Часть 1
21 июля 2018 г. в 10:38
У Рида злое выражение лица.
Ричард не сразу придает этому значение. И зря. Настроение напарника не предвещает ничего хорошего. Манера поведения — сулит множество проблем. Пистолет, который Рид выхватывает практически при каждом удобном случае, являет собой дурное предзнаменование.
— Держись от меня подальше, консерва, — почти что мягко (если так вообще можно сказать при подобном наборе слов) просит Гэвин.
Ричард ловит две системные ошибки, пока смотрит, как только что обретенный — и, кажется, тут же потерянный — напарник уходит на свое рабочее место.
Первая системная ошибка получает название «раздражение». Андроид про себя отмечает, что резкий ответ и абсолютное нежелание сотрудничать при не выявленных поводах для отказа вызывают именно это человеческое чувство.
Вторую ошибку все-таки приходится назвать «интересом». Ричард был сделан для того, чтобы решать загадки. И, кажется, он только что натолкнулся на одну из них.
Гэвин грубый. Гэвин непоследовательный. Гэвин просто в конце концов — закрытый и агрессивный. Ричард досконально изучает окружение и людей в участке, но никого похожего на Рида не находит. У Хэнка Андерсона есть поводы для резкого отношения к андроидам, и тем не менее, работа Коннора привела к покою и стабилизации эмоционального состояния.
У Гэвина Рида попросту нет мотивации для ненависти. И со стороны кажется, будто он ненавидит просто для того, чтобы ненавидеть. Злоба ради злобы, Ричарду банально непонятно, что делает в полиции такой человек. Гневливость — это совсем не то качество, которым должен обладать блюститель закона.
Ричард имеет неосторожность сказать Риду об этом вслух.
— С чего ты решил, что это твое дело, железяка? — Рид выгибает бровь.
И Ричард повторяет это движение зеркально. И наслаждается именно той толикой ярости, что и ожидал увидеть. Система выдает ошибку, программа определяет это как смесь любопытства и веселья. Ричард называет ее «забавой». Выводить Рида из себя оказывается именно «забавно».
Служить вместе с Гэвином даже сложнее, чем сначала представлял себе Ричард. Встретившись с Ридом и его восхитительным характером впервые, андроид предположил у него какую-нибудь сильную зависимость (никаких, даже не курит), разбитое сердце (последний контакт с любовным интересом более трех лет назад) или глубокую привязанность к кому- или чему-либо (серьезно? Вы видели Гэвина Рида? Привязанность? Ха-ха!).
Интерес уже перестает возникать перед глазами ошибкой: Ричард записал его в стандартные состояния. Наравне с раздражением и забавой. Словно отточенная схема, Рид раздражает Ричарда, Ричард отвечает на раздражитель либо злой шуткой, либо подколкой, приводя себя в состояние забавы, а непредсказуемый, чаще всего эмоциональный ответ Гэвина вызывает интерес.
(И, ха, если Ричард вообще задумывался бы об этом, но со стороны это выглядит достаточно жестоко. В основном потому, что лицевыми мышцами Ричард управляет только в фазе забавы, а все остальное время — лицо неподвижно-сурово).
Правда с забавой он иногда перегибает. Но у Ричарда есть железное оправдание: Гэвин Рид всегда перегибает с беспричинной агрессией.
Например, Гэвин мог бы спокойно и вежливо попросить напарника налить ему стаканчик кофе (Ричард знает, это совсем несложно), вместо того чтобы бросаться всеми ему известными неприятными эпитетами и в приказном порядке отправлять на кухню. Например, Ричард мог бы просто принести Гэвину кофе. Ричард мог бы принести Гэвину кофе и вылить ему на голову (или за шиворот, или на колени, неважно, куда угодно, лишь бы только напиток не достался самому Риду).
Но Ричард чуть наклоняет голову и тихо, но уверенно произносит:
— Нет.
Гэвин сводит брови к переносице и кривит губы, готовый то ли опять приказать, то ли просто оторваться от души, наорав на андроида, но Ричард не дает ему подать голос:
— Шестая кружка за эти три часа, Гэвин, не сделает вас здоровее.
Разумеется, Ричард хорошо понимает, что он говорит. Но вот Гэвин — нет: он, нахмурившись, стоит и слушает набор единиц и нолей, долго слушает. И даже не перебивает, хотя все перечисление цифр занимает почти три минуты чистого времени. Ричард пользуется стандартным и полным кодом, без сокращений.
— С какой стороны тебя стукнуть молотком для того, чтобы ты починился? — спрашивает Гэвин. (Система мимолетом выдает что-то между весельем и удовольствием, Ричард игнорирует это предупреждение).
Это успех — понимает Ричард. Потому что за это время Рид начисто забывает о раздражавшем его ответе. И про кофе тоже забывает. И вместо привычного гнева появляется что-то между открытым юмором и настоящей ответной реакцией.
Второй раз это не срабатывает. Возможно, дело в эмоциональном состоянии детектива, возможно, еще в чем-то. В любом случае — когда Гэвин достает Ричарда слишком сильно, Ричард снова отвечает единицами и нолями. И Гэвин снова бесится, и снова громко ругается, и снова обещает разобрать всех сраных андроидов на маленькие кусочки, и даже грозится «дозвониться до Киберлайф, сказать, что они опять налажали, может, тогда тебя заберут безвозвратно, железяка ты бесполезная».
Ричарду нравится следить за ним, он открывает новую системную ошибку, называет ее «любопытством». Потому что всю его развернувшуюся на полную миссию по «разгадыванию Гэвина Рида» простым интересом уже не назвать.
Это происходит неожиданно, но ответ на свой главный вопрос, что же делает в полицейском участке человек, столь подверженный вспышкам гнева, Ричард находит на третью неделю их странного, но достаточно продуктивного сотрудничества.
И это не место преступления, Гэвин не окружен никакими знакомыми, он просто возвращается домой (даже не зная, что Ричард идет по пятам, и, нет, конечно, андроид за ним не следит. Только если самую малость) и просто натыкается на пустой улице на явно не трезвую компанию, вчетвером надвигающуюся на одинокого андроида.
Ричард был готов к тому, что Гэвин перейдет улицу, оставив мужскую модель AX400 самому разбираться с этой проблемой. Зная нелюбовь детектива к андроидам, был готов даже к тому, что Рид присоединится к компании в намерении то ли избить, то ли поиздеваться над практически беззащитной целью.
Решение, которое принимает Рид, не вписывается в алгоритмы, что составил для себя Ричард.
Гэвин и вправду присоединяется. Только не к людям. А к андроиду.
— Четверо на одного, серьезно?
Ричард буквально запинается от обилия ошибок, навалившихся сверху. Восхищение, переживание, удовлетворение, радость, беспокойство…
Самый высокий из компании сжимает кулак и поднимает руку. (Беспокойство). Гэвин без труда ловит кулак правой ладонью, попутно вытаскивая левой рукой из куртки значок, и произносит поистине волшебную фразу, разгоняющую четверых выпивших мужчин даже лучше, чем направленный в лоб ствол (восхищение):
— Полиция Детройта.
Ричард не замечает, как начинает улыбаться. Поверх всего вылезает еще одно сообщение, и он без труда определяет его как «симпатия». Гэвин оборачивается на сжавшегося за его спиной андроида, окидывает долгим взглядом и хмыкает.
— А ты чего здесь застыл, железяка? — привычным грозным тоном шипит Рид. — Вали давай.
Следующая системная ошибка определяет себя сама. В Ричарда, как приговор, прилетает «острая симпатия».
Справедливость. Вот что держит Гэвина Рида в участке. Обостренное чувство справедливости — это так легко и банально, и так завораживающе, что следующие несколько дней Ричард говорит об этом Гэвину практически не переставая. Гэвин, конечно же, ничего не понимает, а Ричард не собирается переводить все, что он надиктовал, в «нормальную человеческую речь, а не эту вашу андроидскую… чем бы это там ни было».
Теперь, приглядываясь к Риду, Ричард начинает замечать это. Гэвин известен в участке как последняя сволочь, с которой связываться себе же дороже, но почему-то каждый в отделе готов обратиться к нему за помощью, и, черт. Гэвин не откажет. Рид достаточно закрыт для того, чтобы предлагать помощь самому или, тем более, просить ее, но он почти наверняка прикроет в критических ситуациях.
— Меня восхищает ваше упорство, — ровно говорит Ричард.
— Да ты задолбал уже, Ричард, — отвечает Гэвин резко.
Собственное имя звучит в устах Гэвина как-то необычно. Рид впервые называет его Ричардом — не ведром, не тостером или мультиваркой, не жестянкой — Ричардом. По имени.
Система подкидывает неожиданное предупреждение — этого спектра эмоций Ричард еще не испытывал. Система подкидывает ему «печаль». Ричард не сразу понимает, что происходит, но когда он снова открывает рот, когда снова выражает эту «острую симпатию» одними цифрами, зная, что Рид его не поймет… вот тогда приходит это осознание.
У Ричарда не получается сказать это на том самом человеческом языке, на котором так просил говорить Рид. И чем больше говорит Ричард — тем злее становится Рид, тем меньше вероятность того, что Гэвин примет его… системные ошибки как данность.
— Я люблю вас.
Гэвин даже не дослушивает. Система выдает «боль» и «горе». Ричард не может больше нормально работать, он отключает системные ошибки ко всем человеческим чертям, потому что он чувствует это сам, потому что они застилают глаза.
— Я люблю вас.
Ричард говорит это вместо приветствия. Каждый божий день он смотрит на Гэвина — нахохлившегося, взъерошенного словно воробей Гэвина, — он садится за свой стол и выдает эти цифры залпом, быстро, смазанно и сбивчиво.
Он смотрит, как Гэвин берет вторую смену подряд потому, что у коллеги приболел сын, и снова повторяет:
— Я люблю вас.
Пять дней — Ричарда хватает на пять дней, дальше система таки проталкивает в оповещения «отчаянье», и Ричард, придя в отдел, выдает только стандартное «здравствуйте».
Гэвин стучит пальцами по столу, Ричард не сразу обращает на это внимание. Программа считывает и записывает последовательность звуков. Аритмичную, с перебоями, Рид иногда попадает ногтем по столешнице сильнее, чем планировал, и скрежет чуть разбавляет перестук.
Ричард настолько поглощен этим «отчаяньем», что не сразу обращает внимание на очередное системное оповещение, думая, что это новый оттенок эмоций.
«Перевод завершен», — пишет программа. — «Тип шифрования — азбука Морзе».
Ричард поднимает неверящий взгляд. Гэвин только на секунду сталкивается с ним глазами и сразу же отворачивается. Ричард успевает заметить слабое подобие улыбки и нахмуренные брови.
Я тоже тебя люблю, несносный кусок пластика.