Ничего личного

Ночь. Тьма. Вокруг ни души. Безлюдные тихие тропы медленно расплывались в такте одинокого покинутого ливня, превратившись в какое-то странное, огромное, зловеще-серое пятно. Вязкие мутные тучи, похожие на липкую паутину, затянули собой абсолютно всё небо, оставив за собой лишь нескончаемую пропасть, от которой нельзя было ни скрыться, ни убежать. Тяжелые капли безостановочно капали на сырую мокрую землю, а трава болотистого цвета, кое-где обгрызенная дикими животными, превратилась в колкую, острую, жгучую, своим видом напоминая высокие ядовитые шипы. Блеснула яркая молниеносная вспышка, и издали подул свежий холодный ветер, как будто чувствуя надвигающуюся яростную бурю. Внезапно раздался резкий раскат грома, отчего крохотные пташки, прижимаясь к друг другу в надежде согреться на ветке старого дуба, испуганно разлетелись кто куда по разным сторонам, не ведая, как спастись от опасной природной стихии. Кряхтя закачались деревья, в то время как мелкий грязный песок заблуждал по вытоптанной лошадьми дороге - это можно было заметить по наполненным водой следам копыт. Текли лужи, шумели листья, а вода непрерывно лилась как из ведра, вот так вот неприятно, давя на слух: кап-кап-кап… Странная, облаченная в плотную мантию блеклая фигура с раздражением пыталась спасти остатки чистой ткани потрясающего платья, другой рукой придерживая кокон со спящим от усталости младенцем. Пытаясь выполнить два дела одновременно - не запачкаться и не уронить ребенка, та осторожно перешагивала через мелкие ямы, но, как и ожидалось, сделать это было достаточно сложно. Одно неправильное движение - и ты весь в брызгах, одно неловкое движение - и ты убийца. Малые струи холодного дождя небрежно попали на её мягкие влажные щеки, отчего хрупкие пальцы, крепко державшие тонкую одежду, с презрением смахнули их с лица, хотя таким же образом о ребенке не позаботились. — Потерпи, мы уже почти пришли. — потребовала она, заботливо успокаивая себя мыслью о том, что действительно скоро всему будет конец. Больше не придется идти по долгому тернистому пути, больше не нужно будет обращать никакого внимания на требующую от голода материнской груди ношу, которая, к великому разочарованию, постепенно начинала снова пробуждаться от сна. Правая рука нервно затрясла лежащего, в буквальном смысле заставляя его как прежде замолкнуть, однако задуманная идея не воплотилась в жизнь - младенец закричал. Силуэт зашипел, хотя понимал, что данная затея была абсолютно бессмысленной. Бедняга плакал, отчаянно требуя покоя и материнской груди, но ни того, ни другого ему в итоге всё равно не подали. Неподалеку потихоньку начинали зажигаться огни в деревянных древних домишках, а страшные собаки залаяли, услышав посторонний звук. — Тише, тише. — постаралась успокоить малыша чужестранка, нервно оглядываясь по сторонам, будто предчувствуя, что еще немного и её поймают на недобром деле. Положение ухудшило так некстати появление часового: внезапно спросонья он настороженно замер, чем заставил то же самое проделать и небольшого роста фигуру. Та присела на корточки, прислонившись спиной к углу какой-то рухляди и закрыла рот ладонью крошке, которая теперь просто одиноко мычала, уже более ни на что не рассчитывая. — Кто здесь? — пробубнил низким басом толстый мужчина, проведя тыльной стороной руки по пышным мокрым усам. Потоки воды больно били по его лысой круглой голове, ледяной ветер временами заставлял вздрагивать от холода, но, казалось, сам дозорный давно привык к подобным обстоятельствам — он так и не шевельнулся, внимательно вглядываясь в мрак ночи. Незнакомка тяжело вздохнула, максимально сжавшись в углу, чтобы её не заметили. В нескольких метрах от неё со скрипом приоткрылась дверь, и оттуда высунулась голова еще одного проснувшегося мужчины, по всей видимости, тоже местного жителя, только слегка помоложе. Его разбудили собственные питомцы, чуть не ли срывающиеся с цепи от счастья, когда узнали своего ворчливого любимого хозяина, хотя он видеть их в столь поздний час был совсем не рад. Сколько же усилий пришлось приложить, чтобы специально, хоть и с трудом встать с кровати, а затем во всю глотку гаркнуть: — А ну, тихо, шавки неугомонные! Совсем с ума посходили! Я вот вам как сейчас дам! — он пригрозил кулаком, отчего дворняжки уныло заскулили и попятились задом. — И чтоб до утра и писку вашего здесь не было! Полностью разъяренный, тот уже хотел было мгновенно захлопнуть злосчастную развалившуюся дверь, как вдруг остановился, словно его что-то задержало. Затаившаяся фигура в огромном не по размеру плаще впервые почувствовала, как её сердце медленно уходит в пятки, ибо ребенок, которого она крепко обхватила, пожертвовав опрятностью, был совсем не её. — Ты слышишь это, Виталий? — обратился к сторожу собачник, но тот практически ничего не разобрал из-за нахлынувшей бури. — А? — отозвался Виталий, противно шмыгнув носом и широко открыв рот. Узкие глаза заслезились, последовали несколько коротких вдохов, а затем раздался по всей округе писк. — А…А...Апчхи! — Ааа… — деловито махнул рукой мужчина, плюнув в землю. — Что ж ты жалуешься, родненький-то? Ничего ведь не слышно при такой погоде! — Погоди! — собачник поднял указательный палец вверх, навострив уши. Он вышел на порог, и под его большими ногами скрипнули дощечки. После того, как мужчине с трудом удалось зажечь огонь в масляной лампаде, тот поднял ее перед своим мерзким угрюмым лицом, на котором кое-где проступали морщины. Несмотря на то, что Джон - так его звали - был еще достаточно в среднем возрасте, сам внешний вид представлял из себя грозного, раздражающего, подуставшего от жизни человека, единственной страстью которого были собаки. Много собак. Его не интересовали ни рыбалка, ни охота, ни скотоводство, ни даже посиделки с друзьями; всё своё время он уделял либо псам, либо пище, либо сну. Без сомнений, Джон слышал плач спрятавшегося дитя. Виталий, как ни странно, тоже, но он являлся настолько рассеянной, бесцельной и разевающей рот на любую ерунду личностью, что каждый раз, когда ему приходилось стоять на стороже, он либо дремал, либо занимался доставляющими удовольствие вещами. Зимой старик кормил птиц хлебом, которого и так в деревне не доставало, весной - сажал деревья и помогал сажать необходимые растения, летом, соответственно, собирать, а осенью коллекционировал красочные листья, плел венки и продавал их на рынке. И хотя Виталий был со своими странностями, население любило его, отчего предоставило легкую работу в самой спокойной части местности, куда практически не суются даже сами жители за редким исключением. Он уже мало на что годился, поэтому его ставили пару раз в неделю и изредка подкармливали беднягу. Виталий за что-то зацепился, еще раз чихнув. Джон прошел несколько метров, подозрительно вглядываясь в кусты, видимо, обнаружив очень важную деталь. Так некстати торчал кусок ткани,кончик которой безнадежно бултыхался в грязной лужице. Женская фигура медленно подняла голову, прижатую несколько мгновений назад к коленкам. Пахло мужским потом. Она чувствовала, что теперь ей некуда бежать, ведь убедить человека в том, что ты не вор да еще и посреди ночи - действительно сложно. Её плечики невинно задрожали, и их хозяйка вдруг жалостливо захныкала. Крупные горячие слезы со звоном упали на лоб малыша, в этот момент успевшего уснуть с большим пальцем во рту. Незнакомка наклонила шею вперед, съежившись комком, чтобы визуально выглядеть меньше, но тут чья-то рука резко выхватила бедняжку за плечо, заставив привстать. Джона было не провести: — Ты что тут делаешь? — грубо спросил тот, толкнув несчастную в сторону. — Эй! — раздался свист, а затем последовал требовательный взмах руки. — Дуй сюда, смотри! Виталий заметно ускорился, поняв, что сейчас будет что-то интересное. Вытерев сопли об большой кулак, он медвежьей походкой приблизился к подозрительному объекту и, проницательно глядя на дитя, ткнул в него указательным пальцем. Незнакомка едва качнулась, хотя ребенка к себе так и не притянула. — Мда, вижу… — задумчиво протянул низкого роста мужчина, а затем кашлянул и заметно повысил тембр голоса. — Потерялась? Медленное покачивание головой из стороны в сторону явило в страннице новую тайну: из-под тугого полностью натянутого на лицо капюшона приоткрылся кусочек дивных шелковых волос, от которых пахло совсем не по-сельски, будто бы из другого мира. — Вам плохо? Ответа не последовало; вместо него лишь усилились жалостливые рыдания, заставившие двух местных жителей быть помягче. Впрочем, на собачника они не особо подействовали - тот жил уже как лет десять без женского внимания и любви, а потому превратился в такого черствого и безжизненного, напоминая чем-то холодный мрачный камень. Неподалеку послышались дурные шаги... — Да что ты с ней возишься, а? - Джон будто бы не обращал внимания на дрожащее хрупкое дело, а затем с силой вырвал спящего младенца из худых маленьких рук. Он предпочитал сначала действовать, а уж только потом выяснять. Особой реакции на это действие не произошло, однако отобрать добычу у воришки первоначально было не так уж и просто — ей надо было показать, что она неизменно будет за нее бороться. — Отпустите… Отпустите моё дитя… Моё дорогое дитя. — шепотом лепетала она, стараясь подавить неприятный комок в горле. — Вы его мать? — заботливо спросил Виталий. — Отдайте… Отдайте… Отпустите… — Она совсем с ума сошла, дура. Бродит тут по всей округе, говорит бессвязную речь. — Может быть…. Неспроста все это? Джон саркастичечки усмехнулся; затем недовольное выражение лица превратилось в гневное: — Кого дурачишь? Здесь все друг друга знают, а до следующей деревни отсюда чесать и чесать! - внезапно он рявкнул, отчего за стеной в курятнике, куда в конечном итоге загнали преступницу, всполошились недовольно куры. — Чей ребенок, отвечай! — Мой, мой… Джон плюнул, тряхнув головой. Мужчина был очень зол на три вещи: первая заключалась в том, что ему не дали отоспаться в заслуженный промежуток отдыха. Вторая же касалась сторожа - почему-то он ничего не делал и не хотел предпринимать насчет преступницы, будто бы так и должно быть, обыденная ситуация. Его тело напоминало тело моржа - такое же упитанное и ленивое, а характер оказался и того хуже: простодушный, но тупой как у новорожденного щенка, который не понимает ни команд, ни что с ним происходит. Третья - на вид женщина, непонятно для чего бродившая в тьме, да еще и с младенцем у непроступавшей груди, возможно, просто-напросто скрытой в лохмотьях. Сама незнакомка являлась низкой, маленькой, и если ее можно было бы с кем-то сравнивать, то однозначно с гномом, разве что, без бороды. Хотя точного ответа на этот счет дать невозможно: Джон еще не видел лица, поэтому любые выводы абсолютно глупы. Шаги приближались, и опечаленная фигура их слышала, словно манящий звук был доступен только ей. Она знала, что за опасность приближается за спиной и чего следует ожидать, однако в данный момент не понимала всего ужаса и отчаянно пыталась спасти свою шкуру от двух деревенщин, которые, пока что, только начинали выяснять стечения обстоятельств. Время не стояло на ее стороне, да и сам мир, казалось, тоже - оставалось только всеми силами продолжать спектакль, оттянуть от себя малейшие подозрения. Пока мужчины пытались выудить из бедняги хоть одно связное предложение, на улицу вышла старушка, чья голова была покрыта платком. — Тшшшш. — прошипела она, прислонив сухой палец к потрескавшимся губам. — Не видите что ли, у меня тут…кхе-кхе… Бабуля сильно с хрипом закашляла в кулак, заставив обратить внимание на себя всех трех. — Дед у меня спит… Клопы несчастные, чего шумите? Виталий почесал за ухом, а Джон был вынужден умолкнуть, хотя его внутреннее нутро холерика довелось до высшего пика. Он застучал зубами, в буквальном смысле разрываясь между помощью для старой бабки и пыткой для человека в плаще — настоящая дилемма. — Сейчас, сейчас уйдем, бабуля. — притворно запел тот, постараясь максимально прижать к себе дитя, чтобы спрятать его в одежде. — Аааа, да…. — задумчиво протянул Виталий. — Дело только одно надо доделать и всё. — Какое ж это дело-то? Уж утро скоро. Да и… Кто это? — старуха ткнула в бок фигуре, которая уже просто спокойно дышала. Она оглянулась назад и вдруг… На горизонте показалось то самое черное пятно то ли плывшее, то ли скользившее между деревьями, не оставляя за собой никаких следов.Зловещее, страшное и жуткое, оно начинало вызывать лишь панику, преодолеть которую оказалось нелегко. — А вот мы сейчас и узнаем, кто. — Как же, сынок? — Пусть снимает капюшон, нечистая дева! Джон и Виталий переглянулись между собой, а затем последний крепко схватил незнакомку за макушку, сжав за волосы. Однако совершить до конца данное действие он не успел — пришлось отдернуть руку из-за резкого удара по ней. — Ты что… кхе-кхе...Ирод этакий! Совсем с дубу рухнул? А если там сам Сатана окажется, он же наши душеньки-то раз и заберет! — Да нет там…. Ничего. — начал невинно оправдываться Виталий, почесывая больное место. Он бы и рад огрызнуться, да вот только уж слишком сильны были и поверия, и авторитеты старших. В конце концов, не было никаких гарантий, что за этим милым голоском не кроется настоящий дьявол, желавший принести в жертвоприношение малыша. Виталий сглотнул и его усики нервно задергались. Теперь он тоже слышал посторонние шаги и решил, что это черти прискакали на помощь. — Слушай, ты это… Того. Сам разберись, ладно? Не нравится мне то, что сейчас происходит. Да и ветер как-то усилился. — Ты что, струсил? — гневно спросил Джон, чувствуя себя абсолютно беспомощным в данной ситуации. Ребенка обратно отдать было невозможно, а попросить подержать охранника его на руках буквально несколько минут — и того хуже, уронит еще. Дети были очень ценны во всей округе, поскольку смертность была высокая, а рождаемость, наоборот, очень низкая. — Точно говорю тебе, сынок. Карлик перед тобой, уж даже я вижу. «Да идите вы все в баню» — подумал Джон и вдруг ощутил, как чьи-то крохотные нежные ручки растерянно заблуждали по его груди, словно ища чего-то. Сердце ненароком сжалось, и мужчина предположил, что какая бы странная фигура ни была, она наверняка его мать, родная мать, которую собачник хочет лишить навсегда из-за нелепого казуса. — Ладно… — медленно проговорил тот, отложив свое грозное звериное нутро в сторону. — Всё же, тебе, скорее всего, и так нелегко. Могу предложить скромный завтрак в дорогу… Но незнакомка не ответила ничего. Было слышно лишь ее порывистое тихое дыхание, которое с каждой минутой всё больше и больше учащалось. Темный силуэт исчез; исчезли и его пугающие шаги. Вот только легче от этого факта совсем не стало: наоборот, на мгновение всех окутал такой страх, что у Виталия и старухи бешено затряслись ноги. В уши въелся противный долгий писк, который теперь слышал каждый без исключения. — Милок…. Отведи старушку бедную домой…. Совсем я чагой-то стала, чудится глупость всякая… Точно дьявол проклял. Виталий кивнул, косо взглянув на Джона, а тот с перепугу уже даже не злился, застыв на месте. Бабка перекрестилась, тростью отведя Джона в сторону, как внезапно нащупала деревяшкой еще одно тело в разы меньше собственного. — Ирод! Ребенка отобрал у него! Вот поэтому-то я и с ума сходить начинаю. А ну… кхе-кхе…. Отдай, кому сказала! Не отдашь — утопим ведь его, отдадим на корм собакам. — завопила горбатая, одновременно кряхтя и кашляя. Едкий кислый запах пробирался в легкие и окружающие буквально задыхались из-за нехватки кислорода. Голова кружилась, пейзаж расплывался, двоился, троился, а сознание покрывалось клубами дыма, густыми и непроходимыми. Виталий подхватил старушку под руку, в то время как Джон осторожно, завернув в свою куртку младенца и, еле пошатываясь, протянул его вперед, чтобы мама успела схватить и спасти ни в чем неповинное дитя. Он поступил так скорее из жалости и сострадания к нему, чем к ней, поскольку не хотел его смерти по собственной вине. — Ну, не медли. Забирай и уматывай отсюда! Незнакомка с трудом держалась, чтобы не упасть и не уснуть. Её колотило и знобило, от ужаса она страстно желала припасть к земле и снова зарыдать, но на этот раз по-настоящему, от бессилия. — Я… Я…. — неразборчиво лепетала она, делая крохотные шаги назад и махая вытянутыми ладонями в отрицательном жесте в знак протеста. На мгновение фигура подумала, что слишком жестоко оставлять здесь бедняжку даже из всей ненависти к нему, однако надолго размышления не затянулись — она резко развернулась, оттолкнув дитя от себя. — Ты что делаешь, дура?! — из последних сил в след крикнул Джон в надежде облагоразумить предательницу. С незамедлительной скоростью та развернулась и пустилась наутек со всех ног, позаботившись исключительно о себе, через раз запутываясь и наступая на свой длинный помятый плащ. Догонять её было бесполезно: во-первых, на мужчине было две ноши: старушка и младенец, а, во-вторых, из-за этого густого нахлынувшего дыма слишком клонило в сон, возможно, даже в навечный… Но медлить было нельзя. Чёрт с ней, с этой ополоумевшей, её всё равно схватят на границе и арестуют, вот там точно никаких сюсюканий не предвидится. На крайний случай, разбудит другого сторожа или спустит с цепи пару-тройку собак - пусть догоняют. Они умные создания, просто так не набросятся, постараются привести чужестранку обратно. Главная цель на теперешний момент - спасаться и спасать окружающих. — Вита… Виталюшка… Бей в колокола, соберись, сделай хоть что-нибудь, связанное с твоей должностью. — Джон облизал мокрые губы и заметил, что дождь понемногу начал утихать. — Да я уже десять лет как не натыкаюсь на такие ситуации…. — плаксиво пробормотал тот, и вдруг раздался хлопок. В глазах у сторожа окончательно потемнело, и его тело безжизненно упало на землю. Больше оно не издало ни единого вдоха. Бабка разразилась диким криком, едва ополоумевшем от безумия, однако немного погодя женский сгорбившийся труп упал на мужской. Капли серых луж бегло расплескались по сторонам, превращаясь в тоненький скудный ручеёк, а небо словно затянулось еще сильнее в попытке вытиснуть грозную ночь. Примкнули к друг другу только двое: ослабший собачник да уже успевший окоченеть и простыть младенец, который тоже оказался в двух шагах от смерти. — Ну, ничего… Хоть ты выживешь, я знаю. — хрипло отозвался Джон, практически вслепую ища хоть что-то, что могло бы помочь или хотя бы временно обороняться до рассвета. Дождаться бы совсем немного: где-то вдалеке начинали виднеться знакомые силуэты, мчавшиеся на помощь. Джон изо всех сил старался не закрывать глаза - он предположил, что именно поэтому бедняги отключились, поскольку никакого физического объекта, сумевшего бы ранить и убить не было. Челюсть по неведомой причине словно замерзла, пальцы стали синими, правда хватку все равно не ослабляли, качая младенца вверх-вниз. Зубы, как ни странно, тряслись от пробежавшего по спине холода; лицо же, наоборот, слегка перекосило и воспылало жгучим жаром. Оставалось собрать силу в кулак и ждать, ждать, ждать… Затем все покрылось туманами. **** Впрочем, неизвестной нам фигуре фортуна тоже не улыбнулась. Предательница стремительно бежала, сверкая пятками и по-настоящему задыхалась от усталости. С каждым новым шагом она чувствовала поступающую к горлу слабость, мешающую ей двигаться по направлению к какому-то бирюзовому нежному сиянию, настолько тонкому, что невооруженным взглядом этот слой было бы очень сложно заметить. Страх сковал её сердце — вот почему оно так громко стучало, желая вырваться из груди. Вдруг незнакомка резко остановилась перед намеченной целью, а затем схватилась за сук дерева, чуть наклонившись вперед и переводя дух. В ускоренном темпе ее ладони в перчатках забродили по худому телу в поисках некой вещицы, которая могла бы пропустить хозяйку сквозь стену и которая… — Нет, нет, нет. — отчаянно забормотала фигура, твердо отказываясь верить в происходящее. — Неужели я её оставила там… Нет. Сбежавшая перерыла весь плащ, посмотрела под все рукава, обыскала платье, обувь и прочие элементы одежды — без толку. Потеряшка как будто специально испарилась, осталась вместе с этим глупым младенцем, словно отомстив за него и уничтожив какой-либо шанс покинуть данную территорию. Незнакомка пнула барьер в надежде, что сейчас от удара появятся глубокие трещины, но не тут-то было. Сияние лишь слегка завибрировало, окрасившись в более темный цвет. — Пожалуйста… Я прошу… — заскулил женский голос, а голова прижалась к препятствию. Теперь она готова была молить о пощаде, ползать по грязной земле, раскрывать свои карты, только бы остаться в живых. Та различала оттенок того самого ядовитого дыма, а потому сползла ничком вниз и крепко прижалась спиной к стене, испуганно мотая головой из стороны в сторону. Повеяло новым запахом — это убийца старался усыпить свою жертву. — Я слышу тебя… Я чувствую… — послышался злобный шёпот, а вслед за ним раздался кашель сидящей. Кислорода оставалось все меньше, зато странностей всё больше: что-то жесткое прикоснулось к голове, остановив ее движения. В последние секунды, когда стало понятно, что терять уже нечего, женская фигура протестующе рыпнула, не давая продолжать себя мучить дальше. Однако ничего в ответ не произошло. Наоборот же, хватка не ослабла, а усилилась, прочно держась за кусок ткани на макушке. Капюшон стал медленно сползать с лица к затылку, приоткрывая новые и новые очертания. Это сладостное действие можно было сравнить лишь с распечатыванием великой тайны, с разворачиванием фантика причудливой конфеты, со срыванием скрытой маски, под которую боялись смотреть окружающие люди… И, наконец, лицо полностью открылось. Хватка исчезла; жестокий хозяин безмолвно замерел от появившейся неожиданной картины. Добычей оказалась никакая ни старуха, ни бабушка, ни женщина, ни уж тем более мама — всё вранье. Добычей оказалась обычная дрянная девчонка, которая вскоре тоже потеряла сознание.