Чьё-то несчастье

— почему ты постоянно пытаешься от меня уйти? — не сдерживаюсь и, практически вылетев из машины, кричу вслед, ведь он успел достаточно далеко отойти. Тутже понимаю, что звучало это слишком громко и очень странно, если учитывать все мое поведение и отношение к Глебу, которое я не скрывала. Сама пугаюсь содеянного, не зная, что делать дальше, я даже представления не имею, что буду говорить потом и как объясню свой вопрос. Немного растерялась, тутже заткнувшись, потому что непослушный язык так и норовил продолжить мою речь, правда мозг сам еще не осознал, что я хотела бы добавить. Даже назад попятилась, будто я маленький зверек, загнаный в угол и не знающий куда бежать. В то же время, пытаюсь не подать виду, что мой же вопрос ввел меня в такой шок, нервно убираю за ухо прядь волос, упавшую мне на один глаз. Может из-за ветра, с может из-за моего быстрого перемещения. Начинаю бегать взглядом, иногда поглядывая и на спину блондина, который кстати останавливается и медленно поворачивается ко мне. Я еще не видела его лица, но, как мне кажется, я чувствую все его эмоции и на его замечательном личике сейчас должна красоваться та самая самодовольная улыбочка. И я вот чувствую и всем, что во мне есть, понимаю, что лучше бы мне было сейчас остаться в машинке и спокойненько молчать в подушечку, прикрывшись одеялком и ожидая снов. Лишь бы не видеть его глаз и не доставлять ему такое удовольствие, показывая свою слабость, не слушать никакие слова в мою сторону и не видеть ухмылки. Но что сделано, то сделано и деваться мне уже некуда. Остается только верить, что издеваться надо мной и подкалывать меня он не станет, а просто ответит. Залезть в его машину и закрыться там, спрятавшись от его взгляда в его же одеяле, будет еще странней, чем мой вопрос даже. — сама же сказала, что видеть меня не хочешь — тихо, спокойно, ни единой нотки издевки, ну допустим, что это просто ответ, а не что-то иное. Он повернулся, но сделал только один шаг в мою сторону, оставляя достаточно большое растояние. Хорошо, что хоть не зажимает и не вводит меня в панику окончательно. А ведь самое главное — его эмоции! Замечаю, что та довольная улыбка, которую я так боялась увидеть на его лице, была несколько секунд, ну ее не могло совсем не быть, это же Голубин. Но он, почему-то, повернувшись, тутже прячет ее, стараясь как можно незаметнее скрыть от меня. На ее место приходит маска удивления. Да именно удивления, дак еще такая искренняя. Поднятая бровь, руки в карманы, покачивание головой, и никаких ухмылок. Как там говорят? Оскар ему дать? Конечно. Сейчас же. Ему меня жалко, поэтому старается не издеваться? У меня просто нет другого объяснения таким поступкам. Тот Глеб, которого я узнала в универе, ни за что не упустил бы возможности поиграть с мной и моими эмоциями, показывая свое превосходство во всем. Что с ним такое? Зачем он так себя ведет? — и с чего же это вдруг ты стал считаться с моим мнением? — мой страх испаряется куда-то. Просто в миг улетучивается и появляется возмущение. Язык развязывается, а я размахивая руками, продолжаю практически выкрикивать свои вопросы. — раньше тебя вообще не волновало, что я говорю и чего хочу. Ты просто брал и делал, что ТЫ хотел, затыкая мне при этом рот. Ты ни за что не упустил бы возможности самостоятельно запихать меня в эту гребаную машину, особенно против моей воли, о да, ты же это так любишь! Затащить меня куда-нибудь, чтобы мы остались там вдвоем, удерживать, чтобы поиграться на моих эмоциях, попугать меня своими угрозами, а потом сказать, что тебе это просто нравится и прекращать ты не собираешься. Да, именно так. Ты ведь у нас тут самый главный во всем. А как же! Да уж, дыхания надолго мне не хватает, я никогда не была выносливой, поэтому я замолкаю и делаю несколько больших глотков воздуха. Он сейчас такой свежий, прохладный. Ночь все-таки, лес. Глеб молчит, продолжая удивленно смотреть на меня и выслушивать мои крики с претензиями. Это молчание длилось пару секунд, пока я вдыхала. — а что теперь? Ты весь день пытаешься уйти от меня или уехать подальше, лишь бы рядом долго не находиться. Когда это ты вдруг перестал делать, все что ТЕБЕ захочется, не спрашивая никого вокруг? Зачем ты себя так ведешь? Изменился? Не думаю, что такие как ты вообще способны меняться — наверное, моя последняя фраза звучала обидно и слишком грубо… но он же не в курсе, что мне рассказали про то, какой он весь хороший. Поэтому обижаться не должен. Я все сказала, что пришло мне в голову в этот момент, что хотела ему высказать или просто, что меня тревожило. Теперь мне стало легче, будто я сбросила все свои проблемы и переживания и стала полностью свободной. Я облегченно выдохнула, окончательно замолчала, прикусив язык и отведя от него взгляд на последнем слове, а ведь и правда не хорошо звучит… я не достаточно его знаю, чтобы бросаться такими высказываниями в его сторону. Остается верить, что он не станет заострять на этом внимания, а подумает об остальных моих словах, закрыв на это глаза. — хм — смешок, ухмылка, кивок головы в сторону, что-то мне подсказывает, что не станет он сейчас глаза закрывать и думать о моих словах. Становится немного некомфортно. Предчувствие какое-то непонятное внутри… даже страшновато стало, когда он начал медленно малюсенькими такими шажками двигаться в мою сторону и все ближе подходить ко мне, держа руки все также в карманах. Что-то подсказывает, просто кричит изнутри, что не к добру эта его интонация, эти действия и взгляд, который теперь прожигает меня целиком, заставляя потихоньку так сжиматься с его приближением, все больше и больше, хотя свои глаза поднять на него я все еще не решаюсь. И не скоро решусь. — хочешь, чтобы я снова угрожать начал, да? Приставать, лезть, ругать, лапать? — почему от его слов зажиматься и прятаться хочется еще сильней? А он ведь еще и паузы выдерживает, такие длиные, чтобы я все слова в голове на несколько раз прокрутила, чтобы воображение не раз представило это все, чтобы мурашки на моем теле под его одеждой пробежать успели. — не нравится, когда забочусь постоянно? Помогаю ей, добренького и хорошенького из себя строю? Не нравится?! — теперь уже и голос повышает, прикрикивая и слегка наклоняясь, чтобы быть на уровне моего лица — Насилия тебе не хватает, чтобы успокоиться? Да? Дак я его тебе устрою, деточка, не переживай, что же ты. Разводит руками, показывая, что готов. Вот только к чему и зачем, даже думать не хочу. Боюсь. Вот сейчас я точно боюсь. Ведь он злится, точно злится, но сдерживает себя всеми силами. Вижу, как сдерживает, чтобы не придушить меня сейчас же на этом же месте. И ведь есть за что. А я уже спиной к машине прижата и отступать мне некуда, еще шаг и он будет рядом, совсем рядом. — попросила бы сразу, зайка, — стоп что? «Зайка» звучит так тихо, нежно, что я остаюсь в некотором замешательстве, но длится оно недолго, потому что за спокойным его голос сменяется тихим, но грубым и каким-то резким с внутренним рычанием — сказала бы «Глеб, мне не хватает твоей грубости — резко дергает за руку, полностью поворачивая к себе, заставляя поднять голову и немного вскрикнуть от боли, ведь запястье не хило так зажато в его крепкой хватке и поднято выше плеч — Хочу, чтобы ты меня запугивал пошлостями» — второй резкий рывок и моя вторая рука оказывается в той же ловушке. За всю его речь от меня ни слова, только тихие вскрики «ай», когда Глеб решает, что-то со мной сделать. Теперь даже отвернуться от него не остается возможным, мои запястья в его руках подняты и находятся на уровне моей головы. Тутже меня со всей силы впечатывает в машину, прижимая всем корпусом и руками, которые прижаты теперь пуще прежнего. Как оказывается может быть плохо если ты низкая, а машина высокая. Зажмуриваюсь от боли и неожиданности. Чувствую себя распятой на кресте, вот только этот крест — машина и на мне не цепи, а Голубин. — или как ты там это называла? М? — риторический вопрос, как некое новое издевательство. Он с каждым словом все ближе лицо придвигает ко мне, продолжая рычать, я же только зажмуриваюсь и щекой в стекло упираюсь, пытаясь увернуться от него. Стоит ли вообще говорить о том, как вздулись и пульсируют его вены, как горят глаза и то и дело сжимаются скулы? Нет, думаю, что не стоит. — Я бы и раньше все понял и раньше начал бы, мне ведь совсем не трудно. Ты только попроси! А не играй в эти дебильные игры — слова могут быть ядом? Не знаю ответа, но вот его последние слова точно могут. Кажется, что он не просто рычит мне в ухо эти фразы, а вводит медленно, издеваясь, иголку, а затем также медленно вводит и яд, который быстро распространяется по всему телу, вызывая самые некомфортные ощущения. — Глеб… — мычу с хрипом, потому что голос пропал куда-то и потревожить зверя внутри этого парня боюсь. Он сдерживается, но еще немного и, кажется, этот зверь вырвется наружу и разорвет меня на кусочки. Боль становится невыносимой, руки затекают, а я не могу больше чувствовать его давления, кажется еще слово, еще секунда и я умру. — что? Что Глеб?! Тебе же должно нравится! — решаюсь посмотреть на него, но из-за каждого крика вздрагиваю и жмурюсь. Он делает это специально? Его руки отпускают мои и тутже переходят на молнию кофты, быстро растегивая, затем забираются под нее, ложась на талию и притягивая к себе, грубо прижимая. — я не это имела в виду — упираюсь руками в его плечи, пытаясь выбить себе место или хоть небольшое растояние, но сил моих и раньше было мало для Глеба, а сейчас еще и уставшие руки, которые я практиески не чувствую, дают о себе знать. Выглядит так, будто я просто оставила их на нем и ничего больше. — а что? Что ты имела в виду? — грубо проговаривает, выделяя каждое слово. — я… я не знаю — а ведь и правда, я совсем не знаю, для чего все это говорила. Зачем спрашивала, если можно было просто оставить все так. Ну заботится и не лезет, что же тебе еще нужно, дура? Сама же этого хотела, а теперь, обвиняешь его, что он, что-то сделал не так. — отлично, молодец! — меня отпихивает обратно к машине, а сам делает шаг назад — Дак давай ты может сначала сама решишь, чего хочешь, а потом меня допытывать будешь по поводу того, что я делаю, а что нет?! Не пробовала так?! — да виновата, да понимаю, и до того, как сказала, понимала, что не права. Да неудобно, неприятно, стыдно. Глаза опускаю, перебирая пальцами собачку на молнии, и молчу, потому что сказать нечего. — садись в машину — и снова руки в карманы, отворачивается и достаточно быстро уходит прочь — я сейчас приду. И вот снова. Я снова проиграла ему даже в словесной перепалке. Казалось бы, я сама ее начала, причем начала с серьезных таких наездов и должна была сразу занять лидирующую позицию во всем этом. Но нет ведь, проиграла. Снова. Тому же. Рада, что ничего больше мне не сделал, рада, что вернется и не оставит тут одну. Но может быть он снова продолжит… и что тогда? Сопротивляться ему, как уже не раз подтвердилось, я бессильна. После слов "я тебе его устрою", сказаных про насилие и совсем не в шутку, становится особенно опасно и страшно оставаться с ним наедине. Ведь знаю, что он и правда может. Тем более если он так меня понял. Может фамилия Голубин — знак победы надо мной? Ну или имя Глеб тоже может быть, ведь раньше у меня ни одного знакомого с таким именем не было. И ни с кем не была я в таких отношениях и никому ТАК не проигрывала. Как минимум потому что вообще не играла в ссоры. Просто напросто не ссорилась я ни с кем раньше всерьез. Причин не было. Ну и что же я на самом деле от него хочу то? Помню, что хотела, чтоб ушел, отстал и не лез больше, а теперь злюсь и огорчаюсь, когда он уезжает или оставляет без внимания. И что вот это такое? Как это понимать? Ну Настя, чтож сказать. Все как всегда. Сама себя понять не могу, а от других что-то требую. Кому ты такая нафиг нужна будешь? И то ли из жалости к себе и своей вечной тупости, то ли из-за того, что Глеба ни за что обидела и высказала ему кучу гадостей, также по своей глупости, за которые теперь стыдно и придется извиняться, потому что не смогу иначе, глаза заливаются слезами. Я продолжаю стоять, прижавшись своей пятой точкой, через которую, видимо, все в моей жизни и происходит, к двери, тяжело и громко дышать, вдыхая воздуха раза в два больше, чем вообще может поместиться в моих легких, и вытирать слезы, безумно льющиеся из глаз. И откуда во мне столько жидкости, что поревев уже который раз за сегодня, она все никак во мне не заканчивается. Не знаю, сколько времени прошло, как мне казалось, это длилось вечность, но слезы почти прекратились, рукава кофты, не моей между прочим, были ужасно мокрыми, и я практически успокоила свое дыхание. Как же стыдно… нереально стыдно перед Глебом. Еще слова Кати в голове всплывают про то, как он за меня переживал, волновался. А я… — ты что серьезно только грубость понимаешь? — вернулся, опять появился из неоткуда рядом со мной в шагах трех-четырех. Уже не злой, но еще раздраженный. Я шмыгаю носом, повернувшись к нему. Поднимаю заплаканные глаза и чувствую, как меня накрывает второй волной. Рада, очень рада, что вернулся, но стыдно настолько, что хочется сквозь землю провалиться и не видеть его и себя не показывать. Он решает продолжить, не получив ответа, но сказать успевает только: "я же сказал сади…», в то время как я успела снять кофту и, закинув ее на крышу, подойти и прижаться к нему, как и раньше, поднявшись на цыпочки и обхватив за шею. Нас немного шатнуло, потому что я повисла на нем, практически без сил, а он и вовсе не ожидал такого поворота. Недолго думая, подхватывает меня, удерживая на себе и договаривая только одно слово. — прости меня, пожалуйста — снова шмыгаю носом и утираю слезу, чтобы та не капала на его кофту — я дура — чувствую, как он громко выдыхает куда-то в сторону и немного зажимает меня, выражая тем самым недовольство. — боже мой… перестань. Чего ты плачешь то? — поглаживает по спине, успокаивая. И впервые это реально работает. — дура потому что. Сама не знаю, чего хочу, а на тебя накричала ни за что. Прости меня, пожалуйста — теперь прижимаю его шею еще сильней, практически полностью повиснув на нем, что воздуха ему явно не хватает, и щекой об него трусь. — ну все все, прекрати — по спине похлопал, чтобы хватку ослабила — не неси чушь. Не обижался я на тебя никогда, просто злился, поэтому и грубил — а кто-то из нас и правда извиняться не умеет и сейчас, похоже, что это не я — не плачь только и не накручивай себя. Не нужны мне твои слезы — а я и рада бы перестать нюни распускать, только вот остановиться не выходит — ну нормально же все. Чего ты ревешь то?… Настяяяя ну перестаань. — да все все. Перестала — «слезаю» с него, немного отпихивая, и отворачиваюсь, пытаясь стереть всю влагу с лица, а он то руку с талии не убирал. Притягивает обратно уже спиной к себе, и в шею носом утыкается, шумно выдахая. Как только руки от лица убираю, подняв глаза к небу, чтобы проморгаться, чувствую, что теперь он берет меня за шею. Понял, видимо, что сейчас сопротивляться я не буду, поэтому и прикасается так спокойно. Вновь замечаю разбитые костяшки, которые он прячет, увидев мой взгляд, и тем самым сильней притягивает за шею. — ты Дениса избил? — спрашиваю, повернув к нему лицо и заглянув в глаза, шепчу, шмыгаю носом, а ведь я все еще верю… хотя казалось бы давно пора было понять. — я его не избивал — недовольно отвечает, голову отворачивает. — ну да. Поэтому он кое-как передвигался и шатался — немного дергаюсь, он отпускает, убирая руки в карманы, а я к нему лицом встаю. — он бухой был — спокойно, почти получается скрыть раздражение. Смотрит куда угодно, только не на меня. А во мне вновь рождается некое возмущение. — отличное оправдание — руками взмахиваю, хлопнув себя, и киваю — Ты тоже не самый трезвый, знаешь ли, но вот на тебе почему-то синяки не появляются. — он просто пить не умеет, перебрал — нет ну ты серьезно? А во мне буря, вопросы, претензии, полное непонимание всех его поступков в мою сторону. Сдержаться не могу, поэтому начинаю голос повышать. — зачем ты вообще его бил? Нельзя было просто поговорить? Или вообще не лезть?! Зачем ты... — НЕТ НЕЛЬЗЯ! — кричит, вздрагиваю, замолкаю. Заткнул, так заткнул. Даже забыла, что сказать хотела. Буря внутри обвалилась куда-то, кажется, сквозь землю. Только глазками напугано хлопаю, устремляя на него свой взгляд — он не понимал слова, поэтому врезал разок. Все?! — кажется, это был не вопрос. Молчим. Он все сказал, что хотел и что не хотел, думаю тоже. А мне некомфортно так стоять и хочется продолжить хоть какой-то разговор. Поэтому я немного опасаюсь, но всеже спрашиваю то, что теперь волнует меня не меньше. — почему тогда руки так сильно поранены…? — раны на обеих руках, а насколько мне известно, для удара в глаз используется только одна. Да и откуда тогда вообще раны? — а это тебя уже не касается, садись давай — отмахивается, подходит к машине и дверцу заднюю открывает, рукой показывая мне, куда должна направиться. — Глеб… — с места не двигаюсь, только умоляюще на него смотрю, а может скажет. Глаза закатывает, громко выдыхая. — оох с деревом подрался. Садись — за руку меня дергает и пихает в машину, я сажусь и дверь за мной закрывается. Глеб садится вперед. — ложись спать, поздно — на меня не смотрит, залазит в телефон, немного опустив спинку своего сидения — могу музыку включить, надо? — нет… — молчу, спать совсем не хочется, поэтому не двигаюсь даже, а думаю, что еще сказать — а ты спать не будешь? — улыбается, смотря в телефон, но отвечая ее убирает. — может хватит вопросов? Хотя бы на сегодня. Спи — продолжает что-то печатать с улыбкой, а я решаю больше ему не мешать. Укладываюсь на подушку, которую он приготовил, тоже залажу в телефон. Пролистываю все новости, читаю сообщения от Ани, Слава еще написал. С: приветик) вы сегодня в лесу, я слышал? Я: привет, да С: ясненько, может завтра вечером прогуляемся? Или если уставшая сильно будешь, то можно в понедельник. Вы не будете учиться ведь. Я: разве мы не учимся в пн? Откуда ты это знаешь, если даже я не знаю? Ахах С: а вот ахаха у меня везде связи. Ну так что? Я: я не против, думаю, завтра решим. Я напишу, когда мы вернемся. С: хорошо. Сладких снов, принцесска: 3 Я: и тебе)) — Глеб? — решаю уточнить, а то может это просто слишком хороший сон. — мм? — мы не учимся в понедельник? — нет. И во вторник тоже — теперь отрывается от телефона и даже смотрит на меня — Ты что не слышала? — нет. А когда это говорили? — хмурюсь, тоже смотря на него. — на классном часу в актовом, когда и про поездку эту рассказывали. — аа ну ясно тогда — отвожу глаза, снова уставившись в экран. — а ты че не спишь все еще, я не понял?! Ну-ка давай сюда — телефон испаряется из моих рук и оказывается у него, а я и сделать ничего не успеваю. — эээй отдай — встаю, продолжая тянуться к его руке с моим телефоном, пока он отводит ее все дальше. Вот я уже перевисаю и на передние сидения, держась за подлокотник, а Глеб быстро убирает телефон в карман джинс. Тянусь за ним, но получаю по рукам. — незя лазить в чужих карманах, тебя что этому не учили? — ничего не отвечая, я снова пытаюсь его вытащить, но так как мое положение не очень удобное, а карман на джинсах тугой, то у меня ничего не выходит, а Глеб продолжает за мной наблюдать, даже руки свои разводит, чтобы не мешали — можешь перелезть и сесть ко мне на колени, если хочешь — улыбается, рассматривая меня в такой позе, а я только недовольно смотрю на него — ну или я сам могу к тебе пересесть. — ой спасибо, не надо. Без вас обойдусь — сажусь обратно к себе, а затем и ложусь, укрываясь пледом. Глеб желает мне доброй ночи, немного посмеиваясь, видимо над моей беспомощностью, и я, промолчав, через время всеже засыпаю.