kodaline – way back when
у сонуна с сону любовь дурацкая, нелепая, совсем неправильная и немного подгорелая, как те многострадальные старательные тосты на завтрак. у сонуна с сону любовь смешная, смущенная, в утренних домашне-серых тонах и с кружкой карамельного капучино из пакетика. у сонуна с сону любовь какая-то странная, деформированная, периодически отвратительно непонятная, но одно точно и несомненно - долгая. и совершенно счастливая.
а ведь всё начиналось иначе, совсем в других тонах, ночных, до тошноты прокуренных, и с опасным привкусом чего-то совершенно нового, неизведанного, немного пугающего. сонун морщил нос под толстыми стеклами очков и пытался унять дрожь в руках пакетиком яблочного сока, а сону уцепился ему за костлявую коленку и всё никак не хотел отпускать. сону тогда казался таким загадочным, как чёрный плащ, по-блядски привлекательным в этом образе короля вписок и девочек на одну ночь и даже романтичным немного, как проебанная версия эдварда каллена. у него и шарм был особый, такой с французским привкусом узких улочек, воздушных круассанов и давно не чищенных пепельниц. и доёбистое "будешь?", и тонкие ледяные пальцы, и явный фетиш на пухлые губы, и абсолютнейшее животное желание обладать. а у сонуна из особого шарма были только подработка веб-моделью ("так значит ты что-то типа онлайн проститутки?"), тонкие запястья, красная клетчатая рубашка, вид невинного двенадцатилетнего мальчика и глубокая вязкая депрессия. и высокие красные конверсы, и огромные очки, и суицидальные мысли под размашистым заразительным смехом. но так вышло, что не вышло. не срослось, не склеилось с первого раза. ни после первой сигареты, ни после первого пива, ни после первого секса. даже когда съехались, даже когда спали на одном диване, даже когда приходилось надевать водолазки в середине жаркого сентября. потому что у сонуна депрессия, крепко и основательно душащая, страх грубых прикосновений и безответная влюбленность. в даниэля. в своего лучшего друга. точнее, в своего гетеросексуального лучшего друга, который строит великую любовь с какой-то мутной однокурсницей, носит ей цветочки, щеночков, блокнотики, водит домой, а к зиме и вовсе с ней съезжается. а у сонуна и вовсе сердце в дребезги. зато сону всегда рядом, разбрасывающий футболки и носки на всех возможных поверхностях, прибирающийся раз в год к приезду мамы и хранящий в холодильнике исключительно пиво, рамен и мармелад. зато сону начал казаться не таким оторванным от людей обыкновенных, не таким эгоистичным и зацикленным на собственных желаниях, не таким чёрствым и даже, может быть, не таким уж мудаком. зато сону приглашал в кино на трешовые ужастики и мультфильмы 0+, таскал по воскресеньям завядшие розы в подарок, заливал попкорн карамелью и пытался накормить подгоревшими с любовью тостами на завтрак. зато сону упорно учился варить макароны, убирал носки с обеденного стола, устраивал теперь по пятницам исключительно интеллигентные вечера вместо грязных вписок и почти не пил. зато у сону в глазах такая преданность, честность и, кажется, всепоглощающая влюбленность, что у сонуна сердце неловко спотыкается и смачно наворачивается с десяти лестничных пролетов сразу. в тот день выпал первый нежный снег, сахарной сметаной нахлобучившись на щуплые мрачные ветки деревьев, ледяные железяки во дворе, гордо носящие звание детской площадки, и безликие оконные рамы, так что сонун подвис на подоконнике с кружкой порошочного капучино, учебником по латыни и остаточными детскими инстинктами. в тот день сону был особенно сонным, но совершенно решительным и мял взволнованно края своей белой футболки, захлебываясь длинной наверняка тщательно отрепетированной речью, пока сонун искал взглядом шпаргалки или хоть грамм того самого блядского сону, пихавшего ему в рот пальцы с настойчивым хрипловатым "значит, будешь". в тот день время как будто остановилось с громким затворным щелчком, крепко задумалось и голосом сонуна неуверенно ответило "э, ну, ладно?", как бы проведя уверенно-четкую белую полосу на трассе жизни. оказалось, сону на самом деле абсолютный придурок. придурок в квадратной степени даже, обнимающий неожиданно со спины, вжимающий настойчиво подбородок в плечо и тянущий за волосы к себе на колени. оказалось, сону одного в магазины отпускать нельзя, потому что накупит херни, и прибираться заставлять тоже нельзя, потому что не знает, как включить пылесос. оказалось, сону готовить умеет только рамен и быстрорастворимый кофе (зато на высочайшем уровне лучших поваров италии), стойко выносит артхаус и любит арахисовое масло. оказалось, поцелуи у сону не колючие, жёсткие и животные, а нежно-щадящие, тепло-уютные, домашние по-настоящему. и, оказалось, сону сонуну, наверно, нравится просто пиздец и с каждым днем начинает нравится всё больше. с сону всё было непросто, нескладно и совершенно не так, как представлял в своих сопливых мечтах сонун. они переспали прежде, чем съехаться, и съехались прежде, чем начать встречаться. они стабильно просыпали первую пару в понедельник, стабильно составляли вместе список покупок и стабильно обнимались на диване под особо кровавые боевики. с сону можно до истерических припадков смеяться над паузами в сумерках, над сюжетными поворотами в фильмах шьямалана, над сборником анекдотов из пятидесятых и даже над криво висящим плакатом, но совершенно не поговоришь серьезно. за сону интересно наблюдать, когда он рассеяно курит в сеульскую темноту, когда сосредоточенно ищет нужный стиральный порошок на полках супермаркета или когда вдумчиво генерирует очередную дурацкую шутку. у них вообще всё интересно, прикольно и не так, как у всех, сонун в этом уверен абсолютно. и даже не сомневается, что предложение сону ему сделает луковым колечком из бургер кинга. тот факт, что они рано или поздно поженятся, забрел к сонуну в голову как-то сам по себе, сам собой, шаркнув выразительно ножкой и накрепко обустроившись. их отношения длились-длились-длились и почему-то не выцветали и не выводились, стойко выдерживая марку качества и испытания временем. с того дня прошло два года, и сонун находил сону ну абсолютнейшим придурком в степени, заправски приближающейся к бесконечности, но с ещё большей нежностью убирал ему спящему с лица челку и водил губами по горячей щеке. с того дня прошло два года, и сонун теперь носил гордые очки в золотой оправе, спокойно-нежные голубые рубашки и заканчивал третий курс лингвистического. с того дня прошло два года, и сону теперь умел включать пылесос, варить макароны и получил неплохую роль в одной слезливой дораме. с того дня прошло два года, но сердце всё так же поразительно нелепо наворачивалось с пятнадцати лестничных пролётов, стоило сону расплыться в дурацкой влюбленной улыбке во все тридцать два.у сонуна с сону любовь дурацкая, нелепая, совсем неправильная и немного подгорелая, как те многострадальные старательные тосты на завтрак. у сонуна с сону любовь смешная, смущенная, в вечерних домашне-кофейных тонах и со стаканом ядовитого и безумно дорогого алоэ, выглядящего, как совершенный абсент. у сонуна с сону любовь какая-то странная, деформированная, периодически отвратительно непонятная, но одно точно и несомненно - долгая. и совершенно счастливая.