Двадцать один

      По дороге в ад сначала провожают белые стены. Много белых стен, ослепительно ярких, низких и узких, окружающих со всех сторон. Рампо бежал вперёд не оглядываясь и не жалея ног. Всё тело ломило от дикой острой боли, изо рта вырывались рваные вдохи, но перед собой, насколько хватало взгляда, он не видел ни намёка на конец этого безумия. Белые стены окружили повсюду.       — Думаешь, тебе повезло? Это мы ещё посмотрим! — не успевает он обернуться, как быстрый удар сзади чем-то тяжёлым мгновенно заставляет потерять сознание, напоследок мелькая перед глазами хороводом пляшущих разноцветных мушек.       А потом провожала тьма. Рампо, в самом деле, мог бы что-нибудь приблизительно рассмотреть, если бы не серая пелена перед глазами после удара. В воздухе пахло пылью, пластиком и старым деревом, едва ощутимо чувствовался металлический запах несвежей крови. Детектив проморгался, немного пошевелился и тут же сжал губы от режущей боли в привязанных к стулу конечностях. При всём этом, пальцы левой руки были схвачены непонятным устройством и лежали на столе. Что его также отчасти сконфузило, так это полностью свободная правая рука, которая, всё же, не очень помогла бы сбежать. Зачем так связывать заложников?       Свет резко вспыхнул. Рампо от непривычки прищурился и увидел, что исходит он от множественных мониторов древних телевизоров и кое-где компьютеров. Их было навалено огромное количество, что напоминало бы свалку, если бы не работающие экраны.       Он ещё не мог знать, что уже попал в ад.       Напротив за столом сидел какой-то человек с мешком на голове, где были неровно вырезаны две дырки для глаз. Судя по всхлипам и обрывкам фраз, которые он шептал себе под нос, — мужчина. Когда экраны замигали, он сильно вздрогнул и принялся осматриваться. Как и ожидалось, на его руке оказалось то же, что и у Рампо: замысловатого вида конструкция с острыми поднимающимися лезвиями для каждого пальца. По внешнему виду они напоминали маленькие гильотины.       Монитор быстро замигал, и скоро на нём вспыхнуло изображение; детектив заскрипел зубами. Николай Гоголь сидел перед камерой и с плутоватой улыбкой плохого клоуна смотрел на них со всех экранов, сложив руки на животе и закинув куда-то ноги, видимо, на стол, который в кадр не попал. Парень снял цилиндр и вежливо опустил голову вниз.       — Как вы себя чувствуете? Ничего не болит? Извините, если вдруг обстоятельства нашего знакомства вышли... малоприятными! Но вы как никто должны знать, что не всё в жизни идёт по плану! — Гоголь рассмеялся громко и безумно, надел свою шляпу обратно и продолжил, не переставая скалить зубы. — Совсем забыл! Меня зовут Николай Го~голь, и сегодня... Стойте... Да мы ведь знакомы! Ха-ха, простите, совсем вылетело из головы. Тогда давайте поговорим о нашем занятии на сегодня. Хм... Загадка по случаю встречи! Зачем я вас собрал?       — Чтобы позабавиться, прежде чем убьёшь, — зло прошептал Рампо, но Николай каким-то чудом это услышал.       — Не~верно! Рампо-кун, ты ведь считаешь себя лучшим детективом, а в загадках так плох? Правильный ответ: чтобы дать вам шанс на спасение! Знаете, на днях мне было абсолютно нечем заняться, и я придумал для вас замечательную игру. Вы любите азартные игры? — перед игроками из замысловатого устройства с правой стороны стола вылетело по две карты: одна закрытая и одна открытая. — Правда, сегодня мы будем играть не на фишки.       Мини-гильотина поднялась над их мизинцами, а экраны замигали прежде, чем Эдогава успел что-то возразить. Он потупил взгляд на карты, соображая, как же выкрутиться из того, во что он попал. Очков при себе, разумеется, не осталось, а, следовательно, сверхдедукция теперь для него недостижима. В затылке до сих пор гудела тупая ноющая боль, мешая сосредоточиться, ноги и туловище затекли от крепкой хватки кожаных ремней, которыми его пристегнули к стулу.       — Эй, ты... ты веришь ему? — мужчина напротив неожиданно перегнулся через стол. Настолько, насколько позволяли ремни. — Этот псих сказал, что отпустит нас... Что скажешь?       Рампо не успел ответить — его прервал голос Гоголя, вновь доносящийся с лихорадочно сверкающих экранов.       — Сейчас расскажу вам правила игры! Вы раньше играли в очко? Конечно же играли! Тянете или пропускаете карты по очереди, пытаетесь набрать двадцать одно. Набрали больше — проиграли! Если никто не набрал — проигрывает тот, у кого меньше! Очень просто, но невероятно весело! — клоун снова дико рассмеялся.       — Постой, нет! Это безумие! — оппонент Эдогавы задёргался в бесполезном порыве.       — Итак! Удачи, давайте скорее начнём!       — Нет, нет... Пожалуйста... Ты не сможешь!       Рампо молчал: он уже сталкивался с Гоголем, поэтому не тешил себя такими наивными заявлениями.       — Рампо-кун, дорогой, ты ходишь первым!       Эдогава сжал губы, глядя на оппонента, лицо которого наверняка исказила неестественная гримаса ужаса и отчаяния. Благо, мешок не давал увидеть этого, а иначе Рампо и сам поддался бы панике.       Детектив не без труда заглянул под рубашку карты. Восемь и два. У мужчины лежала девятка и что-то другое. Если Эдогава возьмёт ещё, то больше двадцати одного получить точно не сможет. Он мысленно отругал себя и всю эту паскудную ситуацию за то, что теперь вынужден играть по правилам ненавистного клоуна.       — Карты пронумерованы от одного до одиннадцати. Цифры не повторяются. — Скучающе уточнил Гоголь по ту сторону монитора.       — Я беру.       На стол сразу же вылетела карта с коряво выведенной одиннадцаткой. Рампо едва смог сдержать изумлённый вдох — он теперь точно в выигрыше. Оппонент взял тоже. Ему попалась семёрка.       — Боже, пусть это всё прекратится... — прошептал мужчина и опустил голову. Экраны заморгали.       — И побеждает... — Рампо задержал дыхание. Сердце стало биться в бешеном темпе.       На экранах появился счёт: 19/21 в пользу детектива.       — Рампо-кун! Ох, старина М... Стой, побудешь пока стариной Эм. Ха-ха, я сам чуть не забыл про наш уговор! Что ж, об этом позже. Но сейчас, к сожалению, ты проиграл!       — Постой, погоди, нет! Ублюдок! Помогите, кто-нибудь!       Мужчина неистово закричал и задёргался, пытаясь высвободить руку, но крики о помощи резко переросли в громкий и хриплый истеричный стон. Рампо слышал много отчаянных криков преступников, которых приговаривали к заключению, ловили после долгих преследований или даже пытали. Слышал крики жертв, которым не успевали прийти на помощь. Но о том, что человеческий голос способен на такое, он не мог и догадываться.       Мизинец безжизненным куском мяса упал на стол, оставляя рядом с собой красные пятна, а из свежей культи фонтаном брызнула кровь. Детектива передёрнуло в сухом рвотном позыве, но он постарался сдержаться. Глаза у Рампо вдруг заблестели от влаги.       — Думаю, нам нужно удвоить ставки! — весело известил Гоголь с монитора, но показываться не спешил. Над пальцами поднялись уже по две гильотины.       На стол выпали новые карты. Рампо взглянул на свою закрытую, но никак не мог сосредоточиться и даже банально запомнить число. Перед глазами снова и снова всплывал образ этого отрубленного пальца, глухой треск переломанной кости, тихий хриплый плач обезумевшего от боли человека...       Эдогава мысленно дал себе хлёсткую пощёчину. Лучший детектив в мире, на чьих плечах лежит ответственность за жизни простых людей, за успех Агентства в нелёгком деле, за репутацию директора Фукудзавы, разве есть у него право сдаться так просто, разрыдаться, как маленькая девочка, не в силах ничего предпринять? Величайший детектив не уступит клоуну в какой-то игре, где всё зависит от удачи и догадливости. Он ни за что в жизни не проиграет и не погибнет такой позорной смертью.       — Думай быстрее, Рампо-кун, так и уснуть недолго! — Гоголь наигранно зевнул.       На закрытой карте была шестёрка, на открытой — десятка. Рампо украдкой взглянул вперёд, где у противника лежала видимая двойка. Риск оказался непомерно велик, ибо у мужчины точно были карты меньше в сумме, а, значит, при переборе по пальцам прилетит Эдогаве. Детектив пасовал.       Мужчина взял ещё карту и получил тройку. Затем пасовали оба.       — И на это раз победа за... — экраны безобразно заморгали, шипя и выдавая помехи, пока наконец не показали счёт. 16/16.       — Ничья! Стойте, — голос Гоголя задрожал весьма натурально, словно он действительно не до конца понял, что произошло, — ничья? Ха-ха, кажется, вы оба проиграли! Неловко!       — Прекрати! Не надо! — зашипел мужчина, который больше не мог нормально говорить. Он уже сорвал голос, потому и не мог издать ничего громче хрипов.       — Когда же ты наиграешься?! — рявкнул Рампо не своим голосом и тут же подавился криком. Клацнули лезвия, очередные пальцы вылетели на стол, а по щекам детектива потекли неконтролируемые слёзы.       От оглушающей боли по всему телу прошлась волна судорог; Эдогава кричал, рычал, плакал и пытался высвободиться, словно это могло помочь. Сердце быстро отбивало удары, а он слышал, как громко пульс отзывается в висках. В глазах помутнело, а к горлу подкатила тошнота. Рампо не мог слышать за своей истерикой шипящие стоны мужчины, который чудом держался после потери мизинца, а теперь и вовсе мог потерять сознание от болевого шока. Детективу казалось, что сам он невероятно к этому близок.       Если бы не цель, которая маячила у него в голове, он давно сдался бы или утратил рассудок. Сейчас же он пообещал себе, что не будет смотреть на эти пальцы, чтобы его наверняка не стошнило, но боковое зрение всё равно невольно захватывало обрубки, которые когда-то были его частью, шевелились и контролировались. Слишком омерзительно было теперь осознать, что это просто материал, который чёртов Гоголь или ещё кто сметёт со стола одним брезгливым движением в мусорную корзину.       — Ну как, ребята, держитесь? Для кого-то этот раунд может стать последним!       Пока новые карты вылетали, Рампо сжимал вспотевшей рукой подлокотник кресла и смотрел на оппонента. Гоголь прав: хоть у детектива и осталось больше — как странно об этом думать! — пальцев, организм в любой момент мог отключиться из-за кровопотери, ровно как и в случае с тем мужчиной.       А кто этот человек вообще такой? Есть ли у него семья, друзья, которые будут сходить с ума от волнения, пока не найдут его? Чем он занимается по жизни? О чём или о ком думает сейчас?       Эдогава вытер рукавом влажный лоб. На какое-то краткое мгновение его посетила мысль о том, что он, возможно, должен уступить мужчине — кто он такой, чтобы лишать человека жизни? С другой же стороны, всё Агентство в это самое время на него рассчитывает и ждёт. Было просто невозможно представить реакцию Фукудзавы, если бы ему сказали, что Рампо погиб. Пожертвовал он собой или нет — никому не станет легче из-за каких-то оправданий принять его смерть. Так ему казалось.       Детектив перевёл взгляд со своих восьмёрки и девятки на карты мужчины. Если раньше он считал одним из выходов отдать свою жизнь воле случая, то сейчас всё вдруг оказалось в его руках: видимой была тройка, а закрытой оказалась карта со смятым левым верхним краем. Рампо успел её запомнить — это была одиннадцать. А когда мужчина взял ещё, то получил десятку.       Перебор. Явный перебор. Остался один способ спасти незнакомца — набрать карт больше, чем у него. Но это всего лишь раунд, а поддаваться бесконечно невозможно: если Гоголь это заметит, то сразу же прикончит обоих. Потому что так они испортят ему веселье.       — Пас, — Рампо облизнул сухие запёкшиеся губы и устремил неподвижный взгляд на противника. Сейчас он осознанно убивал другого человека. Или стоило винить вторую стадию травматического шока, или Эдогава действительно смирился со своими действиями. А ещё он просто ужасно устал.       Мужчина, конечно, тоже пасовал. Он больше не плакал, не кричал, не дёргался: смахивал больше на безвольный кусок мяса, который не верил в своё спасение. Рампо, честно говоря, тоже не верил.       — Мистер Эм, — неожиданно проговорил Гоголь, — будь добр, сними свой мешок! Думаю, самое время.       Детектив перевёл широко раскрытые глаза с экрана на мужчину, который тяжело качал головой.       — Ну же, не стесняйся! Сделай это, пока я не срубил его с тебя вместе с головой, ладно? — голос клоуна чётко выдавал, что он сейчас широко улыбается.       Рампо продолжал смотреть на оппонента, и, по мере того как он дрожащей свободной рукой стягивал с себя ткань, брови детектива ползли всё выше на лоб.       — Прости меня, парень... Я не мог... — прохрипел Миноура, опуская голову. Его было не узнать: нездорового синюшно-серого цвета лицо, широкие синяки под покрасневшими глазами, кое-где на скулах и на носу багровели глубокие ссадины. Его наверняка потрепали ещё до того, как затащили в эту мучильню. Рампо не нашёл в себе сил сдержаться.       — Зачем ты это сделал?! Ты...       — А побеждает... — спокойно перебил Гоголь, — Рампо-кун! Ах ты плут, как же ты красиво обыграл нашего дорогого шефа! Что ж, не расстраивайся, Миноура-сан, повезёт в любви!       — Нет, стой! — Эдогава, превозмогая адскую слабость и так некстати закрывающиеся веки, протянул свою свободную руку, чтобы закрыть пальцы Миноуры от гильотин, но не успел.       Снова тот дикий крик, кровь, брызги которой киноварью оседают на кончиках уцелевших пальцев Рампо. Детектив закрыл рот ладонью, глядя, как полицейский медленно опускает голову на стол и тянет к нему руку. Он почему-то не сомневался, что тот хотел напоследок попросить прощения. Но это было самым глупым из всего, что мог сделать умирающий. Так ему казалось.       — Теперь ты отпустишь меня? — дрожащим от ужаса голосом спросил Рампо, глядя на мигающий экран. Он увидел Гоголя, медленно кивающего и хлопающего в ладоши.       — А ты чертовски ловок, Рампо-кун! Что ж, правила есть правила, я должен прекратить... — Николай замялся, — эту игру.       — Я больше не смогу! — Рампо в отчаянии ударил ладонью по столу. — Ты обещал, так останови это!       — О, я остановлю! Правда, знаешь ли, мне не хватило этого коротенького состязания, чтобы полностью насладиться твоим талантом. Я вот подумал: если я смог поймать и заставить подчиняться своим правилам великого гения, значит, я ещё более великий гений?! — Гоголь дико рассмеялся и долго не мог утихомирить бушующее внутри него сумасшедшее ликование. — Поэтому, думаю, нам следует сыграть в кое-что особенное... Специально для нас с тобой, гениев, понимаешь?       — Нет... Нет, нет, нет!..       Его крик утонул в оглушительном шуме и помехах.