Твое существование я ставлю ПОД ВОПРОС...

— Ну, хуже уже точно не будет. — Чонгук наклонил голову вниз, смотря на ночной суетливый город с высоты стандартной двадцатипятиэтажки, рассматривая многочисленные огни и вслушиваясь в отдаленные звуки. Они — там, он — здесь. Весь мир — ТАМ. А он — здесь. «Красиво» — Мелькнула где-то на задворках сознания мысль, но сразу же испарилась, превратившись в равнодушие. Двадцатилетний парень уже давно разочаровался в жизни. Его уже не радует ни солнце, ни луна, что завораживает своей загадочностью, ни снег, что мягко тает на ладони, ни дождь, что скрывает слезы, ни радуга, ни гроза, ни окружающие его люди, ни животные. Просто ничего. Пустое «НИЧЕГО». В глазах молодого парня с некоторого времени будто включили монохромный режим и мир превратился в повседневную серость. Уже давно. Так давно, что те повсякдневные беззаботные будни кажутся другой жизнью, другой вселенной. Аж смешно. Давно… Всего-то два месяца назад. С того самого дня, как его руки окрасились в кровавый цвет, а в ноздри въелся металлический запах крови, Чонгук забыл как это, жить беззаботной жизнью простого студента. Забыл вообще, как жить, чувствовать. Лишь существовал он по привычке. Но такое существование приносило внутреннюю пустоту, а та, в свою очередь, приносила почти ощутимую физически боль. Боль — это единственное, что он мог чувствовать в последнее время. Но он не хочет. Он сможет… Всего шаг… Один шаг — и он свободен от этого мира. От боли. От самого себя. Свист в ушах. Ветер в лицо. Сердце подпрыгнуло в горло. Чувство стремительного падения. Хочется открыть глаза, но что-то не позволяет ему этого сделать. Наверно, это было нежелание. Он не хочет, чтобы той эмоцией, которую он испытает в последний раз, был испуг. Он ведь не боится. Он уйдет… Резкое столкновение. Из груди вырывается весь воздух, легкие горят, ребра болят, в голове гудит… Но чувство полета никуда не делось. Получилось?.. Он сделал это? Чувство полета все не прекращалось, но вот ветер в лицо уже не дул. Все кончено. Приоткрыв глаза, он увидел, что летит с бешеной скоростью над городом. Вот она какая — загробная жизнь… Оказывается, у него все же есть душа… Чонгук отчаянно пытался всмотреться в очертания города. И вот он увидел знакомый район, после — знакомую улицу. Знакомый дом. Знакомый этаж. Окно. Комната. Шторы. Его ноги соприкоснулись с мягким ковром, но абсолютно не держали его, а потому он медленно обессиленно осел на колени. Ощущения — живые. Самые настоящие. Ох, не думал Чонгук, что выпадет еще шанс увидеть это место. Он не хотел. Он хотел сбежать. Но раз это в последний раз… Вдруг хлопок черных крыльев перед его лицом, ветер, тень на полу и… Тишина. Резко обернувшись, Чонгук, не веря, посмотрел на открытое настежь окно и развивающиеся на нем длинные шторы. Холодно. Сквозняк. Он не верит. Это невозможно! Подорвавшись, он кинулся к окну, перегибаясь через него, пытаясь рассмотреть нечто. Но никого не было. Только ночь, смотрящая на ошарашенного парня с издевкой. — Не верю… — горько выдохнул парень, тело которого внезапно пробила крупная дрожь, а руки соскользнули с рамы. Тело обмякло, повиснув на окне буквально между жизнью и смертью, глаза закатились. … А сквозь закрытые черные ресницы просочилась слеза, которая устремилась к земле так же стремительно, как и ее хозяин недавно. Вот только она достигла своей цели, исчезнув из этого мира, разбившись об асфальт. *** Звон будильника и его глаза уже открыты. Парень долго лежал и смотрел в потолок, размышляя о приснившемся. Он уверен, что это был сон. Все на это указывает, хотя тот был довольно реалистичным, несмотря на свое бредовое содержимое. Если бы парень прыгнул, он бы погиб определенно. Да и уснул же он в своем сне на окне. Юноша глубоко вздохнул и закрыл глаза, размышляя о том, почему мироздание послало ему такой сон. И тут же открыл, так как ответа ожидать было бы глупо. И сам встал. Прошел до ванной, где посмотрел на свое осунувшееся лицо в зеркало. И усмехнулся, когда трещины с противным треском прошлись по нему от его руки, искривляя и так кривую ухмылку Чонгука. Ужас. Кинув взгляд на часы, что висели в коридоре, он решил, что его время вышло. Надоело. Он не хочет. Врезав по разбитому зеркалу еще раз, от чего на на костяшках руки выступила кровь, он достал из зеркала хороший его кусок и осмотрел его. Острый. То, что надо. Пока ванная набиралась, парень прошел до еще одной закрытой двери и замер перед ней, протянув нерешительно ладонь к пыльной ручке. И опустил ее. Он не может. Не может, это слишком больно. Чонгук тяжело сглотнул, сдерживая слезы, воспоминания. И если с первым он кое-как да совладал, то как можно сдержать воспоминания? Но Гук живет в этом аду уже второй месяц и у него на этот счет есть приемчик. Он умеет забывать, отстраняться он воспоминаний. Но все же заплаканное лицо мелькает перед его лицом, что болезненно отзывается в сердце и заставляет сглатывать ком в горле. Вода была холодной. Автор искренне недоумевает, как можно настолько не любить себя, чтобы даже не побеспокоиться о последних часах своей жизни и не набрать теплой воды, дабы позаботиться хотя бы о банальном комфорте, в котором даже мертвые нуждаются. Но у Чонгука на сей счет было свое мнение. Он наказывал себя. Хотел заставить еще сильнее страдать и в тоже время облегчить себе свою участь. Хотел уничтожить и спасти одновременно. Противоречивые чувства его распирали с одинаковой силой, причиняя душевный дискомфорт, образовывая неопределенность, а в результате и внутреннюю пустоту, что была болезненной. Весьма. Перед лицом стоял ее образ, боль душила, а потому Гук как-то пропустил тот момент, когда искромсал свое левое запястье, из которого уже обильно хлестала кровь, а парень заворожено наблюдал за этим. Эта кровь была в нем, когда он совершал непоправимое. Она частичка его, сообщница. Она так же виновна, как и он. В какой-то момент, парню стало интересно, а какого размера его сердце? Есть ли в его груди оно вообще? Какого цвета печень? Он сошел с ума и от осознания этого, захотелось улыбаться, будто полоумный. Да! С ума! У него нет больше здравого рассудка! И, закинув голову, довольно рассмеялся и попытался расслабиться, закрыв глаза. — Чего смеешься, придурок? — Послышалось тихое откуда-то сбоку. Чонгук резко поднял голову, открывая глаза, от чего его голова резко закружилась. Хотя это скорее от потери крови. Но в помещении он был один. Ах, ну точно, он же утратил здравый рассудок. Улыбка расползлась по лицу. Осталось только поговорить с внутренним голосом и тогда совсем хорошо станет. — А нельзя? — лениво поинтересовался он, все так же улыбаясь и смотря в никуда. Голова начинала кружиться сильнее. -У меня повод. Сегодня день моей смерти. — И немного помолчал, обдумывая, — Обведешь в кружочек дату в моем календаре на кухне, окей? — Сам обведешь. — Прошипел голос над его ухом, что немного испугало Чонгука, и в следующее мгновение его буквально вырвало из кровавой ванны, а рука на плече была перемотана шнуром фена, останавливая кровотечение. Голова безжалостно кружилась, да так, что Гук не мог определить, где пол, где потолок и где именно находилось светло-серое пятно. Пятно было, а вот где… Парня подхватили руки, и отнесли в комнату, укладывая на кровать. Глаза начинали слипаться, но Чонгук отчаянно пытался их продрать и рассмотреть игру собственного воображения. Интересно ведь, что там его мозг при недостатке кислорода создал. Но рассмотреть не получалось, а сознание все стремительнее покидало его. Вот только на периферии уплывающего сознания он услышал: — Еще раз, Чон Чонгук, и я приму меры… — Раздался тихий низкий голос, а после губ парня коснулось нечто прохладное и мягкое. От этого прикосновения по телу прошелся странный, помутняющий еще больше рассудок холод, а левое запястье и правая рука начали странно леденеть… Но проанализировать ситуацию Чонгук не смог, уплывая в сон… *** Момент — и Гук резко садится на кровати, тяжело дыша и пытаясь осознать, что тот кошмар, что только что происходил — сон. А здесь… Здесь ее уже нет, что так же превращает его существование в ад. А ведь так хочется утонуть в её ласковых объятьях, положить голову на ее колени, почувствовать изящные ручки, что переберают его волосы и услышать заботливое и ласковое «Гукки! . «. Хочется просто перемотать вспять время и не оказаться тем бездушным мудаком, которым он был, ревнуя свою сестру к какому-то парню. И сдержаться. Понять ее выбор и не совершать ту ошибку. Не испытать того чувства дикого удовлетворения, почувствовав, как кровь тогда брызнула в лицо. Сейчас же парень только остервенело потер лицо, останавливая себя. Выглянул в окно, за которым была непроглядная ночь и вспомнил его… Игру своей поехавшей крыши и опустил взгляд на свои руки, которые были невредимыми. Чон устало покачал головой. Это третий раз, когда ему снится собственный суицид. И второй сон, где его суицид терпит неудачу. В первом же он обретает долгожданный покой и спокойствие. Собственно, потому голову Чонгука теперь не покидает эта идея, его привлекает такой легкий путь к решению его проблемы. Но вдруг резкое воспоминание из недавнего сна и грозное: «Еще раз, Чон Чонгук… » пробивает его тело мелким ударом тока, приковывая парня на месте. Это поразило Гука. — Еще раз… — Попробовал он фразу на вкус, глядя в ночь. — Еще раз? — Повторил уже осознанно, взглядом кидая ночной мгле, разбавленной огнями, вызов. — Умереть? — и нервный смешок выбирается из горла. Чонгук расслаблено облокотился на подоконник. «Еще раз… » — Да сколько угодно! — И выкинулся из окна. Так просто. Страх потерял? Возможно просто непонятная привычка. Свист в ушах, дикое сердцебиение, быстрое приближение земли… Да, приближение — в этот раз Гук глаза не закрывал… Щелчок. … В этот раз?.. Момент неясного осознания, а серый асфальт вот он, рукой подать. Сейчас он умрет? Сейчас? А как же… Погодите! — Стой!!! Погоди!!! — Отчаянно выкрикнул парень, испуганно глядя на приближающийся асфальт. Несколько десятков окон во дворе одно за другим загорелись, а их хозяева начали в них выглядывать. И в то же мгновение он повис в воздухе, замерев. Будто время остановили. Тишину перебивало только отчаянно лупящее о грудную клетку сердце и тяжелое дыхание, а также судорожное сглатывание парня, смотрящего на асфальт буквально в десяти сантиметрах от его лица. А также знакомый шелестящий звук. — Передумал? — Низкий бархатистый голос разбил тишину, заставляя Чона вздрогнуть. — Это… Это ведь сон? — Испуганно спросил Чонгук, пытаясь краем глаза заметить державшую его за ногу фигуру. — Так ведь? А в ответ молчание, хлопок крыльев — и они резко полетели вверх. В следующее мгновение Чонгука нечто кинуло на пол посреди его комнаты и само залетело с шелестящим, а от того и пугающим звуком. И пока парень пытался прийти в себя от больного столкновения с ковром, который лишь слегка смягчил падение, а также от того шока, что пережил пару мгновений назад, раздался хлопок его окна, перекрывая доступ ночному воздуху. От этого звука Чон вздрогнул всем телом, будто от выстрела и его взгляд наткнулся на темный изящный силуэт, от которого парень неосознанно немного отполз. — Ты кто?.. — Тихо спросил он у фигуры, глядя на нее исподлобья, но та молчала. — Сон? — Добавил он, поняв, что ответ на тот вопрос ему не спешат давать. Плечи фигуры слегка дернулись, голова опустилась, а сама же фигура медленно под ошарашенным взглядом парня начала без сил оседать на пол и упала сломаной куклой, тяжело дыша. Парень испуганно ойкнул и поджал под себя голые ступни, которых коснулось черное крыло. — Что. Что происходит?! — Выкрикнул Чонгук, становясь на четвереньки и неуверенно подползая к неизвестному. Но тот только тяжело дышал. Под лунным светом, что лился через грязное стекло его окна, лежала крылатая фигура в белой, длинной, достающей до колен рубашкой, на которой были огромные кровавые пятна, что повергло Чонгука в очередной шок. Кровь ведь была явно не этого существа. Так же темно-коричневые длинные крылья, перья которых выглядели, будто у потрепанной собакой птицы и лежали, расскинувшись в разные стороны. Светло-русая голова обреченно уткнулась в пол лбом, тяжело сглатывая, не переставая при этом тяжело дышать. — Эй… — Позвал Гук ночного гостя, вглядываясь в прекрасное лицо, не решаясь прикоснуться. — Ты жив? В ответ ему была лишь ухмылка. Парень тяжело начал подниматься на трясущихся руках под внимательным взглядом Чонгука. И как только справился с этой задачей, облокотившись о стену, сев под окном, уставился красивыми черными глазами в испуганные глаза Гука, тяжело дыша. — Как видишь… — начал он, вымученно ухмыляясь. — Ты меня еще не добил. Совсем немножко осталось. — И показательно небрежно дернул плечом. А тем временем вопросы вернулись в голову Гука. — Ты! Ты кто такой? — Уже более осознанно спросил он, глядя существу в глаза. И тот, выдержав взгляд, все же ответил: — Твой ангел-хранитель. — Грубо выплюнул он. Чонгук растерянно заморгал. Что? Что за чушь? — Что?.. Я же сплю? Да? Сплю ведь! — Начал убеждать себя он под пристальным взглядом парня. — Глупец… — Выдохнул он, перебивая Чонгука, заставляя замолчать. — Что… — Ты! Глупец! — Уже довольно громко сказал ангел, поднимаясь на ноги. — Прекращай жалеть себя! — Метая глазами молнии, продолжил он. — Прекращай наслаждаться своей трагедией! Да, ты убил человека, да, из-за тебя умер другой человек, самый близкий человек! — Гук смотрел на него с открывшимся ртом, все так же сидя на коленях перед ангелом, только теперь смотря на него снизу-вверх глазами, в которых начали собираться слезы. — Да, ты ничтожество! — Выкрикнул он, как кульминационный момент и тут же замолк, проводя взглядом скатившуюся слезинку по лицу парня. — Но живи дальше. — Мягко продолжил он, опускаясь на колени перед Чоном и беря его руки в свои. — Ты — человек, а вам, людям, можно все, вам все прощается, потому что вы — несовершенны. Вот посмотри на меня… — Грустно опустив взгляд, продолжил он, расправляя искалеченные крылья под виноватым взглядом парня. — За все ваши грехи расплачиваетесь не вы, глупые людишки, а мы, ваши проводники жизни. А ведь мы, Чонгук, тоже живые. Мы тоже хотим жить. Я хочу жить. — И посмотрел в заплаканные глаза напротив. — Что же ты, Гукки… Не плачь. — Ладонь ангела ласково опустилась на влажную от слез на щеку Чона, а его глаза лучились любовью и усталостью. — Просто отпусти прошлое, слышишь? Будь человеком и начни свою жизнь с чистого листа. Найди себе девушку, которая заменит объятья сестры, найди друзей, что поддержат в трудную минуту. Закончи университет, получи престижную работу. Воспитай детей. Балуй внуков. — И опустив взгляд, продолжил. — Живи, Чон Чонгук. Как обычный человек. Забудь. — Не могу… — Сквозь пелену слез выдохнул парень, а ангел ласково обнял его. — Не могу забыть! Это… Это сильнее меня…- Утыкаясь носом в шею ангела, проскулил Гук. Они сидели так некоторое время: человек с истерзанной душой и, измученный грехами своего подопечного, но все же любящий ангел-хранитель, укрывающий своими истерзаными крыльями вздрагивающего от всхлипов парня от невзгод, прижимая того крепко к своей груди и вдыхая запах его волос. — Я помогу тебе. — Сказал ангел, отстраняясь от подопечного и заглядывая ему в глаза. Чонгук заворожено наблюдал, как прекрасное лицо ангела приближается к его, а в следующее мгновение его губ касаются мягкие губы. Чона прошибает разряд по всему позвоночнику и он вздрагивает, выпрямляясь в спине. Ангел же прижимает Чонгука ближе к своему тонкому телу, углубляя поцелуй. Это прикосновение, казалось, будет длиться вечность. Поцелуй с ангелом приносил невероятное наслаждение, это было для Чонгука, как глоток свежего воздуха. Но в какой-то момент, Гуку хочется большего, чем простое прикосновение, и он тянется руками туда, где должно быть прекасное лицо. Но внезапно руки ловят воздух, хотя поцелуй все еще ощущается на губах и глаза озадаченного парня распахиваются и тут же сжимаються от яркого, режущего глаза света. — Что за!.. — Шипит недовольно парень, прикрывая рукою глаза от света. Гда-то сбоку послышалась возня, а в следующее мгновенье тихое помещение наполнилось криками и суматохой. — Что?.. Он очнулся! Очнулся! Позовите доктора!.. Дальше были люди в белых халатах, белые стены, белая постель. Не было только его. — «Это был… Сон?» — - Растерянно спрашивает сам себя Чонгук, глядя в белый потолок, игнорируя людей вокруг него. — Ангел… — Хрипло выдавливает из себя Чон, и врач, что возилась с его капельницей, озадачено посмотрела на таращившегося в потолок парня. — Эх, парень. Конечно, ангел. С того света тебя достали. У ангелов твоих тебя украли. Что?.. Так это вы. Это их рук дело?! Из-за них он сейчас не с ним купается в его любви и понимании, а здесь, один, среди белых равнодушных стен и безразличных людей? Злость переполняет Чонгука и он дергается с койки, хватает девушку за запястье, валит ее на пол, сам падая с кровати сверху, и зло глядя в ее испуганные глаза. — Это все вы!!! Это ты!!! Девушка громко испуганно вскрикнула и в палату залетели двое мужчин в голубых стерильных костюмах, повязках на лице и шапочках на голове, угомонив Чонгука одним движением, вколов ему что-то, и стащили того с испуганной девушки. Чон тяжело дышал, лежа на кровати под надзором санитаров, оглядывая злым отчаянным взглядом комнату, как вдруг его взгляд зацепился за окно, а точнее за того, кто сидел на том окне. Не веря своим глазам, Гук протер их, но картинка не изменилась: игриво подмигивающий ангел, крылья которого выглядели уже намного лучше, расслабленно сидел на открытом навстежь окне, покачавая головой и говоря: «Тц-тц-тц-тц-тц… «, — с упреком смотря на него. Но Гук моргнул — и видение исчезло. Показалось… *** День выписки. Чонгук покинул больничное здание и направился в ближайший цветочный магазин, выбрал прекраснейший букет, не жалея своих скудных сбережений, и отправился обратно. Постучав в ординаторскую, он заглянул во внутрь: там, попивая чай, сидела та самая девушка, которая больше месяца назад была испугана Чонгуком. Заметив гостя, она немного стушевалась, так как после того инцидента она все время избегала его, но не посмела выгнать гостя, вежливо приглашая войти. Чонгук, смущенно улыбнувшись, прошел к девушке и преподнес шикарный букет, извиняясь за тот случай, смущенно отводя глаза. Девушка сразу забыла свою осторожность, сменив ее добродушным расположением и предложила парню чай, беспокоясь о его здоровье, тем самым завязывая ненавязчивый разговор. Заговорившись, Чонгук не заметил, как пролетело время и, извиняясь, сказал, что у него есть еще нерешенные дела, что немного расстроило девушку, а потому Чонгук решился попросить у нее номер и пригласить сегодня вечером на свидание, на что та радостно согласилась. Чонгук был доволен, стараясь не думать о том, где он возьмет деньги на такое удовольствие, как свидание с девушкой. Но ничего, выкрутиться. И выходя из больницы, он замер, глядя, как знакомый силуэт подпирает фонарный столб, нежно улыбаясь, глядя на Чонгука. Крылья того обрели уже здоровый воронный оттенок и переливались на солнце здоровьем, но всю радостную картину портило лишь ужасное кровавые пятна на белой рубашке и белоснежных изящных руках. И опять-таки: мгновение — и видение исчезло, а Чон нахмурился: что-то были за кровавые пятна на одежде его Хранителя? С чем они связаны? Гук не может вспомнить, будто тот эпизод жизни, заставивший его тогда наглотаться таблеток, был стерт специальным ластиком. Но оно к лучшему, думает Чонгук, направляясь в университет, налаживать кое-какие заждавшиеся его дела…