Злые сказки

Я смотрела в окно и старательно не замечала стремление моей попутчицы завести разговор. Никак не хотело возникать обычное ощущение от мелькания пейзажей, что вот-вот ты поймешь нечто, и твоя жизнь изменится. Может, все дело в том, что я затеяла поездку именно для того, чтобы поймать это подзабытое ощущение? Солнце готовилось закатиться за горизонт, а выглядывающие подобно перископам из-за горизонта отроги гор будто все еще решали, стоит ли пускать жаркое светило на ту сторону. Первую остановку водитель старенького «Икаруса», волей судьбы ставшего тем самым волшебным конем, который нес меня к прекрасным морским далям, устроил у бензоколонки посреди сумасшедше оранжевеющих в лучах закатного солнца полей подсолнечника. Я вышла размять еще толком не успевшие затечь ноги. Чудесный тандем Полозковой и Сургановой в наушниках собирался порадовать меня историей то ли любви, то ли непрошенной влюбленности, то ли чего-то еще. Вытащив из кармана просторной джинсовой куртки паучку сигарет и зажигалку, вспомнила вдруг, что на заправке курить не рекомендуют, потому отошла в сторону и присела на корточки у наглого подобравшегося прямо к проезжей части подсолнуха. Уже зажигая сигарету, почувствовала чужое присутствие и резко обернулась, едва не потеряв при этом равновесие, все же поза не самая устойчивая. - Далеко едете? – зачем-то тяжело вздохнув, спросила моя соседка. Одета она была несуразно, но желания посмеяться над своей старомодностью, как ни странно, не вызывала. Длинный сарафан из ситца в цветочек давно выгорел на солнце. Возможно, еще до того, как достался девушке. Стоптанные рыжеватые сандалии и запыленный педикюр дополнял серебряный браслет на левой щиколотке. Последний кстати оставлял за собой темный след. В голове мелькнуло, что это вроде бы означало наличие каких-то там проблем со здоровьем. На плечи девушка набросила светло-коричневую вязаную кофту. Местами вещь была покрыта какими-то пятнами, а на правом рукаве я увидела дырку. Из-под цветастой панамки – ни разу не повторяющей принт на сарафане – выбивались светло-русые пряди. - Мхм, - неопределенно промычала я, не разжимая зубов, этакий гопник, отвечающий на вопросы сквозь сигаретный дым. - А я к парню своему еду, - очень серьезно произнесла девушка. Я молчала. Навязалась же, еще сейчас начнет трогательные истории рассказывать. Плеер голосом Сургановой пропел в ухо «Если я случайно в нее влюблюсь, это будет моя вина». Вот уж радость-то, действительно. Я едва не прыснула, но сдержалась: все же элементарные нормы вежливости соблюдать надо. Так и не дождавшись от меня реакции, девушка стянула панамку, освобождая прятавшиеся под ней две косы, тряхнула головой и строго вперила в меня шоколадные глаза. Сурганова все пела что-то об упрямых лучах прожекторов ПВО, целящихся прямо в суть кареглазым своим лучом, а я невольно залюбовалась веснушками, рассыпавшимися по щекам и носу моей собеседницы. - Зачем? – потушив сигарету, спросила я. Все равно ведь покурить не даст, будет разговоры разговаривать. Да и не люблю я дымить под таким пристальным взглядом. - Дима, - почему-то ответила девушка. - Чего-чего? - Зовут меня так. Вообще-то, Дюймовочка. Я вроде как родилась совсем крошечной, недоношенной, и родители решили пошутить. Они у меня те еще шутники, - пустилась в объяснения Дима. – Назвать-то назвали, в свидетельство записали, а потом вдруг подумали, как же будут меня величать сокращенно. Уж не знаю, кому в голову пришло именно это сокращение, но вот так и живу. - Урсула, - я поднялась, а то уже шея затекла вверх на нее заглядывать. - Это прям, как Урсула Ле Гуин! – восхитилась Дюймовочка. Тьфу ты, дал же великий Будда имечко… Точнее, тут уж и без него нашлось, кому постараться… - Типа того, - буркнула я в ответ. Обычно вспоминают ведьму из «Русалочки», и это сравнение гораздо ближе к правде. - А еду к парню, потому что он меня вроде как бросил. Я без него жить не могу… Вроде… как… - задумчиво повторила эти два слова Дима. - Вроде как? – решила уточнить я. - Это у меня слово-паразит такое… Никак от него не избавлюсь. Водитель замахал руками, мол, лезьте обратно, ехать дальше будем. Я побрела, обреченно слушая, что бабушка Димы вроде как пирожков ей с собой дала, а мама с папой не хотели ее отпускать и даже вроде как паспорт пытались прятать, а парень вроде как где-то у моря поселился. Из всей информации, бурным потоком льющейся в одно освобожденное от наушника ухо, я уловила только одно – вроде как ехать нам вместе долго. Когда мы уселись, я поняла, что здорово утомилась. Во рту пересохло, а под ребрами начало саднить. Я вытащила из рюкзака бутылку с водой и отхлебнула. - Ой, а можно мне, - Дима выхватила бутылку из моих рук и сделала большой глоток еще до того, как я успела отказать. В силу некоторых особенностей своей физиологии я пью исключительно соленую воду. Желательно, конечно, морскую. По сути, идеально для меня было бы жить в каком-нибудь приморском городке, но вот беда – не выношу я морской климат. Да и все эти огромные толщи воды, стоит только их представить, нагоняют депрессию. Я все больше к горным местностям тянусь душой. - Что это? – захлопала глазами Дима. Забавно, она даже не выплюнула воду, хотя была близка к этому. - Вода. С морской солью. - Зачем? Как можно это пить? Я повела плечами и заткнула уши, погружаясь в баюкающие звуки голоса Тома Йорка. «There's an empty space inside my heart where the weeds take root. Tonight I set you free. I set you free», - да уж… пустоты в сердце хоть отбавляй, а травы вон уже заколосились. Осталось только найти кого-нибудь и отпустить. Да вот хоть бы что ли Диму отпустить. А то сидит надутая, явно недовольна тем, как я прервала беседу. Хотя какая там беседа – она болтает, я страдаю. Я закрыла глаза и представила ломаные движения Тома. «Cause all I want is the moon upon a stick», - невольно подпела я, чем еще больше разозлила Диму. Незаметно для себя я задремала и проснулась от того, что автобус останавливался. Шея затекла, а переход от тишины – пока спала, музыка будто бы молчала – к каким-то диким запилам гитары заставил подскочить на месте. Так и не разобравшись, кто это собирается усладить мой слух, я нажала на паузу. - Выходить будешь? – спросила я у приоткрывшей один глаз попутчицы. - Да, - она потянулась, неловко поднялась и начала протискиваться между сидениями к двери. Снаружи было темно. Пассажиры нашего автобуса стройной толпой проследовали в подвал какой-то кафешки, видимо, в уборную. Я присела на один из бетонных блоков, отгораживавших часть стоянки. - Курить будешь? – с ударением на первое слово спросила Дима. Вот же елки-кочережки. Опять она рядом. - Нет. А ты? - Я не курю, - интонация была немного презрительной. Ничего, переживу. Мы помолчали. - Я много говорю, да? - Вроде как, - ляпнула я, глянула на Диму, и мы дружно расхохотались. - Наверное, из-за этого меня Пит и бросил, - вздохнула девушка. - Из-за «вроде как» или из-за болтовни? – зачем-то решила уточнить я. Дима задумалась на несколько минут. Она смешно нахмурилась. Падавший на ее лицо чуть сбоку слабый свет фонаря придавал ей легкой инфернальности. Кто бы мог подумать, что девушка в линялом сарафане и с двумя косичками может выглядеть такой потусторонне привлекательной, почти готической принцессой… Я залюбовалась и подумала, что Пит придурок. - А что у него-то с именем? – спросила я у слишком уж погрузившейся в себя Дюймовочки. - Ничего. Его зовут Петр. Но ему показалось, что раз у меня имя необычное, то и ему надо как-то выделиться, - покачала головой Дима. Я кивнула. - И что он бросил тебя и уехал? – сама себе удивляясь, начала расспрашивать я. – Извини, если слишком резко. Деликатности во мне ноль. - Он там служит, на море. Приехал ненадолго, сказал, что нам надо расстаться и снова уехал. Я пыталась звонить, а берет трубку какая-то тетка, представляется поварихой Яной и говорит, что Пе-е-етенька не может сейчас подойти, - в голосе брошенной и, по всей видимости, обманутой зазвучали слезы. - Я, конечно, ничего нового не скажу, но бывают у людей и посерьезней трагедии. - Например? - Да хоть меня возьми, - ухмыльнулась я, отхлебнула своей псевдоморской водички и все же решила закурить. Лишь бы странный дым в глаза Диме не бросился… - А с тобой что не так? – уперев руки в бока осведомилась девушка. - Ооо, - я задумалась, с чего бы начать. – Если опустить ненужные детали, то все. - Ладно тебе. Тебя-то точно никто не бросит ради толстой поварихи в возрасте, - видимо, Диме было приятно думать, что ее променяли на какую-то немолодую и нехудую страшилку. Я хмыкнула. - Я, вообще-то, из семьи, которую можно назвать не только богатой, но и знатной. Слово-то какое. Наверное, лет двести так уже никто не говорит… - я затянулась и продолжила. - Так вот, я была младшенькой, папиной любимицей. Остальные пять сестер тоже не страдали от невнимания родителей, но я была на особом положении, мне разрешали все. Только вот никому из нас без родителей или охраны не дозволяли, как бы это лучше описать… выходить из дома… А я так рвалась… - Прям как в сказке какой-то, - пробормотала Дима. Нас позвали обратно в автобус, по пути я, сама себе удивляясь, почище Димы расписывала свою прежнюю жизнь. Частично, конечно, и с некоторыми иносказаниями, но все же. - Однажды я увидела гуляющего недалеко от нашего дома парня. Как это часто бывает с юными барышнями, я сразу решила, что вот он – мой принц. Ну и влюбилась для пущей убедительности. Дима хлопала глазами, увлеченно слушая и совершено забыв, что главная пострадавшая у нас тут она. Я рассказала, как познакомилась с тем молодым человеком, узнала его имя – произнести его вслух я так и не смогла – и как мы начали тайком встречаться. Вот только он меня не видел, потому как я все время скрывалась то за живой изгородью, то вечером в тени деревьев. А потом мы решили, что поженимся и убежим. Или сначала убежим, а потом поженимся. Опустив часть со злыми колдуньями, зельями и проклятиями, я перешла к части, где мой прекрасный принц по воле родителей женился на другой, совершенно уверенный, что это я, потому что голоса у нас с ней оказались на диво похожи. - И что? Он так и не понял, что это не ты? – кажется, по щеке Димы скатилась крошечная слезинка. А, может, свет от фонаря скользнул по коже, кто знает. - Не знаю. Меня ведь выгнали из дома, отказались от меня, вот я и уехала, как только узнала о его свадьбе. - Как-то все запутанно и неправильно. Да и ты, наверное, всего не рассказываешь, - вынесла свой вердикт Дима. – А где он живет? - Где-то на побережье. - Так ты к нему едешь? - Нет. Просто я уже много лет не была у моря, кажется, даже плавать разучилась. Вот и решила проветриться, окунуться и сделать все, что в таких случаях делают. Дима кивнула, вроде бы принимая такое объяснение, но настаивала на своем. - Ты должна с ним встретиться и все ему рассказать. - Зачем? Вдруг он счастлив, у него куча детей и все такое? - А если нет? - Еще хуже, если он там спился, начал лысеть, ходит в толстенных очках и с брюшком. Вот ты бы хотела, чтобы твоя первая любовь стала такой? Дима сморщилась, но не отступала. Мы спорили, пока на нас не зашикали другие пассажиры автобуса. После этого мы отвернулись друг от друга и стали слушать музыку. «Но где она живет вечная любовь? Уж я-то к ней всегда готов», - и я вот готова, как те пионеры, но тоже что-то никак не вижу ее… Под такое родное пение Глеба и Вадима Рудольфовичей, я заснула и проспала до самого утра. В салоне было уже совсем светло, а кресло рядом со мной пустовало. Мне вдруг стало жаль, что я так и не попрощалась с Дюймовочкой. Эх, жаль отчество и фамилию не спросила. Как представлю: Иванова Дюймовочка Аркадьевна. Да и не ради смеха, хоть бы только фамилию, в соцсетях бы нашла. Неплохая вроде девчонка… Мысленно пожелав Диме решить все ее проблемы с кавалером, я обнаружила, что автобус уже подъезжает к месту назначения. Ребра опять начало саднить, и я снова приложилась к бутылке с водой. Все, скорее на пляж. Несколько часов спустя, так и не переодевшись с дороги, я сидела на пляже. Волны, набегавшие на каменистый берег, с ювелирной точностью огибали мои босые стопы. Плюнув на разборчивую стихию, я пошла прогуляться по городу. Казалось, он был мне знаком. Прошатавшись без дела до самого заката, я снова спустилась к морю. Пляж был совершенно безлюдным, недолго думая, я скинула платье и пошла к воде. Цепочка красноватых следов и уже вполне привычная боль… Не сможет же море меня избегать, когда я потащусь на глубину. Какое-то время волны, как и утром, успешно огибали мои ноги, но потом законы физики перебороли капризы моего папочки. Когда я погрузилась в воду по грудь, жаберные щели на ребрах непривычно закололо, и я вдруг поняла, что перестала дышать носом. Из воды показались головы моих сестер. - Зачем ты здесь? - спросили они хором. - Да так, окунуться решила. Они неожиданно засмеялись, схватили меня за руки и стали водить какой-то сумасшедший пенный хоровод. - Полегче! У меня голова закружилась, - кое-как докричалась до них я. - Теперь ты вернешься? – спросила одна из сестер. Я безразлично отметила про себя, что не могу отличить их друг от друга. - Возможно, - мне не хотелось их расстраивать, но я точно знала, что изломанный горизонт моего нового дома никуда меня не отпустит. Да и не могла же я признаться, что боюсь глубины. На смех ведь поднимут… Бывшая русалка разучилась плавать, боится моря… Я вышла из воды, когда стало уже совсем темно, уселась на камень рядом с брошенными вещами, вытащила из рюкзака сигареты. Я стараюсь не курить на людях, потому что нет-нет да и проскочит дым не носом, а жабрами. Проще курить наедине с собой, чем объяснять, почему у тебя дымится грудная клетка. Набросив платье, я пошла вдоль берега. Взгляд уперся в старую беседку, построенную кем-то у самой кромки воды. В ту самую беседку. Пожав плечами, я решила зайти внутрь. - Занято здесь, - прозвучавший в темноте голос был не просто знаком. - Я не помешаю, - я постаралась добавить в голос холодности, но получилась лишь насмешка. - Ты? - Нет, блин, Дюймовочка, - ляпнула я и долго смеялась над этой дурацкой шуткой, вспоминая веснушчатую девочку, которая могла бы стать моей подругой. Он вышел из беседки и долго меня рассматривал. - На этот раз точно ты, - сказал он. Я хмыкнула и сделала шаг навстречу. В свете луны было видно, что ни толстенными очками, ни лысиной, ни брюшком он не обзавелся.