Воробушек

Лука Модрич не помнил, когда боялся в последний раз. Нервничал — да, переживал — да, но не боялся. Возможно, последний раз был ещё в далёком детстве, которое он не сумел удержать в памяти, но и не смог забыть. Сколько себя знал, Лука всегда крепко стоял на ногах, терпел каждую издёвку по поводу внешности и телосложения и с каким-то злым упорством продолжал гонять мяч, выискивать слабые стороны соперников и отшлифовывать тактику. Он не боялся, когда его, такого неприметного игрока, перекупил «Тоттенхэм». Нервничал до жути, волновался, но не боялся. Не боялся и грядущей после этого славы, когда его способностям наконец-то нашли применение, не боялся злых языков и завистливых взглядов. Не боялся и перехода в «Реал Мадрид», разве что переживал сильнее прочего: новый менталитет, новый климат, новый язык, и придётся постараться, чтобы свыкнуться. Но стараться он привык с детства, поэтому особых проблем с королевским клубом не возникло. А тот факт, что он находится в одной стране с человеком, который каждый раз смотрит на него такими влюблёнными глазами, что, порой, становится неловко, необычно грел душу и вызывал лёгкую улыбку по утрам, когда Лука сидел в кресле, укутаный пледом, с чашкой кофе в руках, и смотрел на ранний Мадрид. А затем получал звонок, и они до рассвета говорили друг с другом, пока не приходило время тренировок. Лука любил испанцев, — семь лет, как-никак, — любил уже ставший родным «Реал». Но сильнее национальной сборной он, пожалуй, не полюбит ни одну команду. Каждый раз, возвращаясь в Загреб на собрание, он слышит порхающий в воздухе хорватский язык, видит знакомые лица, чувствует породнившуюся атмосферу и не может не улыбнуться. Марио отпускает колкие шуточки в адрес товарищей и с неприкрытым любопытством следит за их реакцией, Анте вместе с Деяном и Ведраном перекатывают мяч друг другу в весьма неординарной манере, Домагой скачет вокруг Даниела, что-то радостно рассказывая, Тин и Дуэ лежат где-то на трибунах и, похоже, загорают, Милан и Матео о чём-то перешёптываются и бросают косые взгляды на Манжукича, видимо, планируя месть; и вся эта до боли знакомая атмосфера ни на каплю не испаряется, когда Лука чувствует обнимающие его сзади сильные руки и нежный поцелуй в шею. Он просто улыбается ещё раз, разворачивается и притягивает Ивана к себе, целуя по-настоящему. И сердце щемит от бесконечной нежности к этому человеку, от шума на стадионе, парящих в воздухе тонких лент Адриатического моря и любимых тёплых рук на талии. Первые отголоски страха у Луки появились во время матча, когда его только взяли в сборную. Но он тут же их подавил, ведь футбол — не только игра, это ещё и спорт, а в спорте без травм никуда. Особенно учитывая, как много футболистов любят симулировать. Отголоски сменились беспокойством, затем волнением, а после вообще осталось лишь стеклянное крошево, которое даёт о себе знать, только когда арбитр останавливает игру и подходит к пострадавшему. Но сегодня Лука Модрич, который почти тридцать лет ничего не боялся, испугался по-настоящему. После двух пропущенных аргентинцы вели себя более агрессивно, чем раньше, но всем это казалось нормальной реакцией. Лука также не придал особого значения, когда Иван потерял равновесие, зажатый между двумя игроками: за этот матч его валили на землю, кажется, раз шесть. Но когда Отаменди ударил по мячу, он впервые почувствовал, как болезненно резко остановилось сердце, а тело на секунду парализовало; как страх беспощадно окутал его, словно влажным холодным полотенцем, и даже услышал немой крик души. А затем внутри словно взорвался вулкан, и он подлетел к сопернику, сталкиваясь с ним грудью, пока неизвестно откуда взявшиеся частички рассыпавшегося здравого смысла пытались успокоить его изнутри. Лука никогда не дрался, он всегда решал конфликты разговорами, и его красноречия, обычно, было достаточно, но сейчас в нём костром инквизиции горело желание устроить не просто драку. Он не помнил, что говорил в лицо этому человеку, но был благодарен Деяну, который первым начал их разнимать, чтобы самому пойти в атаку. Железный самоконтроль дал очень глубокую трещину, и его стены осыпались тяжёлыми валунами прямо в реки страха, тут же скрываясь под волнами ярости. Когда между ними оказалась непроходимая толпа из хорватов и аргентинцев, а в поле зрения попал целый и, вроде, невредимый Иван, что-то доказывающий арбитру, Лука почувствовал, как его понемногу отпускает. Кто-то из сборной соперников вновь начал возмущаться, и Модрич снова взвился на него, но тут же почувствовал знакомую крепкую руку на плече. Игуаин. — Я понимаю твои эмоции, но будь добр, возьми себя в руки. — То есть, это нормально, по-твоему, да?! — Слушай, Лука, я знаю, что ты чувствуешь, но просто не лезь, ладно? Тебе же лучше будет. Модрич резко сбросил руку бывшего товарища с себя и зло посмотрел ему в глаза. Да что он там знает?! — Неужели?! Гонсало ничего не ответил, просто мягко оттолкнул хорвата подальше от кучи игроков в руки других арбитров. И Лука зло выдохнул, зарываясь пальцами в волосы, призывая потерянный самоконтроль. А затем предоставил Ивану право пробить штрафной. Он надеялся, что не выглядит слишком озабоченным, что взволнованный взгляд не выдаст их отношения с потрохами, но Ракитич лишь мягко улыбнулся ему и заверил, что всё хорошо. И Лука поверил. Затем они отметили третий гол в ворота сборной Аргентины, и ему, наконец, удалось найти предлог, чтобы обнять дорогого сердцу полузащитника, не столько поздравляя за маленькую месть, сколько успокаивая себя фактом, что он действительно в порядке. И уже в раздевалке, когда команда весело обменивалась впечатлениями от победы над главными претендентами на Кубок мира, Лука сел на лавку и облегчённо выдохнул: руки всё ещё дрожали, а позвоночник холодило. — Эй, Лука, ну ты чего? — Иван присел перед ним, и его лицо буквально светилось радостью, а глаза излучали гордость за капитана и неприкрытую нежность: он не мог не любить человека, который, словно воробушек, бросился его защищать от большой кошки. Тот промолчал, посмотрев на Ракитича так, будто в который раз хотел запомнить на всю оставшуюся жизнь, а затем подался вперёд и неторопливо поцеловал в лоб, крепко и трепетно, обнимая за шею и с благоговением чувствуя, как его обнимают в ответ. — Чёртов футбол… — сдержанно прошептал Лука и ощутил, как то самое холодное полотенце наконец-то спало с плеч, когда Иван негромко рассмеялся и коснулся его лба своим. — Спасибо, что волнуешься за меня. Ответом ему стал заботливый поцелуй в щёку. — Не заставляй меня больше это делать. Лука Модрич раньше никогда не боялся. Просто не так давно в его жизни появился человек, бояться за которого стало нормой. И теперь им обоим придется потрудиться, чтоб таких ситуаций случалось как можно меньше.