рассвело. Как ни странно, потерь нет. Это радует Комиссара.        Мы ждём ночи, когда отправимся в наш лагерь. Выставлены часовые, наложены чары, можно отдыхать. А я начинаю психовать. Мне пытаются объяснить, что обычно психуют до боя и после боя, но не во время боя.

***

      Начинают разбирать наше поведение в бою. Ничего особенного не случилось. Я вёл себя очень пассивно, инициативы не проявлял. Полностью израсходовал шесть магазинов и одну гранату. Если меня немного обучить, я смогу воевать, как ещё один солдат. Предыдущий владелец тела был хорошим командиром отделения.       Есть трое попаданцев, ещё один будет переведён в саперы. Маргарита Самойлова воевала исправно: стреляла, когда надо, «тройками», кидала гранаты, проявляла инициативу, не лезла на рожон. Израсходовала патронов больше, чем я. Если проще: воевала так, как научили в прошлой жизни.       Мне вручают половину шоколадной плитки. Это часть добытого в лавке.       Грызу шоколадку и думаю: какая из меня сьюха? Просто было писать всякую фигню, а в жизни всё не так.