***
Играя на пианино и выплескивая в музыку всю свою слабость, злость, безвыходность и. любовь он думал только об одном. Только о нем. Каждая нота, каждая клавиша напоминала о Чоне. Ведь именно за этим пианино они сидели и играли в четыре руки именно эту мелодию. Только звучание ее конечно было иным. Перестав играть он обессиленно опускает голову. Руки соскальзывают с клавиш, но тут же тянутся вверх за сигаретами и зажигалкой. До последней они даже не дотрагиваются. Словно, Чонгук здесь, и так же как и раньше отбирает у него зажигалку протягивая чупа-чупс. Юнги ухмыляется, чупа-чупса конечно нет. Но зато теперь и это напоминает о Чонгуке тоже. Кажется Гук касался этой зажигалки даже чаще чем сам Юнги. Не редко повторяя, что она общая, пусть ею никто и не пользуется. Подписав ее позже «YK» Помнится, Юнги тогда сам же стер эту надпись, назвав автора дебилом. Но черный маркер на белой поверхности зажигалки стерся не до конца.***
Чонгук борется за свою жизнь. Да, не только доктора сейчас занимаются этим проливая кровавый пот. Но и он сам. Он сильный, потому что редко кто такое может, но сейчас винит себя в своей же слабости. Слабак, калека! Ругает, кричит он на себя! Но его никто не слышит.***
— Донора все еще не нашли, но мы делаем все возм… — Я. — Что? — Я буду его донором. — Но, вы ведь понимаете, что мы не можем перелить кровь одного человека другому с различной группой крови? — Она… у нас одинаковая. Просто я — трус последний.***
Чонгук снова и снова пытается сделать все возможное, чтоб выжить. Надо выжить ради него. Ради того, чтобы увидеть хоть один раз. Он должен… ради кого? Пока он не знает. Но вскоре наверняка вспомнит. Сил с каждым разом становится все больше. И он уже чувствует, что еще не много, совсем чуть-чуть. И он вновь сможет открыть глаза.***
Его все еще раздражает своя слабость. И он из-за всех сил пытается сделать хоть что-то, что будет служить доказательством того, что он не калека. Мог бы он говорить сейчас закричал бы: «Я живой! Не слабый я!» Но не может. Психует, снова и снова пытаясь пошевелить хоть рукой, ногами, пальцев в конце концов! Но вдруг он словно сквозь сон чувствует как кто-то пожимает ему руку. В миг успокоившись и привыкая к совсем не чужой руке он хочет лишь одного. Просто открыть глаза и посмотреть! Но сил, все еще нет. Но важно, что теперь он может осязать! Силы словно взялись из ниоткуда и Чонгук тихонько, на сколько хватает сил, пожимает руку в ответ понимая на сколько ему этого не хватало. Этот человек наверняка был очень близок к нему, потому что это рукопожатие такое привычное и… родное!***
Гук слушает музыку. Да, он понятия не имеет с каких это пор он начал слышать, но он готов расцеловать того человека, что воткнул ему наушники в уши и включил его любимые песни! Он уже многое вспомнил, а сейчас он рисует у себя в голове образ того человека, что приходит к нему, держит за руку и песенки самые крутые включает! Ааах, вот бы увидеть его, вот бы вспомнить… Один наушник вылетает из уха и Чонгук уже успевает проклясть весь этот мир. Как вдруг слышит мелодию. Тихую совсем, словно кто-то рядом слушает ее на слабой звонкости. Он слушает и понимает, что не впервые слышит ее. Хриплый голос начинает читать рэп и Гук озадачился еще больше. «Хен даже слова придумал? И мне не сказал? Но ведь договорились, что эта песня будет общей! Что слова, что ноты! Стоп. То есть я помню его? Да это ведь он! Точно помню! Юнги-хен! Мы вместе играли это на пианино в четыре руки! Еще долго спорили какие ноты подойдут для кульминации! Весело тогда так было! Но почему… почему так хочется плакать услышав ее? Почему становится так печально?» Через пару секунд песня заканчивается и он понимает, что это не та кульминация. Сейчас она такая, словно сложили варианты его и хена, а получилось очень хорошо! Почувствовав, что он может Гук открывает глаза. Взгляд цепляется за прикроватную тумбу и лежащей на ее поверхности такой же белой зажигалки со свежей надписью «YK» написанной черным маркером. «Я помню ее» Это последнее, о чем думает Гук перед тем как снова уйти в забытье***
Чонгук морщится и сузив глаза из-за слишком яркого света смотрит на людей в белых халатах, что столпились вокруг него. Он ищет глазами человека благодаря которому чувствовал себя живым, будучи между небом и землей. Но его нет. Или… возможно его загородили эти странные дядьки? — А где Мин Юнги-хен? — первое, что спрашивает Чон придя в себя Врачи переглядываются, неловко переминаются с ног на ногу, нервно потирают костяшки пальцев… но не отвечают — Где мой хен? — громче спрашивает Гук — Видишь ли, — начинает седой врач, — Ты попал в аварию и потерял много крови, тебе нужен был донор, иначе ты бы не выжил. Юнги предложил свою помощь, и часть его крови перелили тебе. Ты начал быстро восстанавливаться, он приходил к тебе каждый день и сидел с утра до вече… — Он сейчас в палате? В какой? — нетерпеливо перебил его Гук уже поднимаясь с кровати. — Он… Мин Юнги умер вчера… Там произошёл какой-то пожар в его квартире… — опустив голову сообщал доктор, но вдруг словно что-то вспомнив засунул рук в карманы халата, — Он просил тебе передать это, — вложил он в ладони Гука два предмета. Чонгук не заметил того, что остался в палате один. Он вновь перестал что-либо воспринимать. Непонимание и опустошение. Вот то, что он чувствовал в данный момент. И слезы одна за другой скатываясь по щеке падали на их «общую» зажигалку и плеер. Он ведь выжил, чтоб увидеть хена. А хен он умер, чтобы Гукки жил.