Angel Diaries

***

Аббат д’Эрбле решил остаться на пару дней в Амьене: по его словам, ему надо было обсудить некоторые дела с герцогиней, встретиться со своими старыми знакомыми и, конечно же, убедиться, что Теофилия удачно устроилась на новом месте. Я же подробно объяснила ему, как доехать до моего замка, после чего мы распрощались и отправились в путь. Дорога становилась все более разбитой, мороз усиливался, Мод приходилось держать корзинку с остатками отваров, сильно прижимая к себе, чтобы не выронить из рук; я же в какой-то момент не удержалась и при новой колдобине слетела со своего места, правда, прежде чем я смогла упасть, меня подхватили сильные руки графа и перетащили на сиденье рядом с ним. — Так будет надежнее, — пояснил он, а его рука обвила мою талию и прижала к себе. Какое-то время мы ехали молча. — С чего начнете свои поиски информации о наших опасных знакомых? — спросил он меня. — Проверю бумаги отца и братьев в кабинете, возможно, дядя просто не обратил внимание на странные записи, когда разбирал их, — пояснила я. Граф согласно кивнул. — Сегодня у вас будет насыщенный вечер, так что советую поведать сказку сейчас: потом может быть не до нее, — предложили мне. Я подумала, что он прав: приезд, осмотр замка, распоряжения для слуг, распаковка багажа — все это отнимет и внимание, и силы, к тому же воспоминания о прошлом меня могли захлестнуть, поэтому я согласно кивнула и стала пытаться вспомнить легенду или древний сказ. — Жил-был король, была у него красавица жена и дочь, — начала я повествование. — Дорогая, вы явно тяготеете к королевским лилиям, у вас они в каждой сказке, — сделали мне замечание. — Если вам не нравится, то я могу и не рассказывать, — обиделась я. — Ну, что вы, продолжайте, я весь во внимании, — граф поцеловал меня в висок и похлопал по плечу. — Так вот, королева должна была родить наследника, но во время родов она и ребенок умерли. Перед смертью она взяла слово с короля жениться только на женщине, которая была бы краше, чем она. Но король не мог найти такую кандидатуру. Однажды, доведенный до отчаяния, он увидел в саду свою подросшую дочь и решил, что краше, чем она не сыскать, поэтому жениться должен на ней... — Слушайте, такой пикантной ситуации в вашей сказке я не ожидал. Мне кажется, что вы перечитали мифов и легенд Древней Греции. Кстати, какие у вас были отношения с вашим отцом? — Оливье внимательно посмотрел на меня. — Прекрасные отношения, почему вы спрашиваете? Он любил меня, баловал, никогда не наказывал; если кто и был строг со мной, то это моя матушка, — я чувствовала себя неудобно, понимая, что в сказке получился довольно постыдный нюанс. — А после смерти вашей матери никто более вас не наказывал? — уточнили сей момент. Я кивнула. — Большое упущение, — с сожалением пробормотал граф. — Но вы продолжайте, ваша сказка удивляет с самого начала, — подбодрил меня мой собеседник. — У принцессы была фея-крестная, которая, видя, что король не отступается от губительной связи, посоветовала девушке заказать три прекрасных платья: голубое, как небо, золотое, как Солнце и бледное, как Луна. А потом — попросить шкуру любимого осла короля, который был золотистого цвета. Правитель настолько был безумен, что пошел на это. Тогда принцесса решила сбежать: она надела шкуру осла, измазалась в грязи и навозе и убежала. — Как это по-женски — пополнить свой гардероб за чужой счет, а только потом отбыть, — усмехнулся граф. Я сердито на него посмотрела, он замолчал, а я продолжила. — Она сбежала в соседнее королевство, нанялась работать на ферму — кормить свиней. Девушка была настолько грязной, что ее поселили отдельно, в чулане. Однажды принц проезжал мимо, и, возвращаясь с охоты, захотел пить; заехал на эту ферму, и, пока ему искали достойное его питье, он пошел гулять по ней; набрел на каморку принцессы и увидел в замочную скважину ее в прекрасном платье. — А для кого принцесса переоделась, если была в комнате одна? — не понял граф. — Для себя. Женщины иногда любят одевать красивые вещи для себя и наслаждаться ими, — пояснила я. — И вы тоже? Я кивнула в ответ. — Да вы тайная кокетка и модница! — усмехнулся Оливье. — Это плохо? — спросила я. — Нет, это вполне нормально, — отозвался мой собеседник. — Но продолжайте же. — Принц стал расспрашивать о девушке, но понял, что на ферме ее знают как грязную сироту. Он вернулся к себе во дворец и заболел, так возжелав эту красавицу. Лекари пытались его лечить, но он отверг их, заявив, что пирог, который испечет данная девушка, его исцелит. Однако она должна была принести ему его во дворец — Вы умеете готовить? — спросил внезапно граф. — Нет, но пару раз я была на кухне в нашем замке и видела, как делают блюда на Рождество, — честно ответила я. — Вернемся, и вы должны будете научиться готовить для меня некоторые простые блюда, в еде я не привередлив, — известил меня мой собеседник. — Зачем? Для готовки ведь есть слуги, — не могла понять я. — Ну, иногда мне хочется, чтобы и жена проявляла обо мне заботу, а не только они, — мне попытались объяснить, я сделала вид, что сказанное дошло до моего сознания. — Но если вы мне такими грязными руками, как девица из вашей сказки, испечете на стол пирог, то вас будут ждать большие проблемы, — добавил он наставление. — Она испекла угощение, но во дворец ее не пустили, так как ее одежда была грязной. Затем принц съел пирог и поправился; он заявил, что жениться на той, которой подойдет кольцо с его мизинца. — Позвольте мне закончить сказку, — вмешался граф. Я вздохнула, понимая, что чуду придет конец, и кивнула. — Кольцо подошло дочери герцога — опрятной и с изящными руками, он на ней женился, а ваша принцесса долго не прожила в грязи, она заболела и умерла, а ее отец сошел с ума. Вы мораль усвоили? — Чаще мыться? — попробовала угадать я. — И это тоже, но еще — думать головой, а не полагаться на советы странной женщины, которая рекомендует вам ходить в грязной ослиной шкуре. Я откинулась на подушки сиденья. — Вы в каждой моей сказке вставляете такой плохой конец... — прошептала я. — Дорогая, жизнь не сказка, и чем раньше вы это осознаете, тем проще вам будет жить, — меня поцеловали в висок. Остальную часть пути мы провели молча, изредка обмениваясь фразами о погоде да о землях, по которым едем. Приехали мы в мои владения вечером; месье де Ла Фер теперь рассматривал свои новые угодья с большим интересом, признав затем, что деревушки, городок и мой замок выглядят добротными, даже опрятными. Мой замок был небольшим, но его вполне устроил. Управляющий был рад нашему визиту, который был для него неожиданным, однако месье Лемель быстро стал приказывать слугам растопить камины в комнатах наверху и разобрать багаж. Графа я представила как нового хозяина земель и моего будущего супруга. Вскоре нам быстро накрыли на стол, поставив отличное вино для графа, а для меня — мой любимый сидр. Мой спутник внезапно выказал желание поговорить с поваром, вскоре после чего он вернулся за стол. — Вы захотели особенное блюдо? — спросила я. — Можно сказать и так. Пирожные с кремом для вас. В течение часа будут готовы, — пояснил он мне. Я улыбнулась, удивляясь такой заботе обо мне и снятию запрета на сладкое. — Вы можете выбрать любую из спален, которые занимали мои братья или отец, — обратилась я к нему. — Какая из них ближе к вашей? — Спальня Луи, — ответила я. — Отлично, ее я и займу. После ужина нам нужно будет поговорить, — тихо сказал он, я кивнула. Однако после стола он куда-то удалился, я же поднялась к себе и, подготовленная ко сну Мод, захотела лечь спать, когда мой будущий супруг спокойно вошел в мою опочивальню. В руках он принес блюдо с пирожными, которое поставил на столик в моей комнате; он повернулся в мою сторону и улыбнулся: — Обещанный подарок за сказку, — пояснил он. — Но это будет потом, а сейчас вам предстоит наказание в виде порки. Я уставилась на него. — Вы же не можете серьезно утверждать, что изобьете меня, — я испуганно прошептала. — Я не собираюсь вас бить, а просто выпорю, кстати, церковь рекомендует это делать, дабы укрепить брак, — возразил граф. В это время в дверь постучали: это был Гримо. Он передал своему хозяину кнут, которым стегают норовистых лошадей, и розги. Его хозяин кивнул, приняв предметы, после затворил за ним дверь, повернув в замке ключ. — Сударыня, выбирайте: кнут или розги? — Вы ненормальный! Немедленно выпустите меня. Я закричу! — я кинулась к двери, но сильные руки меня остановили и слегка подтолкнули к кровати. — Будете шуметь — привяжу к кровати, воткнув в рот кляп из моей перчатки, — холодно пригрозили мне. — Вы должны понимать, что за проступки несут наказание, начиная с подслушивания в домах герцогов и заканчивая сценами глупой ревности. К тому же на ваши крики сбегутся слуги; вы хотите, чтобы они лицезрели вас в непотребном виде и позе? — Мы не женаты, — всхлипнула я. — В глазах закона союз заключен. Не все так страшно, уверяю вас. Так чем пороть? Зажмурив глаза я кивнула на розги. — Мудрый выбор, сохраните свою бархатистую кожу, — с этими словами меня заставили лечь на живот, на кровать, под бедра подложив маленькую подушечку и задрав затем мне сорочку. Я почувствовала, как спина начинает краснеть от этого унизительного положения. Меня погладили по шее, успокаивая, а затем внезапно опустили розгу на самое мягкое место. Я взвизгнула. — Тихо, не надо будить весь дом; учитесь терпеть небольшую боль. Вы кричите больше от страха и обиды, — услышала я сердитый голос рядом со своим ухом. Далее последовали удары, я старалась сдерживаться, их можно было терпеть, но горечь от унижения переполняла меня. Я заплакала, уткнувшись в одеяло лицом. — Ну что вы, я порю вас вполсилы, — меня погладили по спине. — У вас всего лишь слегка покраснела кожа. Тем не менее, розги убрали. Меня заставили нормально сесть, я глотала слезы обиды и, отчасти, злости. — Как вы смеете, как вы могли, это так, так… — слезы прервали мой поток возмущения. Граф вздохнул, достал из-за рукава платок и вытер мне лицо, после подошел к тарелке с пирожными, там лежал небольшой нож, коим он стал резать одно из них на маленькие кусочки. — Сударыня, ничего страшного не произошло, теперь вы знаете, что за проступком следует наказание, и подумаете, прежде чем, скажем откровенно, флиртовать. Но я говорил и про награду — десерт к вашим услугам. Он наколол кусок пирожного ножом и поднес мне ко рту. — Открываем ваш прелестный ротик... — я попробовала отобрать нож, но меня слегка ударили по рукам. — На данный момент будете есть с моих рук, — поступила холодная команда. — Я могу порезаться, — прошептала устало я. — А вы осторожно это делайте, я как-то упустил из виду ложку, а спускаться ради столовых приборов вниз уже не стану. Неужели вы не хотите это угощение? Я осторожно зубами взяла кусочек; угощение было сладким, с густым кремом. Мне осторожно были скормлены кусочки сладкой выпечки. — Я думаю, что вы захотите запить этот десерт, — он указал на бутылку вина, которую, оказывается, принес Гримо с кнутом и розгами. — Жалко, кружки нет, но пейте с горлышка, сударыня. Мы одни, и правилами этикета можно пренебречь, — мне подали открытую бутылку. — Оно ведь крепленное, — я с сомнением посмотрела на предложенное вино. — Конечно, прекрасное бургундское, давайте, сделайте глоточков пять. — Это же пол бутылки, я опьянею, — я с подозрением смотрела на графа. — Ну и прекрасно, захмелеете — быстрее заснете, — указали мне на плюсы состояния под винными парами. Я вздохнула; во рту было сладко от крема, и жажда становилась довольно сильной. Пить я начала небольшими глотками; когда большая часть вина была поглощена, я почувствовала сильную усталость и зевнула. Вино забрали у меня и проследили, дабы я легла в постель. Но бдить за моими действиями не стоило: переживания этого дня навалились каменной плитой на мои хрупкие плечи, и, стоило мне коснуться головой подушки, как я погрузилась в сон, сквозь дрему поняв, что меня заперли в комнате. На следующее утро дверь кто-то открыл, незаметно для меня, вскоре ко мне пришла Мод помогать одеваться. Она увидела сквозь тонкую сорочку покрасневшее место после наказания, к тому же когда она нечаянно дотронулась до него, одевая на меня юбки, то я вздрогнула. — Госпожа, если болит, то я могу сбегать к местной знахарке за мазью, она ее знатно готовит и следа не останется, — услужливо мне предложили. Тут же я представила, как Мод в красках рассказываете своей подруге, мамаше Таже, для чего эта мазь, а в конце дня уже все графство будет знать, что произошло в спальне. — Нет, спасибо, я думаю, все само пройдет, — ответила я мрачно и села возле зеркала, ожидая, что меня причешут. — Вам так идет это темно-синее платье из бархата, я уверена, месье графу вы в нем понравитесь, — служанка осторожно чесала локоны, наблюдая за моей реакцией. — Месье графу абсолютно все равно, в чем я хожу, хоть в рогоже, — прошипела я, хотя мои слова были далеки от истины. — Госпожа, не переживайте, в браке люди иногда ссорятся; меня мой покойный супруг часто покалачивал за пустяки всякие, да так, что руки по локоть синие были, и ваш отец, бывало, отчитывал вашу матушку, весь дом выслушивал. Это нормальное явление, — Мод старалась меня подбодрить. — Навряд ли мой отец порол свою жену, — обиженно заметила я. — Насчет этого не ведаю, чем они занимались за закрытыми дверьми в спальне, но знаю одно: ревность была у них обоюдная. Я удивленно на нее воззарилась. В моих воспоминаниях они были учтивы друг с другом и никогда не позволяли себе излишние эмоции при нас. Однако затем подумалось мне, в детстве я могла не обращать внимание на какие-либо аспекты их поведения. Удивила же меня близость Луи и зрелой, опытной герцогини, хотя если рассудить, то все было естественно и предсказуемо. Думая о том, как много раньше я не замечала, я спустилась на завтрак вниз, граф уже восседал во главе стола и встал мне навстречу, дабы проводить к месту, которое он выбрал для меня за столом, к себе поближе. — Вы мрачны и бледны, наверное плохо спали? — учтиво спросил он меня, когда слуги расставляли последние блюда перед нами. — Да, кошмары мучали, — посмотрев на него исподлобья, ответила я. — Поделитесь? Говорят, если рассказать становиться легче, правда, чтобы сон не сбылся, вроде еще левую руку надо до крови полоснуть, но я думаю, что рассказа вполне хватит, — Оливье внимательно посмотрел на меня.  — Мне приснилось, как варвары издеваются над непорочными девами, — произнесла я, стрельнув в его сторону глазами. — Это скорее всего к снегопаду, — прояснил мой собеседник. — И поменьше читайте эти мифологические непристойности на ночь, надо будет положить в вашем изголовье Библию. Кстати, Рене завтра прибывает, наверное с герцогиней, — ответил граф. — У нас достаточно свободных комнат, скажу, чтобы их подготовили, — я дожевала булочку с маслом и хотела взять кусок пирога с кремом, который аппетитно до этого ел месье де Ла Фер, но он легонько ударил меня по руке и отодвинул блюдо: — Вам нельзя: месяц запрета, — я обреченно вздохнула. — Я поеду с управляющим осмотреть земли, что вблизи замка, к обеду вернусь, а вот вас с собой не зову: ни к чему вам мерзнуть на холоде, вы и так свои владения не раз видели. Так что, сударыня, займитесь делами домашними: уборкой замка, проследите за приготовлением обеда — в общем, исполняйте функции знатной сеньоры, которая ждет домой своего господина, — после этих слов я слегка покраснела, вспоминая, как вчера ночью этот господин обращался со мной. Однако особо дел в замке для меня не нашлось, годами отлаженный механизм работы в нем не давал сбоя. Какое-то время я просто бродила по комнатам, вспоминая свою жизнь здесь до несчастий, затем вспомнив об одном деле, поспешила в спальню своих родителей. Она располагалась в отдельном крыле, которое сейчас пустовало; открыв ключом комнату, я вдохнула: сыроватый, затхлый запах витал в воздухе. Ее видимо редко проветривали. Здесь все было, как и при жизни матери; после ее смерти отец переселился в спальню, поближе к нам с братьями. Здесь же и располагался тайник; незадолго до смерти Луи отвел меня сюда ночью и показал это место, заставив пару раз самостоятельно его найти и открыть. Я прикрыла дверь и опустилась на колени возле погасшего камина; отсчитав нужное количество половиц, надавила на одну из них в полу, и под руками отъехала в сторону крышка, замаскированная под остальное дерево. В полу возникла глубокая полость; я внимательно изучила ее, прежде чем лезть, но кроме клубов пыли и паутины ничего опасного не увидела. Осторожно я вытащила большую шкатулку, она была старой и довольно тяжелой, под ней лежали несколько стопок старых листков, перевязанных ленточками — важная переписка, которую я тоже забрала. В это время мне почудились тяжелые шаги поблизости и чье-то дыхание. Я резко выпрямилась и осмотрела комнату: никого не было, но у меня возникло чувство, что за мной подглядывают, сверля мою спину взглядом. Осознание того, что я одна в заброшенном крыле и слуги про мой поход сюда не знают, пришло довольно быстро и, подобно ушату холодной воды, вывело из-за задумчивости. Где-то заскрипели половицы под тяжестью тела, совсем близко. Я быстро схватила шкатулку, бумаги, увы, тащить все это было тяжело, а шаги в гардеробной спальни, как и какие-то движения, я слышала все более отчетливо. — Госпожа, вот вы где! Хорошо, что этот сорванец Гийом видел, как вы пошли по этому коридору. Я нашла пару платьев мадам виконтессы в очень хорошем состоянии, вам надо примерить, как мы и договаривались ранее, и выбрать, какое я должна подогнать, — Мод зашла в спальню. — О, что это у вас, дайте помогу! Негоже вам тяжести таскать, месье граф будет недоволен. Служанка взяла тяжелую шкатулку, и мы быстро покинули комнату. В своей спальне я почувствовала себя в безопасности; сказав служанке, что примерка платьев переносится на вечер, я решила разобрать переписку. Тут были письма моих родителей друг другу, полные любви и нежности, видимо, они переписывались до свадьбы; тут были длинные послания из Венеции с местными сплетнями, написанные хоть и на французском языке, но с дикими ошибками, однако мое внимание привлекли странные письма на итальянском и испанском. Они были адресованы моей матери и их отправителями были мужчины с именами Джованни и Алонзо. Письма были полны странных намеков и недосказанностей и явно были не от родственников, так как содержали стихи, полные признаний в любви и посвященные моей матери. Я задумалась: неужели у мадам де Бельфор были поклонники, с которыми она поддерживала тайную переписку и после замужества? Это казалось нелепицей, к тому же она не стала бы хранить эту переписку в тайнике, о котором знал ее муж, да и продолжать сие постыдно, она бы не посмела это делать. Но слова на бумаге говорили о другом: тайные свидания, воспевание изгибов ее тела... Когда я читала это, мне казалось, что меня облили грязью и выставили перед всеми. Моя мать была блудницей и изменяла мужу. Эта мысль, словно раскаленное железо, врезалась в мою голову; ошарашенная, я села на кровать и уставилась на написанное. Первое желание было их сжечь и помыть с щелочью руки, но здравый смысл успел это остановить: письма хранились, о них знал брат, он, конечно же, прочитал их и оставил. Значит, была весомая причина для этого. Я аккуратно их заново перевязала лентой и решила положить на дно шкатулки. Но этот древний ларец предстояло еще открыть. Ключ от него был прикреплен ко дну, он плохо вставлялся в замок, тот видимо проржавел от сырости, мне пришлось приложить усилия, прежде чем провернуть его и услышать щелчок. Внутри лежало множество бархатистых черных мешочков, которые защищали украшения от повреждений. Я стала их развязывать и рассматривать содержимое: браслеты, серьги, бусы, диадемы, подвески — все это выглядело дорогим и старым. Один из мешочков был алого цвета, и в нем лежало колье; оно, упав ко мне на колени, вызвало восторг своим видом: огромные сапфиры в золотой оправе, сделанные в виде трех больших роз. Взяв его в руки, я увидела, что доселе темные и мутные камни стали светлеть, становясь яркими и насыщенно синими. Желание надеть это украшение было непреодолимым, я подбежала к зеркалу и сделала сие. Но любоваться прекрасными камнями на моей шеи мне пришлось недолго... Внезапно я почувствовала, как меня охватила сильная волна жара. Она разлилась по всему моему телу, делая невыносимым нахождение в одежде. Я с удивлением посмотрела на практически потушенный камин, и вскоре поняла, что жар был внутренний. Следующая волна была болезненной, но сладостной истомы, которая скрутила мое тело, заставив застонать и упасть на кровать. Я попыталась сорвать колье, оно было как раскаленное железо, волны странного жара исходили от камней, но застежку заело и, как бы я не дергала ее, все было бесполезно, меня охватила паника. Тем временем странное чувство, которое гнали эти волны, охватывало мой разум и тело все сильнее. В районе паха у меня запульсировало нечто сильно и болезненно, я свела неосознанно ноги, вызвав сильную судорогу с не менее сильной неудовлетворенностью. Мое сердце бешено колотилось, жар стал невыносим, я поняла, что схожу с ума, когда услышала треск материи, и до моего сознания дошло, что я рву на себе платье, начиная с лифа. То, что творилось с моим телом, было греховно, грязно, такое, наверное, проделывали только непотребные девицы, но я не могла остановить это наваждение. Я попыталась позвать на помощь, но услышала только свои частые стоны: крохи моего разума растворялись в сильном желании, которое было мне навязано. Я металась по кровати, стараясь справиться с собой, где-то на границе сознания понимая, что некоторые мои манипуляции вызывают еще большее постыдное желание, я уже смирилась с сумасшествием. Сквозь свои стоны и всхлипы я услышала шаги; кто-то вошел в комнату, выругался, что-то упало, ко мне подбежали: — Черт побери, что с вами? — услышала я испуганный голос графа. Собрав свои силы я прошептала: «Колье снимите», после чего волна страсти заставила меня буквально выгнуться. Мужчина со всей силы дернул украшения на себя, сорвав его вместе с моим воротником. Я хватала воздух ртом, лежа на кровати, лоб мой был в испарине, лиф платья был разорван полностью, вместе с сорочкой, и моя голая грудь явилась миру. Граф накинул на меня одеяло и пошел к шкафу, стоящему в углу комнаты, где хранилось белье. Мне всучили чистую и новую сорочку, перевернув на живот, сняли корсет, стянули останки моего одеяния, которое упало на пол; я в это время всхлипывала от страха и унижения. — Вам помочь одеться? — учтиво спросили. Я стояла, закрывая грудь руками, и отрицательно затрясла головой. — Черт, у вас вся шея и ниже расцарапано, — граф указал на глубокие борозды от моих ногтей; на фоне белой кожи они выглядели рубиновыми нитями. — Тише, я сейчас пришлю Мод, — он быстро вышел. Вскоре в комнату вбежала служанка, в руках у нее была тряпица и миска с чистой водой. Мои раны промыли, Мод принесла густую и пахнущую камфарой мазь, которой намазала царапины; все это время я лежала на кровати, всхлипывая. После на меня осторожно надели белье и я заползла под одеяло. Меня трясло, служанка как-то странно на меня смотрела. В спальню вернулся Оливье. — Нужно дать вашей госпоже что-то успокаивающие, — заметил он, поглядев на меня. — Отвар мяты? — предложила Мод, тот согласно кивнул. Женщина быстро вышла из комнаты, оставив меня с ним. Граф нагнулся и подобрал ожерелье, которое снова потускнело и валялось на полу. — Это все началось после того, как вы примерили сие? — он спросил меня, с любопытством рассматривая его. — Да, я чувствовала нечто странное, мое тело делало тоже что-то непонятное и, наверное, греховное, — прошептала я. -Мне стыдно и страшно, — я расплакалась. — Ну, не стоит заниматься самобичеванием. Вы не желали это делать, а эти камни возымели над вами вверх. Если бы я не видел, как они светились на вас, то в жизнь бы не поверил. — Я проклята, наверное, теперь? — тихо спросила я. — Не думаю, — меня попытались успокоить. — Где вы вообще взяли это колье? — В шкатулке с семейными ценностями, — я указала на открытую шкатулку. — Тогда все нормально, я не думаю, что ваши родные стали бы держать при себе проклятые вещи. Хотя об этих камнях стоит узнать поболее. Может, в вашей библиотеке что-нибудь будет? — я согласно кивнула. Вскоре мне принесли отвар с медом, граф проследил, чтобы я все выпила и заявил, что этот день я проведу в постели. — Вам надо поспать, вы перевозбуждены, и это видно невооруженным глазом. — Правда? — Да; зрачки расширены, глаза блестят, руки трясутся, а дыхание сбито, — перечислил он. — Я могу умереть?.. — прошептала я. — Уже нет, — меня успокоили. Оливье снял плащ, камзол, сапоги и лег рядом со мной; он притянул меня к себе, гладя по волосам. — Засыпайте, — услышала я настойчивый совет. — Я не могу, все внутри дрожит. Может, если вы расскажите мне сказку, то меня сморит сон? — Увы, сударыня, но по возрасту я далек от детства, поэтому сказок не помню. — Дядя говорил, что вы жили в Париже, наверное, видели много чего интересного, можете про это рассказать... — предложила я. — Вам интересны старые сплетни? — удивленно спросил граф. — Меня всегда интересовала жизнь других людей, — я пожала плечами. — Ну, один мой друг решил последовать новой моде пить шоколад; он устроил званый ужин, куда пригласил весь мушкетерский полк, где я служил, к счастью, тогда я был болен и не мог прийти, а заранее он послал слугу купить эти дорогие бобы, коими надо было угостить его друзей. Слуга, видимо, решил сэкономить, присвоив себе остаток монет и купил не пойми что, которое мой друг, по незнанию, принял за деликатес. Эти самозваные бобы потерли, сварили, подали людям. Некоторые, кто раньше пробовал шоколад, удивились иному вкусу, другие же, по скромнее в средствах, подвоха не заметили. Затем у всех через час скрутило животы, и целую неделю данная рота лечилась от страшного недомогания. — Какие опасные в Париже могут быть приемы! — воскликнула я. — А еще что-нибудь интересное знаете? — Ну, я слышал, что одного знатного вельможу полюбили две дамы, он не мог выбрать, а они не желали уступать: он был богат и со связями; тогда дамы, облачившись в мужские платья, устроили дуэль до первой крови. — О Боже, одна убила другую из-за мужчины? — изумилась я. — Да нет, просто оцарапала ей руку, но об этом говорил весь Париж, и любовнику все завидовали. — Вы бы хотели, чтобы я дралась за вас на шпагах с соперницей? — Дорогая, если вы такое устроите, то вас будет ожидать длительная порка, — предупредили меня. — Не беспокойтесь, я даже шпагу нормально не умею держать в руках. — Это так радует, — с сарказмом ответили мне. — К тому же те дамы были просто куртизанками, а вы девица из хорошей семьи, дочь виконта. — А как становятся куртизанками? — спросила я. — Вас заинтересовала эта сфера деятельности после примерки колье? — с издевкой уточнили у меня. — Нет, просто, все о них говорят, по-разному относятся, мне стало интересно, почему туда идут женщины, — возразила я. — Как правило, дамами легкого поведения становятся бастарды, дворянки из обедневших семей, попавших в тяжелое положение, либо опозоренные, те, кто не сберег себя до свадьбы. Это довольно денежное ремесло, но не благовидное, — пояснил граф. — Но вам это не грозит, вы через месяц выходите замуж. — Может, еще что-нибудь расскажите? — попросила я, зевая. — Ну, большая часть слухов довольно пикантна. Вам не стоит это знать, — было видно, что графу эта тема неудобна и неприятна. — Я же не смогу уснуть... — пробормотала я, но отвар начал действовать, мои глаза закрылись, и я упала в объятия Морфея. Проснулась я вечером; Оливье не было в спальне, дверь была открыта. На ватных ногах я пошла, чтобы ее затворить, и тут в конце коридора, ведущего в заброшенное крыло, я увидела отсвет от свечи. Мне стало интересно, кто там бродит, и я направилась в ту сторону, ступая, как можно тише. Отсвет меня манил, точка огонька свечи время от времени останавливалась, словно ожидая моего приближения, и тут же набирала скорость. Когда я подошла к спальне родителей, то увидела, что дверь распахнута. Ступая на цыпочках по пыльному полу, я зашла в комнату, которая на первый взгляд казалась темной и пустой. Однако резко захлопнувшаяся дверь, позади меня, опровергла сей факт. Я медленно повернулась и уперлась в дуло пистоля, который был приставлен к моей груди. — Не рекомендую орать, мадемуазель, — холодно произнес голос Огюста, кузена Цезарии. — Конечно, если вы не хотите заполучить парочку аккуратных дырок в своем тщедушном теле. — Что вы здесь делаете? — прошептала я. — Долго рассказывать, к тому же здесь и небезопасно это делать, — он внезапно ударил меня по затылку рукоятью пистоля, после чего я провалилась в темноту забвения.