and down we go

Хидан все еще спит. Не просыпается, даже когда оглушительные взрывы сотрясают бункер. Не просыпается, когда дверь в его комнату вышибает вооруженный отряд. Не просыпается, когда чужая кровь заливает его тело. Не просыпается, когда Норт хватает его на руки и несется через лабиринты коридоров — так быстро, словно от этого зависит его жизнь. Может быть, так и есть. Интересно, что Хидан видит в своем сне, от которого так не хочет просыпаться? Норт бежит — тело двигается само, как на автомате (что частично правда, если вспомнить, что он наполовину хренова машина); а в голове роятся суматошные мысли, не имеющие ни конца, ни начала, ни смысла. Флай прострелили голову два дня назад, и Хидан не просыпался с тех пор. Флай снилась тьма и вода, горечь и ярость — и смирение, потому что хотя бы одна ее мечта успела сбыться. Она встретилась с ним. Она говорила это, давясь слезами, но улыбаясь — насколько это было видно с экрана, и Норт тихо повторял, не зная даже, слышит ли она, слова песни, что пел ей в день их первой встречи — а потом тот солдат спустил курок. И Флай больше не стало. Сиплый и с каким-то истерическим надрывом голос Пейна ввинчивается в мозг, повторяя то, что Норт и так уже давно знает.  — Вы должны выжить! Иначе все зря, все эти жертвы, все! На самом-то деле, думает Норт, пока его руки крепче сжимают безвольное тело Хидана, все и так зря — они не нашли ответов, мир не будет спасен — никакого счастливого финала. Норт почти не спит, но иногда ему снится красное озеро — будто кровью наполненное, густой, тускло блестящей, на ощупь — почему-то кажется, что горячей и липкой. И ему снятся голоса, сотни и тысячи, какие-то он узнает, какие-то — нет. И среди этих голосов громче всего звучит его собственный. Бог придет за вами. Навигатор не работает, но путь к тому месту Норт знает наизусть — выжимает газ до упора, смутно видит в боковом зеркале — за ними хаос, взрывы и выстрелы, потому что чертова Федерация все-таки нашла убежище Рассвета и не успокоится, пока все они до единого не пойдут на корм уже собравшимся вокруг теням. Но никто не знает всех выходов из бункера, кроме них троих — двоих уже, поправляется Норт, Флай мертва; а скоро и Пейн последует за ней, если остался сражаться. По крайней мере, это дало им столь необходимую фору. Он бросает быстрый взгляд на Хидана, распластавшегося на заднем сиденье — и вновь думает, что это больше не на сон похоже, а на кому. Но если все правда — ему же лучше будет, если он так и не проснется. Хидан задумчиво водит пальцами по голографической метке на своем запястье — оскаленная пасть зверя, чем-то смахивающего на кошку, только с клыками покрупнее, и мерцающая цифра «два» под ней. У Флай похожая — только вместо кошки там нечто еще более непонятное — и «семь».  — Что эта хуйня значит? — задает ожидаемый и в общем-то логичный вопрос. Норт пожимает плечами. Его опыт общения с мутантами крайне невелик — да и все, что отличает Флай от обычных людей — это крылья да сверхбыстрая реакция. Хидану повезет, если изменения в нем ограничатся этим. Та странная мутантка же предпочла добровольно сгореть под смертоносным солнцем, но не сказать, что сотворила с Хиданом. Разве можно передать ловкость, силу, способность изменять тело — словом, то, что у тебя внутри? Бред. Метка должна значить что-то иное. Вот только Норт не знает, что — и никто не знает, даже Пейн, посвятивший полжизни попыткам разгадать причины преображения мира.  — Выглядит знакомо, — не унимается Хидан. — Я точно где-то раньше это видел.  — Конечно, — сухо отвечает Норт. — На руке той женщины и видел.  — Бля, ну я же не совсем тупой. Нет. Еще раньше, — Хидан забавно хмурится, словно силится вспомнить, — но ничего у него не выходит. Хидан вообще мало что помнит — и периодически забывает, что произошло вчера, неделю или месяц назад. Вспоминает потом, правда — но вот откуда он, почему радиация и солнечный свет не убивают его, почему ничто его не убивает — все еще не помнит. Можно бы подумать, что притворяется — но он и в самом деле так растерян, когда его спрашивают о прошлом. Но даже так — он им полезен, и потому остается с ними после того, как Норт вытаскивает его из наводненной тенями лаборатории. И метка ничего в нем не меняет сверх того, что и так в нем слишком странно. Даже в броне и шлеме Норт буквально чувствует, как плавится тело и становится тяжелее дышать, когда он выбирается из машины и ступает на песок; за камнями снуют тени, осторожно выглядывают и тут же скрываются — и Норт уверен, что дело не в нем. Они боятся этого места. Хидан все так же безвольно повисает на его руках, и даже моментально расползающиеся по обнаженному телу ожоги — не было времени искать хоть что-то, чтобы его прикрыть — не заставляют его проснуться. Впрочем, все равно все повреждения на нем заживают моментально, стоит им оказаться в пещере и закрыть за собой стальные двери. Открыть уже не получится. Либо все сработает — либо так они и сдохнут здесь от обезвоживания… хотя, возможно, Хидана и это не убьет. На долю секунды Норт отчаянно желает, чтобы план провалился, безумные догадки Пейна оказались ошибкой, — и к черту весь мир, пусть сгорит — все равно он не изменится к лучшему. Но эта мимолетная слабость быстро проходит. Не ему решать.  — Отлично, я вас вижу, — сообщает после непродолжительного треска голос Пейна. Норт выдыхает, чувствуя странное облегчение — все-таки жив. Даже нашел способ связаться с ним — пожалуй, в одиночку пришлось бы тяжело.  — Рад, что ты в порядке.  — Ненадолго, — Пейн прерывается, и Норт слышит несколько выстрелов. — Но это неважно. Сосредоточься на том, что должен сделать. Повторять дважды ему не нужно, и он следует вглубь пещеры. Она такая же, как во снах — только здесь еще больше усиливается чувство тревоги. И почему-то — вины. Норт переводит взгляд на Хидана. Он все еще не пришел в себя, но в этом будто летаргическом сне — улыбается. В его улыбке Норту чудится понимание и прощение. И ему становится совершенно тошно от самого себя. Развлечений на базе у них не так уж много, если не считать таковым отстрел теней, шатающихся вокруг периметра — хотя некоторые и этим довольны. Флай же хватает подобного с лихвой и на их вылазках, поэтому по возвращении она предпочитает доставать разговорами всех вокруг. Даже Норту порой надоедает ее вечно жизнерадостная болтовня, что уж говорить о Хидане. Норт не сдерживает усмешки, когда слышит раздраженное:  — Блядь, мелочь, я сказал, что нихуя не помню! Хули ты докопалась?  — Что-то ведь ты помнишь, — резонно возражает Флай. — Я никогда не встречала бессмертных! Даже там, где меня держали… там были… мутанты, ну, вроде меня — у кого-то была крутая регенерация, но чтобы бессмертие… Хидан порывается ответить еще что-то, но Флай замечает Норта, стоящего за его спиной, и прерывается, машет рукой, искренне улыбаясь.  — Привет, Норт! Хидан не хочет мне ничего рассказывать, представляешь?  — Потому что нечего тут рассказывать, — мученически стонет Хидан, картинно прикладывая ладонь ко лбу. — Заебала! — и бросает умоляющий взгляд на Норта. Он снова усмехается и качает головой.  — Тебя искал Пейн, Флай. Ему нужна помощь с очередным исследованием, — и ведь почти не врет — вот только вся помощь, что Пейну нужна — это чтобы его выслушали, кивая в нужных местах. Все равно никто не понимает и половины из его речей.  — О, хочешь остаться с красавчиком наедине? — хитро подмигивает Флай — явно понимает, что ее отсылают прочь, и не упускает шанса подколоть в отместку. — Конечно, не буду вам мешать. Она быстро обнимает не успевшего отдернуться Хидана; пытается проделать то же с Нортом, но он заблаговременно выставляет обе руки вперед, не позволяя ей. Флай показывает ему язык и вылетает — буквально, расправив прозрачные крылья — из комнаты, посмеиваясь. Норт качает головой — ребенок, какой еще ребенок, хотя чего еще ждать от пятнадцатилетней девчонки. Странное, похожее на горечь чувство заставляет его сердце неприятно сжаться — черт возьми, Флай не стоит лезть во все это, она не должна сражаться — она заслуживает нормальной спокойной жизни. Вот только в их мире такая жизнь никому не светит — и уж тем более мутантам вроде Флай.  — Спасибо, — с явным облегчением выдыхает Хидан. — Она мне весь мозг выжрала.  — Было ли там, что жрать, — хмыкает Норт, облокачиваясь о стену.  — Мудак ты, — беззлобно отзывается Хидан. — Хотя чего я. Ты всегда таким был, нихуя не изменился. Норт с трудом подавляет вздох.  — Опять начинаешь?  — Как тебя зовут? — спрашивает Хидан, будто и не услышал его.  — Издеваешься?  — Да нет, я имею в виду — по-настоящему, — поясняет Хидан. — Норт — это же кличка?  — С чего ты взял? — Норт закатывает глаза. — Это мое имя. Как назвали при рождении, так с ним и живу. Хидан сдвигает брови, шевелит губами, словно размышляет над чем-то.  — По-моему, тебя раньше по-другому звали, — говорит он — несколько неуверенно. — Тоже странное имя. Как-то… блядь, не помню! — он раздраженно ударяет кулаком по столу. — Я, наверное, псих, да? — он беспомощно смотрит на Норта, и тот разводит руками.  — У тебя проблемы с памятью. Это не значит, что ты сумасшедший. Может, это как-то связано с твоим бессмертием… или еще с чем-то. Понятия не имею.  — Но ты говоришь, что месяц назад увидел меня впервые в жизни! Какого хуя я помню тебя? — Хидан сжимает ладонями виски. — Помню, как будто мы были друзьями или вроде того… как будто ты был для меня кем-то важным.  — Может, я просто кого-то тебе напоминаю, — предполагает Норт. Хидан отрицательно качает головой.  — Нет. Я не могу ошибаться. Норту остается только пожать плечами — он сам уверен, что не был знаком с Хиданом прежде. Человеческая психика остается для него загадкой — кто знает, малейшее его сходство с кем-то из прошлого Хидана могло создать что-то вроде ложных воспоминаний. А возможно, Хидан просто в самом деле сумасшедший. Кто знает.  — Я вспомню твое имя, — неожиданно твердо говорит Хидан. — Обязательно. Пейн продолжает сыпать малопонятными терминами, пытаясь объяснить суть происходящего, но Норт даже не вслушивается. Озеро перед ним — красное, как он помнит; но в этот раз оно не бурлит, грозя вот-вот выплеснуться, затопить все вокруг — вода спокойна, недвижима. Словно застыла в терпеливом ожидании такой желанной жертвы.  — Ты слушаешь? Норт трясет головой. Нет смысла сейчас отвлекаться на всякий бред.  — Да. Я должен просто швырнуть его в воду?  — Строго говоря, это не вода, химический состав кардинально… — Пейн прерывается, словно вспоминая, что у них не так много времени. — Да. Потом… просто жди. Надеюсь, что я прав — и все сработает.  — Как это вообще должно сработать? — Норт осторожно опускает Хидана на землю и сам садится рядом. — Ты так толком и не объяснил никому из нас.  — Норт, моя ситуация не очень располагает к долгим разговорам, — голос Пейна звучит напряженно. — Если выживем — расскажу тебе все и даже продемонстрирую свои исследования. Тебе стоило бы раньше интересоваться. Вкратце — это жертвоприношение. В иной раз Норт рассмеялся бы. Но что-то такое он и предполагал.  — Что же, — он вновь смотрит на озеро, — ты думаешь, весь этот пиздец произошел не из-за того, что некоторые очень умные исследователи экспериментировали с химическим оружием, а потому что какие-то боги прогневались на человеческий род? — он все-таки не удерживается от смешка. Практически представляет, как Пейн укоризненно качает головой.  — Все взаимосвязано. В том, что наша планета стала почти непригодна для жизни, виноваты мы сами… но ты никогда не задумывался, откуда появились тени? Мутанты?  — Радиация. Все хренова радиация, — и чертов Хидан все никак не может проснуться, будто ничего не происходит.  — И ты не прав.  — С тебя чертовски подробное объяснение, когда все кончится, — Норт качает головой. Если кончится. Если он не совершает сейчас самую большую ошибку в своей жизни. Пейн не отвечает ему — в наушнике раздается оглушительный звук взрыва, и связь обрывается. Проскальзывает надежда, что Пейн останется жив, но это маловероятно. Да и, если быть честным, сейчас его это не так уж волнует. Это ничего не изменит. Норту кажется, что терморегуляция в броне окончательно накрылась — ему становится вдруг холодно без видимой на то причины. Хотя чего еще следовало ожидать после пробежки под солнцем без щитов — хорошо еще, протезы продолжают работать как надо. И как его угораздило во все это ввязаться. Лучше бы он продолжал спокойно служить в охране Оазиса — а Пейн пусть бы сам докапывался до тайн мироздания. Но в таком случае он не встретил бы Флай. И Хидана. Норт досадливо морщится — что за бред.  — Ну что, — говорит он вслух зачем-то, поднимаясь. — Проверим, сможешь ли ты спасти мир. Он наклоняется снова поднять Хидана на руки — и замирает, встретившись с внимательным взглядом фиолетовых глаз.  — Нет, серьезно, я уверен, что мы с тобой встречались раньше. Только тогда ты был… другой. — Значит, ты видел не меня. Хидан раздраженно взмахивает рукой, едва не сбивая кое-как установленный передатчик, и Норту приходится оттащить его подальше. Настолько неаккуратного и невнимательного человека… мутанта… кто он там, еще поискать надо.  — Я уверен, — не унимается Хидан. — Глаза у тебя точно такие же. И лицо. Ну, что осталось, — он проводит пальцами по изуродованной шрамами коже — там, где она граничит с металлом; и Норт неприязненно сбрасывает его руку, отодвигаясь.  — А я уверен, что никогда раньше тебя не видел. Вообще, если подумать — Норт понятия не имеет, как Хидан потерял память, и уж тем более — кем был до этого. У него нет привычки запоминать внешность всех людей, с которыми ему приходится сталкиваться. Теоретически — они могли когда-то видеть друг друга, перекинуться парой слов — но Хидан явно подразумевает, что они общались достаточно долго. Так что Норт решает остановиться на том, что просто напоминает Хидану кого-то, хоть он сам с этим и не согласен. Хидан замолкает — то ли устыдившись собственной наглости, то ли поняв, что разговора не выйдет; и еще несколько минут они проводят молча, ожидая сигнала. Его все нет. Вечные проблемы. Хидан растягивается на песке, смотрит в ночное небо и улыбается чему-то. Синяя метка на запястье слабо светится — и такое чувство, что сияние охватывает все его тело. Даже не сияние — огонь; и глаза светятся тоже, только пронзительно-желтым. Норт моргает, и наваждение исчезает. Метка все еще светится, но как и любая голограмма — ничего, напоминающего то, что он только что наблюдал. Усталость, думает Норт, или же он просто сходит с ума.  — Ты всегда был бессмертным? — спрашивает он неожиданно для себя. Хидан поворачивает голову, недоуменно смотрит на него.  — Не помню, — тянет он. — По-моему, нет. Но давно. Очень. Когда мы встретились — в первый раз — я уже был бессмертным. Норт не повторяет, что они не встречались «в первый раз» — затевать очередной долгий и бессмысленный спор нет никакого желания. — Это хуево, знаешь, — говорит вдруг Хидан. — Я помню, что много раз хотел умереть, но не мог. Меня даже пытались убить. Но, как можешь догадаться — нихуя не вышло. Норт молча смотрит на него, не зная, что ответить. Он не рассматривал бессмертие в таком ключе — по правде, у него нет причин хотеть смерти. Не то чтобы его жизнь так уж идеальна… но у него есть, ради чего — и кого — жить. У Хидана, получается — не было?  — Но теперь я больше не хочу умирать, — Хидан протягивает руку и хватает его за запястье. Ничего приятного в прикосновении к холодному металлу быть не может — но Хидан почему-то все равно улыбается. — Потому что я больше не один. Норт не отвечает, но и руку не убирает. Он понимает Хидана. Если и есть что хуже смерти — так это одиночество. Хидан медленно, еще не до конца придя в себя, разглядывает пещеру. Останавливает взгляд на красном озере и усмехается.  — Ну и пиздец. — И вновь смотрит на Норта, — что за хуйня случилась? Что это за место и какого хуя мы тут?  — Спи дольше, — хмыкает Норт, тянется пригладить встрепанные волосы Хидана. — Пропустишь и конец света.  — Так его я еще раньше пропустил, — сипло смеется Хидан. — Еще один будет?  — Не знаю, — Норт смотрит на озеро и повторяет беспомощно, — не знаю. Хидан поднимает руку и щурится, рассматривая метку на запястье. Цвет кажется поблекшим — но светится она все же ярко, опутывая сиянием всю руку до самого плеча. Пока он был без сознания, метка оставалась лишь картинкой на коже — интересно, в чем дело сейчас.  — Странная хуйня, — Хидан лениво машет рукой. — Знаешь… никогда бы не подумал, что окажусь на их месте.  — Их? — повторяет Норт. Он медлит — но нарочно оттягивает момент неизбежного.  — Ну, джинчурики, — Хидан прикрывает глаза. — Бля, как же я устал…  — Ты и так столько проспал, — Норт подавляет желание просто встряхнуть его, вместо этого продолжая перебирать мягкие белые волосы, — и Пейн уже успел задолбать меня загадками, так что объясни. Что еще за… — незнакомое слово с трудом удается повторить, — джинчурики?  — У них внутри биджу. Хвостатые демоны. Милые зверушки… ты знаешь, что это я убил Двухвостую? Почти. Ты мне не дал закончить, потому что она была нужна живой… «Двухвостая» — кажется чем-то отдаленно знакомым. «Два» в рисунке метки, конечно, он должен подразумевать именно это — хотя причем тут хвосты… Вот только Норт отлично помнит, что женщина, носившая эту метку до Хидана, вышла без защиты за пределы силового поля — и заживо сгорела у них на глазах. Хидан не убивал ее — как и Норт, и кто-либо еще. Это было весьма занятное самоубийство.  — Что за бред, — говорит он. — Ты не убивал ее. Даже не сражался.  — О, — Хидан на мгновение замолкает, непонятно глядя на него. — Я думал… это так странно. Но все же… я теперь тоже джинчурики. И вам придется вытащить эту тварь из меня, да?  — Нам?  — Ну хули ты тупишь. Акацки, — Хидан опять закрывает глаза. — Только быстрее, ладно? Я так устал… пиздецки устал, ты даже не представляешь. Норт сжимает кулаки, медленно выдыхая. Или Хидан потерял последние остатки рассудка, или он на самом деле знает больше, чем кто-либо из них представлял. Так ли это важно теперь? Норт все равно не сможет его спасти. Как и себя.  — Не уходи, — бормочет Хидан неразборчиво, судя по всему — засыпает опять, и что с ним только творится, — я так долго тебя искал…  — Я буду рядом, — тихо обещает Норт, осторожно поднимая его на руки. «Просто швырнуть его в воду»? Скорее уж Норт шагнет туда с ним. И хотя эта мысль — спонтанное безумство, полнейший бред и, если верить Пейну, может испортить все — сейчас особенно остро Норт понимает, что даже если смерть Хидана исправит их искореженный мир, он сам застрелится здесь же. Он никогда не был альтруистом, но ему слишком часто приходилось терять — во имя эфемерной высшей цели. И сейчас он совершенно не готов жертвовать чем-то еще.  — Так я все-таки тебе нравлюсь, а? Насмешливый голос Хидана звенит в ушах, и Норт смотрит на него — но судя по безмятежному лицу, он не говорил ничего. Ну здравствуйте, галлюцинации, с мрачным весельем думает Норт. Когда он ступает в воду, то с удивлением осознает, что у берегов озеро довольно мелкое — вода едва достает до колен. На самом деле, как Пейн и говорил, это не вода — но и не кровь, как ему часто казалось во снах. Темно-красная, совершенно не прозрачная жидкость, под которой не разглядеть дна — но она вовсе не пахнет кровью. Норт понятия не имеет, что это — и ему абсолютно плевать. Хидан прижимается к нему, обнимая за плечи, и бормочет что-то бессвязное. Бог придет за вами. Но это — точно говорит не Хидан. Как он пришел за всеми нами. Норт сцепляет зубы и делает еще несколько шагов, оказываясь в жидкости по пояс. Мы ждали вас. Как и в чертовых снах-видениях, их окружают тихие голоса, шепчущие непонятные и пугающие слова. Может, думает Норт, Пейн не так уж и неправ был, когда говорил про жертву и прочий мистический бред. Боги, духи… демоны — он сдерживает нервный смех.  — Эй, — вдруг слабо произносит Хидан — и хоть Норт не уверен, что ему не показалось, он все равно поворачивается к нему. Они почти в центре озера — жидкость уже достает Норту до шеи, и ему приходится прикладывать усилия, чтобы удерживать голову Хидана на одном уровне со своей.  — В чем дело? Хидан улыбается — молчит слишком долго, прежде чем ответить.  — Я вспомнил, — говорит наконец. Зажмуриваясь, утыкается губами ему в щеку — и выдыхает, тихо, но так отчетливо:  — Я вспомнил твое имя… В следующую секунду жидкость вокруг словно вскипает, накрывая их с головой — и Норт закрывает глаза, сильнее вцепляясь в Хидана, как будто в этом есть какой-то смысл, как будто он сможет его удержать — но он обещал быть рядом. Нестерпимо хочется вдохнуть — воздуха уже не хватает, и сознание начинает мутнеть. Норт все же успевает услышать ставший таким родным голос —  — Я скучал, Какузу. И темнота окончательно поглощает его.