Почему пеликана не пустили в рыбный ресторан?

— Аманда, при всем моем уважении… — Я убедилась в том, что «уважение» твое, Коннор, ко мне исчерпалось, когда ты обделался во время семейного ужина. На глазах у гостей. — Мне было девять месяцев, Аманда, ты сама сказала!       Коннор нахмурился. Он свел брови к переносице и закусил губу с внутренней стороны. Руки самого юного лейтенанта в участке уперлись в стол начальницы.       Он заработал себе звание не столь продолжительным, но тяжелым трудом. Для комиссии этого, результатов экзаменов и… одного интересного задания хватило, чтобы принять Коннора в штат как лейтенанта департамента полиции Детройта и тем самым заткнуть СМИ. Местные телеканалы почти неделю галдели о Конноре, что для такого города как Детройт очень даже весомый срок.       Тогда никто не думал, что рядовой вызов о домашнем насилии может иметь глубокое второе дно. Пиздец какое глубокое, на самом деле.       Как некстати, в тот день напарник Коннора взял больничный, и, как это бывает в лучших традициях хорроров категории Б, ни одного свободного офицера на месте не оказалось, вследствие чему детективу пришлось ехать в одиночку — в конце концов, в делах, связанных с детьми, Коннору не было равных. На шее у него мертвым грузом висели десятки неразрешимых дел о пропавших андроидах. И стажеры. Блядские стажеры, которых приходилось везде таскать с собой.       Алиса — так звали смелую девчонку, осмелившуюся вызвать службу спасения, которая перенаправила звонок в полицию, под предлогом записи щенка к ветеринару — отворила полицейскому дверь.       А дальше все шло по тривиальной схеме: девчонка, напуганная и явно скрывающая побои, сказала, что бежать не может, потому что она тут не одна; сказала, что ей нужна помощь, потому что загадочный он скоро вернется из магазина.       Это не должно было стать сенсационным делом — право, по стране таких десять штук совершается ежедневно, — если бы не одно большое НО. В подвале, прикованные и изможженные, обезображенные до неузнаваемости сидели десятки андроидов. До неузнаваемости. Но Коннор все равно их узнал: это были его «висяки» почти годовой давности. Из андроидов непрерывно качался тириум, по всей видимости, шедший на производство красного льда. Для чего потом уродовались машины, детектив не имел понятия, но, едва справившись с тремором, он вызвал наряд в подкрепление. Златко успел вернуться в дом к тому времени.       А о том, что было дальше, слагают легенды как пропитые бомжи под лавками, так и сердобольные старушки. Кто говорит, малец здоровяка голыми руками уложил, кто — что он убил Златко; другие шепчут, небось, детектив его подставил, чтоб от себя подозрение увести. Самые отчаянные конспираторы считают, что Златко на самом деле на свободе и держит реального Коннора в плену, а в участок вернулся пожинать плоды незаслуженной славы андроид.       Как бы то ни было, факт оставался фактом: Златко за решеткой, и за порчу чужого имущества на нем висит многомиллионный штраф; плюс, с десяток лет за незаконное удержание и избиение малолетнего.       Коннор смотрел в глаза тем андроидам, видел их ужас от невозможности даже закричать и бесперебойно бьющийся алым диод, а еще кучку бездыханных пластиковых тел у них в ногах, и Коннору не кажется, что штраф — достаточная мера наказания за все перенесенные ими страдания, но он молчит, потому что такие истории должны заканчиваться красиво.       В конечном итоге, Коннор получил свое звание лейтенанта, нормальную зарплату и… в целом, жизнь его не обернулась так круто, как хотелось бы. Щенка он забрал к себе. Сначала, думал Коннор, приглядит за животинкой, пока Алиса на больничной койке, а потом привязался, привык, да и девочке, видимо, уже было не до того. А Коннор, он, собственно, и не настаивал. — Аманда.       Коннор грозно посмотрел на женщину средних лет перед собой. В ее волосах давно пошла проседь, которую она усиленно подкрашивала каждый месяц. — Не хмурься, Коннор, — отодвигая от себя бумаги, качнула головой Аманда. Взгляд ее был свиду спокоен и холоден, но Коннор видел те залегшие глубоко на дне ее темных глаз гнусавые нотки. Это и вздернувшийся на жалкую долю секунды уголок губ дали Коннору ясно понять: она над ним насмехается. — Морщинки рано появятся. Тебе не пойдет. — Мне уже тридцать стукнуло, — поджав губы, отзывается он. Старавшийся сохранять спокойствие и дружелюбный лад, Коннор всегда проваливался, когда дело касалось его приемной матери, Аманды Стерн. Он был хорошим, немного мягкотелым, но добрым и спокойным парнем… для всего остального участка. Но для Аманды Коннор все еще оставался тем шуганным мальчишкой, который постоянно разбивал коленки и локти в охоте за ее вниманием. Он был, так сказать, специфическим ребенком. — Хватит. Я хочу ответов на четко поставленные вопросы. — Галстук сначала поправь.       И Коннор поправил. Машинальным таким движением, из-за которого, была уверена Аманда, у ее мальчика в академии не было отбоя от поклонниц (и поклонников). Казалось, только вчера документы подал, зеленый совсем, еще Конституции в руках не держал как следует… И вот теперь, он стоит перед ней, целый лейтенант, со своим опытом за плечами и своими глубокими проблемами, в которых, даже заменив ему мать, Аманда не могла разобраться. Иначе говоря, она и не считала, что сейчас (и в обозримом будущем) наступит то самое время, когда беседы без участия специалиста действительно что-то решат для Коннора.       Женщина устало провела рукою по лицу, а пальцы немедленно затарабанили по поверхности стола. — Ну и? Каких ответов ты от меня ждешь?       Коннор, казалось, только этого и ждал. На языке у него, очевидно, крутилось много самых далеко не лестных аллегорий, а в голове ярко вспыхивали сотни идей, которые, даже при всем должном старании, вынуждены были остаться невысказанными. Он много чего хотел сказать, но, забавно сморщив нос, выдал лишь: — Почему… он?       Именно этого вопроса в такой его формулировке этим вымученным голосом Аманда и страшилась. Ожидала, готовила себя, но все-таки страшилась. И черта-с два она будет ему лгать. Коннор ведь не декларация о доходах. — HK-800 — отличный помощник, Коннор, и не спорь со мной. Ты человек, и ни один человек не может сравниться в вычислительной силе со специально разработанной для этого машиной. — Мне не сдались напарники, — он качнул головой, намекая, что разговор уходит в неправильное русло. Отвел взгляд, засунул руку в карман и, ощутив тяжесть счастливого четвертака, Коннор наконец собрался с мыслями. Он встретился с родительницей таким же тяжелым и уставшим взглядом, как ее собственный, и продолжим: — Я не говорю о его функционале, Аманда. Я говорю про его… — он махнул рукой, немного нервный, но быстро одернул себя. — Ты сама понимаешь. — Ты не первый хозяин этого андроида. Он быстро учится и, пусть его характеристики отстают от передовых моделей, в нем заключен огромный житейский опыт… — Я бы заключил, — прерывает ее Коннор, отняв руки от стола и сложив их на груди. — Что таким образом — очень, кстати, жестоким образом — ты пытаешься приставить ко мне няньку. Но теперь я понял, что ошибался. Ты приставляешь ко мне девианта, Аманда. — Я мягка с тобой, Коннор, и многое спускаю тебе с рук, но это не означает, что тебе дозволено разговаривать с вышестоящим по званию в таком тоне. Еще одна такая выходка отразится дисциплинарным взысканием в твоем личном деле. Ты понял?       Коннор смолчал. Он не стушевался, но агрессии в его взгляде не было. Впрочем, по-настоящему этого парня разозлить не так уж просто. Коннор продолжал молчать, но весь его вид выдавал в нем немой протест. — Ты понял, я тебя спрашиваю?       Не хотелось давить на него, но, право, иногда этому мальчишке стоило напоминать о таком понятии как субординация. Аманда до сих пор вспоминает как в первый день, едва приступив к служебным обязанностям, Коннор, тогда еще далекий от третьего десятка лет, просто позвал ее по имени и попросил пожелать удачи. Ума у него с тех лет, конечно, прибавилось, но плох тот родитель, который не способен поставить на место свое чадо. В конце концов, такова роль наставника — оберегать своего подопечного от ошибок. — Понял, — неохотно отзывается Коннор. — Я могу идти, мэм? Ах ты ж мелкая ягоза. Знаешь куда бить. — Можете идти, лейтенант Андерсон.       И, судя по тому, как скривился на секунду Коннор, Аманда все еще знала свое дело. Когда же он направился к дверям, угрюмый и недовольный провалившимся разговором, женщина, развернувшись в своем кожаном кресле к нему спиной, лишь бросила, будто невзначай: — А, и кстати. Переговори с братом, хорошо? Он обещал зайти скоро

***

      Из чужого кабинета Коннор выходит напряженным до последнего волоса. Он переводит дух, справляясь с подрагивающими кончиками пальцев проверенным способом: монета в двадцать пять центов перекатывается между пальцев, и холод его металлической поверхности вместе с тяжестью приводят лейтенанта в состояние душевного покоя. Хотя, наверное, правильным будет сказать привели бы, не будь расстояние от кабинета Аманды до собственного стола столь коротким. — Опаздываете, лейтенант.       Коннор сдержал очередной вздох. Бюст господина Вашингтона тонет в глубине кармана, и привести себя в порядок у него не находится времени. — Меня за сегодня только табуретка не отчитала, кажется…       Коннор и рад бы сесть наконец, потому что рабочий день уже несколько часов как начался, но неподвижно стоящий собеседник стесняет его. Какой же это все бред, Господи. Почему он должен чувствовать себя неловко перед чертовым андроидом.       Ну, думается Коннору, наверное, потому что кто-то, кто проектировал этого андроида, имеет очень плохое чувство юмора.       Вид новоявленной машины вызывал в сердце лейтенанта тупую тоску, пробуждая память о давно ушедших днях, но он не смел поддаваться вдруг нагрянувшему душевному упадку. Коннор затыкает все свои мысли прежде, чем успевает ляпнуть что-то, о чем впоследствии придется жалеть, и присаживается на край стола. Он сжимает края столешницы в пальцах и, выжидающе смотря в морщинистое лицо напротив, старается выглядеть хотя бы вполовину также круто, как это кажется в его голове. — Вы что-то хотите спросить, лейтенант?       Если чего-то надо, Коннор, так харэ тянуть кота за яйца — бери и спрашивай.       Машина с чужим лицом скептично выгибает бровь, и Коннор почти не может сдержаться, до того много шума у него в голове. Не последней крепости словечки теснятся у него в черепной коробке, а мысли, их безумный ворох, просто толпится в голове, но ни одной из них Коннор не позволяет слететь с губ — так же, как и в кабинете у Аманды, он прикладывает усилия, чтобы сдерживаться. Он улыбается дежурной улыбкой, но выходит из рук вон плохо. — У тебя… тебе дали имя? — Нет. У меня есть только имя и серийный номер. — Тогда запиши, пожалуйста. С сегодняшнего дня тебя зовут Хэнк, — сказал ему Коннор Андерсон, сомкнув пальцы в замок на своих коленях. Рядом стремительно остывал утренний кофе. — Хэнк. — Хэнк, — ответил андроид, и диод у него на виске мелькнул желтым, обрабатывая информацию. — Понял.       О, ни Аманде, ни его собственному брату это, наверняка, не понравится. Что ж, тем же лучше. Может быть, хоть это научит их считаться с его желаниями.       Коннор продолжает смотреть в лицо теперь уже, по-видимому, своего андроиду, и чем дольше он это делает, тем больше злободневных вопросов и сожалений крутятся у него на языке. Лейтенант опускает взгляд, словно с интересом рассматривающий шов собственных брюк, и продолжает, пока болезненные воспоминания не накрывают его с головой: — Опустим формальности. Если мне тебя навязали, я не хочу работать с куклой, которая только и может, что «выкать». — Заметано. — А еще… — говорит Коннор и оценивает, насколько верным будет его следующий вопрос-просьба. О, жди головомойку, Андерсон.       Впрочем, думалось Коннору, нет ни у одного живого существа на этой планете (а конкретно — у двух вполне определенных субъектов) никакого морального права осуждать его. — Ты умеешь ругаться? — Простите? — этот андроид — Хэнк, его зовут Хэнк — так живо изображает удивление, что Коннор диву дается: ну и зачем им, этим машинам, такая выразительная мимика. — Ну, ругаться. Материться можешь? — говорит он негромко, чувствуя нарастающую неловкость. — Могу, — отвечает тот после некоторого молчания. А затем усмехается, что Коннору только и остается, как недоумевать: андроиды действительно ведут себя так? Он никогда не работал с ним вплотную. — Но в данный момент — нет. — Какое-то табу? Запрет? — заинтересованно клонит голову Андерсон. Он поджимает губы. — Я хочу его снять. — Без проблем, — заключает Хэнк, и Коннору на миг спирает дыхание. Даже его голос до смешного похож на… — Можно спросить? — Да? — А на кой ва… тебе это вообще, лейтенант? — Коннор. Зови меня по имени, хорошо?       Андроид кивнул, но диод у него на виске все равно загорелся желтым. Коннор вдруг поймал себя на мысли о том, насколько было бы проще общаться с людьми, будь и у него такая штука.       Андерсон посмотрел в чужие глаза. Ждал ли он в них осмысленности? Подсказки? Совета? Кто знает. Морщины на лице Хэнка и заросшее растительностью лицо отбрасывали Коннора почти лет на десять назад. Он хочет поподробнее узнать про эту модель, но что-то подсказывает Коннору, что будет это непросто. Пальцы уже теребят застегнутый рукав рубашки, когда он все-таки выдает тупое: — Да так… — И уводит взгляд куда-то в сторону, криво усмехнувшись уголком губ. — Дела семейные.       Ну да. Точно.       Стоило ему об этом сказать и собраться сесть, чтобы наконец заняться тем, чем занимается лейтенант полиции, как в сопровождении кого-то «дела семейные» прибыли в участок. Видимо, Господь Бог действительно любит троицу. Или это намек, что сегодня поработать Коннору точно не придется.       Дела семейные, именуемые иначе как братом-близнецом, минуют стеклянные двери, направляясь к Коннору. При виде него остальные офицеры напряглись. По большей части, на их лицах отражалось плохо скрываемое раздражение. Оно и понятно — мало кто в полиции рад федералу.       Коннор встает со стола сразу, как только брат встречается с ним взглядом. — Поправь рубашку, — вместо приветствия бросает он. — Вы с Амандой, — говорит Коннор, стараясь сохранить спокойствие на своем лиц. — Одного поля ягоды, Найнс. — Так и не учи тех, кто созрел уже, — говорит тот, кинув взгляд на новенькие и, по всей видимости, не последней стоимости часы. Неужто спешит? — И да. Агент Андерсон. Не забывай.       И здесь уже Коннор не сдержал шумного вздоха. — Да что ты такое говоришь, мы ведь братья. — Он негодующе разводит руками. — Это просто нелепо, у нас одна фамилия на двоих! Если прикажешь обращаться к себе как к Агенту Андерсону, то и тебе придется звать меня не иначе как Лейтенант Андерсон. — Не придется. Привилегии старшего по званию. — Ты, — ответил Коннор, сглатывая, чтобы не дать жгучему раздражению одержать над собой верх. — Не старше меня ни по званию, ни по рождению. Так что хватит делать вид, что каждое твое слово, Найнс — незыблемая истина. — Да неужели? — вскинул тот брови. — Да. Федеральное бюро расследований и департамент полиции не соподчинены друг другу. — Ты говоришь как первокурсник академии.       Конечно, по закону так все и было. С некоторыми исключениями, которые на практике трактовались очень широко.       А ты говоришь как заносчивый индюк, хотелось сказать Коннору, но он смолчал, кусая губы с внутренней стороны. — Что-то я не припомню ни одного дела в участке с пометкой о резолюции директору вашего бюро. — Это все потому, — Найнс оглянулся. Он поймал взгляд Аманды — взгляд, на самом деле полный немого осуждения — и развернулся к Коннору снова. — что нам не нужна никакая резолюция, когда дело можно просто изъять. В интересах государства, разумеется. — Точно, я и забыл, — нахмурился лейтенант. Из равновесия его могла вывести только семья. У Найнса это выходило особенно успешно: он отравлял жизнь Коннору с тем же успехом, с каким налаживал ее. — Вы ведь только грубую силу и знаете. Сраные федералы.       Найнс наконец подал признаки жизни. Он опустил и без того низко посаженные брови, вмиг становясь грозным.       Коннор проигнорировал это. Больше его заинтересовал спутник брата, оглядывающийся по сторонам у него за спиной. Это же… да быть того не может. Какого черта, снова андроид! Лицо у него было смутно знакомым и, судя по форме, это один из тех андроидов-экспертов, что обычно прибывают на место преступления, но вид у этого был потрепанный. К тому же, от остальных представителей своей линейки эту модель отличал характерный шрам на носу; синтетическая кожа не желала ложиться на него. От созерцания странного андроида его отвлек голос Найнса. — Прекрати это. Ты говоришь совсем как Хэнк.       Андроид Коннора среагировал на собственное имя. Он повернул голову к Найнсу, моргнул, и диод его моргнул желтым. Этого хватило, чтобы глаза агента ФБР приковались к машине, а лицо его удивленно вытянулось. Во всем его виде отчетливо читалось: «не говори, что ты сделал именно ту херню, которую я боялся, что ты сделаешь». И ответ — да. Да, он это сделал. И выражение лица Найнса того стоило. — Ты больной, Коннор, — произнес брат, покачав головой. — Нам нужно поговорить. Не здесь. — Нам не о чем разговаривать.       Найнс сделал шаг вперед, сжав руку Коннора выше локтя. Не болезненно, совсем нет, но таким образом, он дал понять, что не съебет восвояси, пока не получит того, за чем пришел. — Нам есть.       Проанализировав ситуацию, Хэнк порывался вмешаться, чтобы разрешить назревший конфликт, но всего одного предложения хватило, чтобы застопорить его. — Проведи идентификацию и отойди.       Андроид замер. Он опознал личность Найнса и, всего секунду простояв на месте, отодвинулся назад. Андроид за спиной Найнса, тот, со шрамом, усиленно строящий из себя статую, выдал нехарактерную для машины заинтересованность изменившим цвет диодом и тем, с какой внимательностью он следил за разворачивающимися событиями.       Каким таким образом, андроид, привязанный к нему, к Коннору, слушался его брата? Это где такое видано? Видимо, всё недоумение отразилось у него на лице слишком ярко. Найнс устало усмехнулся и, отпустив брата, отступил на шаг назад. — Как я и сказал, нам есть, о чем поговорить.

***

— Потрудись объяснить, что только что произошло.       Они вышли в коридор, ведущий к столовой. До обеда еще есть время, и Найнс логично предположил, что эта часть участка должна быть не слишком многолюдна.       Коннор, стоящий напротив него, не находил, куда девать руки. Он активно жестикулировал, находя в этом успокоение. — Нет. Нет, на самом деле, у меня куда больше вопросов, — он провел ладонью по волосам, зализывая назад вьющиеся, выбившиеся пряди. — Почему он? Не отнекивайся, Найнс. Я знаю, что ты к этому причастен.       Найнс, казалось, слушает брата вполуха. Он постоянно глядел на часы. Неужто отпросился на часок-другой, и время по минутам отсчитывает? Вполне в его духе. — С чего ты взял? — Аманда намекнула. Ну и да. Ничего сверхъестественного в моей жизни не происходит без твоего участия. — Аманда… — вздохнул он. Ты правда слышал только имя? И все? — Ладно. Предположим, действительно дело во мне. Но не полностью. — Рассказывай. — Для начала успокойся. — Найнс ткнул в лоб брату пальцем. Это напомнило им обоим последнюю сцену с Итачи и Саске из начала Шиппудена. «Глупый маленький брат». Найнс строил из себя крутого весь день, но Коннор, живший с ним в одной комнате, слышал, как он проплакал целую ночь на соседней постели. Им было по восемь лет. — Морщины пойдут.       Ну точно как Аманда, думалось Коннору, но он смолчал и даже позволил себе расслабиться. — В бюро, — начал он. — Поступил приказ. Два андроида. Один девиант, другой — нет, но с ним определенно что-то не так.       Есть два стула… — А в чем состоял приказ? Не чаи же попивать вы с ними должны. — Не поверишь, но что-то вроде того, — уклончиво ответил Найнс. — Нужно изучить сам факт девиации опытным путем. Они оба закреплены за мной, поэтому… тот андроид и слушался. Я уточнил у начальства, и мне разрешили делегировать одного в участок. — Мне. — Тебе, — согласился Найнс. Коннор вздохнул. — Делегируют полномочия, Найнс. А это не полномочие. Это проклятие. — Не разводи драму. Ты справишься. У тебя всегда получается находить контакт со всяким сбродом.       Прислонившись к стене, Коннор сложил руки на груди. Лицо его снова приняло далеко не самое удовлетворенное выражение. Что-то гложило Коннора. — У тебя был выбор, Найнс. Но ты отдал мне его. — Послушай… — Нет, ты послушай, — Коннор взглянул брату в глаза, и тому вдруг почудились в них злые искры. Или не почудились? — Прекрати вести себя так, будто все знаешь. Будто ты пуп земли. Я знаю, ты тоже помнишь. Кажется, даже лучше меня самого. Тебе тоже больно — вот почему ты послал его мне. — Коннор, — строго оборвал Найнс. — Прошло почти десять лет. — Тогда почему? Почему, Найнс?       Я не знаю, думал Найнс. Он осознал: мне совершенно нечего ему ответить. — Его внешность, голос, даже слова и жесты… это Хэнк. Я не верю в такие совпадения. — Что ты хочешь этим сказать? — Этот андроид — копия нашего с тобой отца. Нашего Хэнка.       У Коннора стоит высокочастотный шум в голове. Он прижимает пальцы к виску, круговыми движениями водя по нему и ощущая, как под тонкой кожей бьется вена.       Все донельзя просто: Хэнка больше нет. Пустил себе пулю в висок, и ни слуху ни духу.       У Найнса до сих пор стоит перед глазами картина, в которой Коннор, сидя посреди серого коридора, прижимает к себе тело Хэнка; рядом с ним — револьвер, а руки его, дрожащие и бледные, как он сам, — в крови. — За всем этим… — Коннор махнул рукой, снижая градус напряжения, потому что продолжать беседу брат был не намерен. — Я и забыл спросить, зачем ты вообще пришел. Явно не за тем, чтобы говорить со мной. — Насчет этого, — оживился Найнс, словно только этого и ждал. — Как ты уже знаешь, андроидов было двое. — Да. Второй, что с тобой, и есть девиант, я так понимаю? — Именно. — Как его зовут? — Гевин.       Гевин. По какой-то причине это имя отпечаталось в Конноре с пометкой «запомнить». — Вы сотрудничаете с Киберлайф, Найнс. И вообще, это незаконно. ФБР не может так пренебрегать общепринятыми правилами. Если об этом узнает Совет директоров компании, проблем не оберетесь. — Именно поэтому, а еще потому что дел у меня и так невпроворот, я оставляю этого андроида тебе. Неофициально, конечно. — Это здраво… погоди, ты что? — Как я и сказал… — Нет, стой! Как это — ты оставляешь андроида мне? У меня уже есть один. И ты думаешь, мне нечем больше заниматься как нянчиться с девиантами? — Девиантом. И да, особо тяжелых дел у тебя нет. Я проверил.       Коннор посмотрел на него. Устало так, разочарованно. — Отказаться не вариант? — Брось, — Найнс покачал головой, снова поглядывая на свои чертовы наручные часы. — Второй чем-то похож на твоего бывшего. — Знаешь, это делу ну никак не помогает. — Знаю. — Если бы я не оставил кофе на столе, я бы плеснул его тебе в лицо, Найнс. — Он наверняка остывший. — Тогда на рубашку. На детские разборки времени у него не было. Обеденный перерыв вот-вот закончится, а он даже в Бургер Кинг не заглянул. — Я должен идти. Заполни бумаги по андроидам. Я пришлю формуляр. — Найнс. Прежде чем уйти по коридору, последний обернулся. Поправил высокий ворот плаща, мысленно проклял незаправленную рубашку Коннора и желтые следы на его белом воротнике, и поднял на него осмысленный взгляд. — Я не соперник тебе, брат. Коннор смотрел на него без доли былой злости или волнения. Он просто хотел донести до Найнса четкую мысль: я здесь; и так, как ты помог мне, однажды помогу тебе и я. Но Найнс предпочитал закрываться ото всех. Даже от Коннора. В особенности от Коннора. — Да. Ты мне не соперник, Коннор. Отрезал он и ушел, ни разу не оглянувшись. Оставив в смятении себя и Коннора, как обычно он это делал. Андерсону только и оставалось, что смотреть ему в спину, замерев с невысказанной мыслью. Когда мы были младше, ты казался почти что героем. Но время идет, и с этой простой истиной ничего не поделать. Коннор засовывает руку в карман. Четвертак на месте. Он поднимает глаза, и андроиды его, оставленные наедине, усиленно о чем-то переговариваются. Он избегает взглядом Хэнка, и заостряет свое на… как его звали? Гевине. Точно. Гевин. — Гевин, — произносит Андерсон, пытаясь прикинуть, насколько складно это звучит. Что-то в нем есть. Как же хочется покурить.