Я тоже

— Кто там припёрся? — сонно спрашивает Дин, проснувшийся от настойчивого стука в дверь. Сэм, который ещё и не ложился — засиделся за книгами в поисках информации о Чистилище, — подходит к окну. — Кас! — восклицает он и тут же неуверенно оборачивается к брату. — Это Кас. — Ну, пусть стучит дальше, — бурчит Дин. Открывать он не намерен, но к окну всё же подходит и, едва увидев знакомый силуэт в плаще, подрывается и опрометью несётся вниз, открывать дверь. — Идиот! — бросает он Сэму. — Это не Кас! — Джимми! — кричит Дин, распахнув дверь. Тот оборачивается и сердито бурчит: — Наконец-то! Где вас черти носили? Как Сэм мог подумать, что это Кас? Они совсем разные. Джимми какой-то непоседливый, неусидчивый. Он ни на секунду не расслабляется полностью, всё время в каком-то суетливом движении. Впрочем, возможно, Джимми не сам по себе такой. Возможно, нельзя не стать немного непоседливым, вернув себе своё тело, долго принадлежавшее не тебе — трудно удержаться и не пошевелить пальцами, не передёрнуть плечами, не задействовать все мышцы лица разом — просто чтобы знать, что ты хозяин самому себе. Наконец-то. А ещё Джимми улыбается. Его голос сердитый, но он улыбается, он рад, что всё-таки достучался. Кас очень редко улыбается. Дин не уверен, что кто-то, кроме него, видел эти улыбки, а даже если и видел — то мало кто смог бы их заметить. Дин и сам не сразу этому научился. Он учился этому так же долго и трудно, как Кас учился улыбаться. Нет, честно говоря, и то, и другое, пришло как-то само. Как приложение к чему-то другому. У Джимми совсем другой взгляд. Его глаза те же, что и у Каса, а взгляд не тот. Взгляд ангела смотрел в душу Дина — и нет, не из-за каких-то там сверхъестественных сил, ведь ни Бальтазар, ни Уриэль эту самую душу взглядом не удостаивали. Когда на Дина смотрел Кас, Дин не мог отвести взгляда, потому что словно что-то его держало. А Джимми, едва встретившись с ним глазами, отводит их, и то же самое делает Дин. Так всегда делают люди. В Джимми есть какая-то беззаботность. Казалось бы, забот у него хватает, но он далёк от серьёзности. Кас никогда не был беззаботен. Разве что в 2014 году — но совсем не так, как Джимми. Даже в будущем, которого уже не будет, Кас был совсем не похож на Джимми Новака. Дин никогда бы не перепутал Каса ни с Джимми, ни с его хиппи-версией. Так же, как Кас в 2014, даже уже растерявший свои ангельские силы, мгновенно определил, что перед ним не его Дин. Дин ни с кем бы не перепутал Каса, и он не понимает, как мог ошибиться Сэм. Кас особенный. А Джимми… хм, он вроде как тоже особенный, но не для Дина. Все эти мысли пролетают в уме Дина за секунду, и уже в следующую он хмурится, готовый хвататься за оружие и заводить мотор детки: — Что с ним случилось? — Ничего, — заверяет его Джимми, и всё его лицо пытается изобразить то ли нечто успокаивающее, то ли издёвку, то ли просто вежливую улыбку — может, всё сразу. Ему просто приятно что-то изображать. А ещё он немного, самую малость, запрокидывает голову и задирает подбородок, словно отстраняется, разговаривая с Дином. Дин никогда бы этого не заметил, если бы не помнил, как Кас, говоря ему что-то, напротив, будто тянулся к Дину, едва-едва вытягивая шею вперёд. — Он просто отправился куда-то, пожелав остаться неузнанным, что-то вроде того. Он оставил меня в надёжном месте, но я решил зайти. — Просто решил зайти? — уточняет Дин. — Да. Есть чего перекусить? Дин ведёт его на кухню, туда же заходят Сэм и Бобби. Все трое молча ждут, пока Джимми заговорит. — Надеюсь, он не вернётся, пока я не доем, — Джимми улыбается, прожевав первый кусок пирога. — Не вернётся, — хмуро говорит Сэм. — На доме антиангельская защита. Он не сможет… — Что? — Джимми вскакивает. — Тогда мне нужно выйти во двор. Я не могу допустить, чтобы он не нашёл меня и обратился к Клэр. — Он должен скоро вернуться? — спрашивает Сэм. Джимми пожимает плечами и решительно идёт к выходу, захватив пирог. Дин берёт для него чашку с чаем и идёт следом, кивнув Сэму: оставайся здесь, продолжай искать информацию, я сам разберусь. Они усаживаются на скамейке у гаража и снова молчат. Джимми ест — наверное, не для того, чтобы утолить голод, а просто чтобы вспомнить, каково это — есть. Дин же не знает, с чего начать. — Что он задумал? — всё-таки спрашивает он, не выдержав. Джимми не торопится с ответом, как будто Кас не может вернуться в любую секунду. Наверное, он действительно не ждёт его так рано, просто перестраховывается, выйдя из дома. — Ты знаешь, — Джимми пожимает плечами и берёт из рук Дина чашку. — Только часть про «открыть чистилище на пару с Кроули». — Что? — удивляется Джимми. — Вовсе нет. Открыть чистилище, использовав Кроули, а потом избавиться от него. — Он тебе так сказал? — Конечно, нет. Зачем? Это очевидно. Любому, кто над этим задумается. — Разве… разве они не заключили сделку? — Что ты имеешь в виду? Раз работают вместе, значит, заключили. — Я имею в виду… — Дин неуверенно смотрит на свои руки, — они… скрепили её поцелуем? — Что? — Джимми весело фыркает. — Сам придумал? Конечно, нет! Хотя не сказать, чтобы Кроули не пытался его развести на это дело. Дин проглатывает шпильку в свой адрес: — Так, значит, и Кроули понимает, что его могут провести? — Естественно. Кроули знает и наверняка как-то готовится. Надеюсь, Кастиэль правильно угадывает его действия и знает, что делать. Дин непонимающе смотрит на этого человека, равнодушно допивающего чай. Кас никогда не был равнодушным. По крайней мере, таким равнодушным. — Ты как будто одобряешь его действия, — осторожно говорит Дин. — Конечно, одобряю, — пожимает плечами Джимми. — Я не понимаю, что вам с Сэмом не нравится. Дин таращит глаза. — Сделка с демоном… — Использование демона. — Открыть чистилище, выпустить всех этих тварей… — Уверен, с ними справиться проще, чем с Михаилом и Люцифером. — С ними мы уже как-то справлялись. — Нет, вы просто отложили решающий момент на пару тысячелетий. А Рафаэль превратит эту пару тысячелетий в пару недель, если ничего не делать. — Тебя Кас подослал! — восклицает Дин. — Сказал, что говорить! Это не твои слова! — Не мои, — соглашается Джимми и отставляет пустую чашку в сторону. — Но меня никто не посылал. Это те слова, которые он говорит себе каждый день. — Так ты его мысли, значит, читаешь? — насмешливо спрашивает Дин. Джимми качает головой. — Мысли он от меня не скрывает, но они всё-таки на енохианском. Единственное, что я могу разобрать — это постоянное «Дин», «Дин», «Дин». — Что? — недоверчиво удивляется Дин. — Он… он, наверное, нас боится… и хочет устранить? Джимми смеётся. — «Нас», «боится», «устранить»… Да ты представляешь, сколько раз Кроули пытался вас убить и сколько раз Кастиэль вас спасал, а вы даже и не знали? — Убил бы Кроули, не понадобилось бы нас от него спасать, — Дин скрещивает руки на груди и хмурится. Джимми хочет ответить, но Дин грубо его перебивает. — Зачем ты пришёл? Я думал, ты будешь спрашивать про семью, а ты пытаешься выгородить Каса. — Разве ты что-то знаешь о моей семье? — горько спрашивает Джимми, и Дину кажется, что он за сегодня в первый раз показывает то, что на самом деле чувствует. — Раз я ничего не знаю, значит, с ними всё в порядке, — говорит Дин. — Случись что, я бы сразу узнал. — Кастиэль тоже, — Джимми пожимает плечами и отворачивается. Они долго молчат. — Зачем ты всё-таки пришёл? — Дин снова нарушает тишину первым. — Хотел тебе кое-что сказать, — теперь хмурится Джимми. — И? Джимми долго думает, подбирая слова. — Я уже сказал, что не могу читать его мысли. Но я… чувствую отголоски его чувств. Понимаешь? — Плевать мне на его чувства, — как можно грубее говорит Дин. — Ладно, — легко соглашается Джимми. Он снова берёт чашку в руки — она пустая, но ему хочется ощущать что-то в руках. Он барабанит по ней пальцами, водит по её ручке. — Надеюсь, ему хотя бы стыдно, — и снова Дин не выдерживает. — Нет, — Джимми качает головой. — Ему не стыдно. По крайней мере, не настолько, чтобы я это ощутил. — Что тогда? — зло спрашивает Дин. Но Джимми вспоминает о другом. — Когда он столкнулся с Рафаэлем впервые, — говорит он, — он пришёл к тебе. — Что? — ощетинивается Дин. — Никто ко мне не приходил. — Ты не видел его. Он наблюдал за тобой, пытаясь решиться и заговорить. И не мог. Дин отворачивается, сжимая кулаки. — Ну и дурак, — выдавливает он. — Там его и нашёл Кроули, — ровно продолжает Джимми. — И предложил помощь. Он дал ему достаточно душ, чтобы приструнить Рафаэля. — Только вот они забыли про душу Сэма, — зло говорит Дин. — Или не забыли? — Кастиэль сделал всё, что мог, — так же ровно отвечает Джимми. — Он хотел вернуть тебе брата. Он вернул вас обоих из ада. — С Сэмом он плохо постарался, — упрямо твердит Дин. Джимми вздыхает, но не спорит и продолжает. — Я часто чувствую его боль, — говорит он. — Сочувствую, — хмыкает Дин. — Раньше её заглушала надежда. С тех пор, как он отказался от мысли просить твоей помощи, надежды не стало. — Ты так говоришь, будто я виноват, что он ко мне не обратился! — взвивается Дин. — И ты опять говоришь чужими словами. Откуда ты их взял, если говоришь, что не читаешь мыслей? Джимми вздыхает и прикрывает глаза. Кажется, ему нравится сидеть с закрытыми глазами, потому что он замирает так надолго. Наконец он, тряхнув головой, приходит в себя. — Извини, — он снова вздыхает, — я выражаюсь немного непривычно, потому что не хочу говорить этого прямым текстом, а хочу тебя к этому подтолкнуть. — К чему — к этому? — спрашивает он, хотя знает, что Джимми не ответит. Джимми трёт чашку ладонью, как волшебную лампу. — Слушай, Джимми, — Дин тоже вздыхает. У него нет чашки, и он не знает, куда девать руки. — Я очень ценю твоё желание помочь. Но он не хочет примирения. Ты же знаешь. Я пытался с ним поговорить. Я сказал, что мы семья. И ты помнишь, что он ответил. — Помню, — говорит Джимми. — Было очень больно. — Тебе было больно? — разъяряется Дин. — Ему было больно? А мне — не было? — Думаю, что было, — спокойно отвечает Джимми. — Иначе бы я не пришёл. — Я так и не понял, зачем ты здесь, — раздражённо бросает Дин. И тогда Джимми решается. — Послушай, — он резко оборачивается к Дину, — ты должен знать. Кастиэль… Будто передумав, он снова замирает и настороженно смотрит на Дина. Прямо у Дина на глазах он меняется — трудно объяснить, как, это слишком постепенно и едва уловимо, но разница между Джимми Новаком и тем, кто сидит напротив Дина сейчас, бросается в глаза. Это похоже на то, как стайка бабочек весело порхает туда-сюда, и вдруг все они слетаются к одному цветку и усаживаются на него, образуя пёстрый шар. Дин понимает, что Кас вернулся. — Мне лучше уйти, — говорит Кас. Он не знает, что Дин умеет отличать его от Джимми, и хочет исчезнуть неузнанным. — Подожди, — Дин хватает его за руку. Кас вздрагивает и смотрит Дину в глаза. Дин знает, что не может отвести взгляда — может, они в последний раз вот так друг на друга смотрят. А ещё он знает, что Кас никуда не улетит, пока он держит его за руку. Откуда он это знает? Ведь раньше он никогда… Кас молчит — он боится сказать что-то, что его выдаст, ведь он не слышал разговора Дина с Джимми и не знает, что уже было сказано, а что нет. Интересно, что он почувствовал, не найдя свой вессель там, где оставил? А обнаружив его с Дином? Что он чувствует сейчас? Почему просто не исчезнет, взмахнув крылышками? Может быть, он тоже думает о том, что они последний раз смотрят друг другу в глаза и держатся за руки. Нет, они вовсе не держатся за руки, Дину просто нельзя его отпускать, потому что… потому что ему нужна информация. — Так что же, — небрежно говорит он, — убить Рафаэля — и дело в шляпе, чистилище больше не нужно открывать? Кас снова вздрагивает, и в его глазах ужас — ужас от того, какие разговоры вёл его вессель в его отсутствие. Всё же он пытается делать вид, что он — Джимми. — У Рафаэля много сторонников, — говорит он глухим, совершенно не новаковским голосом. — Вам и с ним не справиться. Бросьте это дело, — его голос дрожит, и рука в руке Дина тоже дрожит. — И всё же, — настаивает Дин, крепче сжимая эту руку, — что он будет делать, когда угроза со стороны Рафаэля исчезнет без его участия? — Н-не знаю, — а вот это заикание не принадлежит ни Касу, ни Джимми. Откуда оно? Пальцы на руке Дина легонько сжимаются в ответ. — Мне правда нужно идти, Дин. Кастиэлю лучше не знать, что я говорил с тобой. Дин внутренне хмыкает в ответ на «потрясающую» актёрскую игру. И думает, что Кас произносит имя «Дин» совершенно не так, как Джимми или кто-либо другой. Неужели он правда часто произносит его имя в мыслях? Дин замечает, что легонько поглаживает запястье Каса большим пальцем. А у Каса при этом вид такой, будто его раздевают. И будто он ничего не имеет против. — Как он в целом? — мягко спрашивает Дин. — Кас. Кас пытается отвернуться, пытается отстраниться, пытается уйти, и даже вырывает руку, но вместо этого, опрокинув чашку, неожиданно утыкается носом Дину в плечо, и его начинает колотить. Дин вздрагивает, но помнит, что Каса отпускать нельзя, и поэтому — только поэтому — позволяет себе его обнять и немножко прижать к себе. — Ну же, — он неловко проводит рукой по его спине. — Ну же, Кас. Услышав своё имя, Кас пытается вырваться, но Дин ему не даёт. Он прижимает его крепче, и с большей силой водит рукой по его спине. Кас затихает. — Зачем он приходил? — спрашивает Кас через какое-то время. Он не отстраняется от плеча Дина, и его голос звучит немного гнусаво, но это его голос, Дин различил бы его среди тысячи голосов. Да что среди тысячи — среди всех голосов вообще. — Не знаю, — признаётся Дин, и это почти правда. — Что он говорил? — Ничего. — Совсем? — Сказал, что ты часто обо мне думаешь. — Прости. — За что? — ухмыляется Дин. — За то, что сказал, что я тебе не семья? За то, что потерял по дороге из ада душу Сэма? За то, что обманывал меня? Или за то, что думаешь обо мне? — За то, что думаю о тебе, — траурным голосом говорит Кас. — Ответ неправильный. — В остальном я не виноват, — упрямо говорит Кас. — Мне жаль, что так вышло с душой Сэма. Но я сделал это не нарочно. Мне жаль, что пришлось говорить тебе неправду. Но так было нужно. Дин ждёт ещё одного «мне жаль», но Кас молчит. — Так тебе не жаль, что ты сказал, что мы не семья? — спрашивает он. — Я же сказал — мне жаль, что пришлось говорить тебе неправду. Дин резко выдыхает и прижимает Каса крепче. — Жаль, я не догадался разлить тут ангельского масла, — бормочет Дин. — Можно было бы тебя не отпускать. — Но ты бы тоже остался в кругу и не мог выйти. — Угу, — Дин утыкается носом Касу в шею. Кас прерывисто вздыхает и закрывает глаза — Дин не видит, но чувствует. — Я должен закончить начатое, — почти твёрдо говорит Кас. — Я должен открыть чистилище. Дин легонько касается кончиком языка его шеи. Кас такой горячий, что язык почти обожжён. Нет, язык в порядке, а вот на душе теперь точно останется выжженное клеймо. — Дин, — его дыхание — вообще кипяток. И Дин знает, что он на самом деле хочет сказать. «Дин, пожалуйста, не настаивай». «Дин, ты не сможешь меня переубедить». «Дин, сделай что-нибудь». — Слушай, — Дин вздыхает и немного отстраняется, чтобы заглянуть Касу в глаза. — Знаешь что? Давай сейчас зайдём в дом и поговорим. С Сэмом и Бобби. Попробуем что-нибудь придумать. А если не придумаем… делай, что делаешь, и мы не предъявим к тебе никаких претензий. Идёт? Кас послушно кивает, но взгляд у него упрямый. Он уверен, что они ничего не придумают, но согласен потерять время. Ради Дина. Дин тащит его к дому, не отпуская руку — вдруг всё-таки улетит. — Я только скажу, чтобы стёрли противоангельские знаки, — вспоминает он. — Не стоит, — рассеянно отвечает Кас. — Они всё равно неправильно нарисованы. — Мы же их исправляли, — удивляется Дин, и тут до него доходит: — Стоп, ты, значит, опять заходил и невидимым шлялся по дому? — Я не шлялся, — Кас закусывает губу. — Опять пялился, как я сплю, — догадывается Дин, успешно (так ему кажется) маскируя восхищение негодованием. — Я не пялился, — снова спорит Кас, и вдруг они оказываются в комнате Дина. — Почему сюда? — спрашивает Дин. — Пойдём на кухню. Он садится на кровать и тянет ангела за собой. — Пойдём, — соглашается Кас и садится рядом. — Что сказал тебе Джимми? — снова спрашивает Кас после очередного долгого молчания. — Я имею в виду, почему ты перестал сердиться? Дину ни с того ни с сего становится весело, и он фыркает: — Что ты не целовался с Кроули. — Я не… — Кас недоумённо смотрит на него. — Почему ты думал, что я… — Вы заключили сделку, — бормочет Дин куда-то ему в шею, снова прижавшись ближе. Он просто устал и хочет спать, поэтому и полулежит на Касе — от усталости. Он закрывает глаза, но чувствует на себе строгий и серьёзный взгляд. — Что? Рука Каса аккуратно выползает из его руки, и, не успевает Дин испугаться — то есть, возмутиться, — как тот мягко берёт его за плечи, разворачивает к себе и целует. А потом отстраняется и смотрит. Никто, кроме Дина, не понял бы сейчас по лицу Каса, что ему страшно. Или, может быть, он понял это по дрожащим пальцам, сжимающим его плечи. — Кас, — ласково шепчет он. — Ну что ты? Он возвращает поцелуй, но одно его смущает. — Почему ты не закрываешь глаза? — А нужно? — удивляется Кас. — Когда ты целовал Мэг, ты их закрыл, — сорвалось всё-таки с языка, а ведь не хотел же про неё заговаривать. Никогда. — Она демон, — просто объясняет Кас. — Её настоящее лицо… ты знаешь, ты ведь тоже видел их лица когда-то. Дин понимает. — А я? — спрашивает он. Кас улыбается — да, он улыбается, действительно улыбается, — и проводит рукой по лицу Дина. — Мне трудно на тебя не смотреть, — говорит он. — Я так прекрасен? — довольно ухмыляется Дин. — И это тоже, — соглашается Кас. — А ещё я вижу, что ты… что ты не против. — Ты хотел сказать, что я счастлив сейчас, — уточняет Дин. Кас утвердительно кивает, хотя вопрос риторический. — А ты? — снова с языка срывается то, о чём он не хотел бы спрашивать. Он тянется за поцелуем, чтобы не дать Касу сказать то, чего слышать не хочет, но тот отвечает: — Дин. Дин снова понимает всё, что он хочет сказать. Наверное, Кас мог бы не говорить ничего, кроме его имени, и он всё равно бы понимал. Да и зачем слова, ну что они могут выразить? «Я люблю тебя»? «Я счастлив, когда ты счастлив»? «Ты мне нужен»? «Прости меня за всё»? «Я сделаю что угодно ради тебя»? — Я тоже, — говорит Дин в ответ на все эти непрозвучавшие слова. — Я тоже.