Дьявол из пластика

      Холодная ртуть в глазах нового напарника жалит льдом. Гэвин смотрит на него снизу вверх, и андроид легко усмехается, и это — первый звоночек. Если Киберлайф старались сделать что-то, что будет максимально бесить Гэвина — у них это без сомнения получилось.       Самозабвенно орать на Фаулера — и, вероятно, лишиться работы, — андроид ему не позволил. Просто схватил за плечо, сжимая до синяков, и буквально выволок за дверь. Прямо посреди тирады. Будто бы мнение Гэвина по этому поводу ничего не значит. Будто Гэвин не имеет права возмущаться новым назначением.       Будто этой чертовой жестянке хочется работать именно с ним.       Хочется, хм. Единственное, что поначалу было интересно Гэвину, девиант приставленный андроид, или нет? Потом... стало чуть очевиднее. Ни один исправный робот не обладает таким стремлением к садизму. Ни один исправный робот не должен хотеть вредить людям.       — Ты неисправная консервная банка, — шипит Рид, растирая ноющее плечо. — Даже не смей так больше делать, дерьма кусок.       — Меня зовут Ричард, — еще раз представляется андроид. Серию, номер и имя он повторил уже дважды. — Надеюсь, вы скоро запомните, детектив. В любом случае, я не потерплю никаких других наименований.       Андроид склоняет голову чуть вбок. Жест одновременно настолько похожий и не похожий на жест Коннора, что Гэвин даже не сразу находит, что ответить. Они были похожи — эти две RK модели, но различались как небо и земля. Коннор был... вежливее? Ответственнее?       В любом случае, на следующий день Рид находит на столе подписанный его именем стаканчик — и принимает его за немое извинение. Он ошибается. В стаканчике вместо привычного кофе горький, несладкий и крепкий черный чай. Этот привкус становится настолько неожиданным, что Гэвин чуть не сплевывает жидкость на пол. Андроид маячит где-то на кухне, Рид видит только его затылок, но он уверен — железяка торжествующе улыбается. Гэвин готов вылить напиток андроиду на голову — но во-первых, он не успеет дотянуться, а во-вторых — убирать за собой ему придется самому.       — Что это такое, железяка?!       Стаканчик летит в мусорку и там, судя по звуку, открывается. Гэвину все равно. Гэвин смотрит в глаза машине, ловит на себе холодный, почти равнодушный взгляд и пытается проглотить ярость, оседающую на языке. Ему плевать! Андроиду просто-напросто все равно!       — Чай, — отрывисто говорит андроид. И почти приподнимает его за плечи над землей, щурясь. — Полезнее, чем кофе, детектив. Я просил называть меня по имени.       — Я буду называть тебя так, как мне вздумается, пластмасска, — Гэвин кладет руки на его предплечья, в попытке освободиться.        — Мне очень жаль это слышать, детектив, — прохладно отвечает андроид, разжимая пальцы на плечах, но перехватывая левое запястье Рида.        Привставший на носочки, в попытке сохранить твердую землю под ногами, Рид едва не теряет равновесие. Андроид продолжает нависать, и от него буквально разит раздражением и опасностью. Он наклоняется чуть ближе, а потом заламывает руку Гэвина ему за спину. Рид шипит от боли и радуется, что в столь ранний час в департаменте не так много народу.       А андроид выбрал отличное место для того, чтобы его никто не заметил.        — Меня зовут Ричард, — в который раз повторяет машина, почти что на ухо.       И отпускает. Рука пульсирует болью. Гэвину знакомо это чувство. Скоро под кожей расцветут синяки. Как доказательство, что андроид оказался сильнее. Гэвин хочет выхватить пистолет из кобуры и спустить весь магазин в грудь зарвавшемуся андроиду, но в комнату заходит офицер, с некоторым недоумением косящийся на разворачивающуюся сцену.       Гэвин выходит из кухни, зудящим плечом задевая застывшую машину. И даже не морщится, когда область ключиц прошивает легкой, но настойчивой резью.       Тремя часами после Гэвин задумывается, кто именно притащил эту переломанную машину в участок. И кто такой умный допустил его до сотрудничества с людьми. Но... RK на удивление вежлив и обходителен с остальными копами и со стороны похож на ответственного офицера полиции намного больше, чем на свихнувшегося садиста.       Следующий стаканчик, оказавшийся на столе, без дегустации летит в мусор.       Фаулер глух к любым жалобам. Гэвин предлагает перевести андроида под управление к Бену Коллинзу, в конце концов, он видел, что они даже поладили — Бен не шарахался от андроида, а андроид вполне спокойно говорил с коллегой. И не делал попыток сломать ему руку, например. Фаулер внимает с нечитаемым выражением лица и, даже не дослушав, прерывает. Андроид будет напарником — он подчеркивает голосом это слово, уточняя их равное положение, — именно Гэвина Рида.        Фаулер говорит про сотрудничество людей и андроидов. Гэвин думает, что если бы тогда знал, к чему приведет его тогда проснувшееся доверие к Коннору, — он бы выстрелил в андроида у архива, не задумываясь. Возможно, тогда эта война была бы выиграна людьми, а не так называемой "дружбой".       Гэвин грохает дверью на выходе громче, чем следовало. Громче, чем позволяли рамки приличия, но в данный момент это не имеет значения. У его стола стоит андроид, не двигаясь, прожигает его взглядом. Гэвин почти что рычит себе под нос, но не отступает.       Весьма ожидаемо, что попытка сесть за стол обрывается на корню. Андроид снова хватает его, и Рид мимолетно отмечает, что широкие ладони машины больше его чуть ли не вдвое. Гэвин щурится, без стеснения заглядывая андроиду в глаза. Он не находит там ничего, кроме тягучего наслаждения ситуацией.        — Попрошу вас больше не выбрасывать чай, — тянет андроид, — я добавил ромашку. Очевидно, что вам не помешает успокоительное.       На столе стоит точно такой же стаканчик.       — В следующий раз там будет мышьяк? — с издевкой уточняет Гэвин.        — Сомневаюсь, что такую крысу, как вы, можно потравить обычным мышьяком, — моментально парирует андроид, впервые открыто оскорбив его, и добавляет, — собирайтесь, детектив. Восточная часть города, окраина. Убийство. Преступник еще на месте.       А потом, наконец, отпускает. Гэвин смотрит на стаканчик — и обещает себе ни в коем случае не прикасаться к нему. Ни сейчас, ни после расследования.       У небольшого магазинчика, в котором и произошло убийство, Гэвин с утроенной силой лезет под пули в попытке добраться до входа в помещение. Преступник шмаляет как сумасшедший, в какой-то момент Риду начинает казаться, что мужчина заодно еще обнес оружейный.        Свистящий над головой свинец позволяет на время забыть о том, что происходило последние семьдесят два часа, и от этого Гэвину намного легче. Пуля чуть не задевает висок, а Гэвину от этого парадоксально смешно. Ровно до того момента, пока андроид не стреляет в преступника в ответ.        И закономерно попадает.       — Ты убил его! — взрывается Рид, оборачиваясь на машину.        — Вы действовали неразумно, — одновременно с ним говорит андроид. — И мне пришлось выстрелить.       Рид не сразу понимает, что говорит андроид, но его начинает потряхивать от злобы.        — Ты обвиняешь меня? — шипит Гэвин. — В том, что ты выстрелил?        Андроид не отвечает ничего — он проходит в дом, уже свободный от преступника. Гэвин проскальзывает следом. Мужчина лежит на полу, среди осколков стекла. Пулевое отверстие — аккуратная дырка прямо в центре лба, чертовы андроиды с чертовыми алгоритмами — не оставляет и шанса, что преступник выжил. Гэвин ворчит сквозь зубы. Очевидно, андроид действовал по уставу, преступник не слушал никаких предупреждений, но Рид был готов обезвредить этого человека. Обезвредить и оставить в живых.        А андроид, прикрываясь неаккуратностью Гэвина, убил его.       (Гэвин попадает в аналогичную ситуацию спустя полторы недели, но на этот раз — перед ним не человек, а андроид, а с RK они поменялись ролями. Напарник пытается обезвредить поехавшую машину — и получает пулю в бок. Гэвин стоит, направив пистолет на мятежного андроида, и окидывает RK полным ненависти взглядом. Но не стреляет. Потому что в отличие от своего напарника — он не убийца).       Стаканчик с чаем стоит еще три дня — а Гэвин делает себе кофе. На четвертый — стаканчик пропадает, а кофеварка перестает работать. Персонально для Гэвина.        Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, в чем тут дело. Особенно при условии, что андроид ошивается рядом. Постоянно. Гэвин не хочет с ним пересекаться. Он молча проглатывает и это, просто разворачивается и отходит за свой стол. И делает пометку в голове в перерыв добежать до ближайшего Старбакса.        — Рад, что мы, наконец, пришли к консенсусу в этом вопросе, — ухмыляясь, говорит андроид. И ставит на стол омерзительно пахнущий ромашкой чай.        — В задницу себе засунь этот консенсус, — плюется Рид.        Раздражение накапливается под ребрами, и Гэвин с трудом сдерживается, чтобы не начать ругаться в полный голос. Только ругаться с андроидом бесполезно. Весь отдел — на его стороне. Потому, что никто не видит, какие синяки мимоходом отставляет Ричард на его руках и плечах. Андроид пытается контролировать все. Всю жизнь Гэвина. Андроид не дает ему пить кофе, говоря, что это вредно для здоровья — и теперь это затянуто до абсурда. Медицинские показатели в норме — Гэвин знает это, у него никогда не было проблем ни с кровеносной системой, ни с сердцем в частности.        Ричарду просто нравится ограничивать. И Ричард знает, что сейчас Гэвин не способен сопротивляться в открытую.        Наверное, поэтому он идет следом за Гэвином в Старбакс. Наверное, поэтому он буквально вырывает из рук мужчины стаканчик с надписью "Гэри" — усмехается, заметив неправильно услышанное бариста имя, — и выливает кофе прямо на асфальт.        — Ты охренел совсем?! — кричит Рид, отскакивая от потока коричневой жидкости.        — Пейте свой чай, детектив, — на ухо проговаривает андроид.        Гэвин ненавидит эти тянущиеся нотки, появившиеся в голосе андроида. То, как андроид держится перед ним — надменно, с легким пренебрежением, то, как он говорит с ним: то как с ребенком, то словно Рид обязан бесприкословно подчиняться любому его слову. Гэвин ненавидит это все.       Еще три дня он носит с собой бутылку воды. Чай меняется каждый день, андроид неизменно подписывает стаканчик его именем. Все заканчивается в один щелчок. Место преступления — заброшенный дом, преступник — андроид, и Гэвин не стреляет в него.        — Надеюсь, ты доволен, Ричард, — Рид почти рычит его имя и уходит со сдавшимся андроидом, оставляя напарника лежать на холодном полу, истекая тириумом.        Это двоякая ситуация даже с точки зрения Гэвина. Но вся его ярость на андроидов сейчас сосредоточилась на одной-единственной машине. И желания вредить другим — нет. Отчасти он удовлетворен тем, что Ричард остался там один. Пусть и на пару жалких минут.        Стаканчик с кофе на столе на следующий день выглядит как издевка. "От Ричарда" — читает на боку емкости Гэвин. И дважды подчеркнуто имя. Гэвин хихикает почти истерично и отставляет напиток подальше. Так же, как и чай до этого. Если андроид пытается работать с ним по методу кнута и пряника — значит перебьется.        Гэвин просит Тину сделать ему кофе — потому, что для него кофеварка еще не работает. Тина, кажется, единственный человек в отделении, который больше верит ему, а не андроиду. В основном потому, что она единственная, кто видел, как RK хватает его за руки.       Андроид бесится, когда Тина приносит кофе, и это доставляет мрачное удовлетворение, но Гэвин знает: он не будет пользоваться этой уловкой дальше. Не хочет напрямую зависеть от другого человека — как и не хочет проблем для Тины. Ричард не будет ей серьезно вредить, но Рид уверен, что как-то мелко, но метко напакостить он сможет. И не хочет, чтобы страдала Тина. Сам справится с этой пластиковой проблемой.       Пластиковая проблема подкидывает еще парочку неприятностей и делает это так легко, будто ему ничего не стоит лишить Гэвина любой спокойной жизни. Привычные обеды из ближайшей закусочной — не бургеры, конечно, но в основном по калориям и количеству вредных веществ весьма близко — заменяются сухими сандвичами. Андроид буквально не дает ему дойти до кафе. Вне участка, когда не видят коллеги, в переулке, по которому Рид привык срезать путь, он шипит отрывисто и, явно наслаждаясь ситуацией, выкручивает руки и впивается пальцами в бока под самыми ребрами.        — В вашем возрасте, детектив, такие обеды не проходят для организма даром.        Искусственное дыхание опаляет кожу за ухом, и Гэвин старается вырваться из хватки, но у него банально не хватает сил. А корпус у андроида прочный, намного прочнее, чем у прошлой модели. Коннора он мог поставить на колени одним ударом. С этой машиной большее, на что он способен, — это освободить одну руку.       Ричард стоит словно скала, даже когда тяжелый кулак прилетает в скулу, под самым глазом. Псевдоскин повреждается на секунду — голубая кровь стекает по щеке, словно слеза, — и снова затягивается. Даже регенерация у него лучше, чем у Коннора.        — Мне тридцать шесть, жестяное ведро, и, боюсь тебя разочаровать, я планирую прожить еще как минимум столько же, — Рид замахивается для следующего удара.        Но не успевает. Неуловимым движением Ричард переносит ладонь чуть выше, а потом наотмашь бьет в солнечное сплетение.       Гэвину кажется, будто из него выбили душу. Он не замечает, когда припадает на одно колено — перед глазами темнеет, в горле жжет, грудь инстинктивно вздымается в попытке наполнить легкие воздухом, но Гэвин не может даже выдохнуть — не то чтобы вдохнуть. Андроид опускается рядом и, черт подери, приобнимает за плечи, а Гэвин не может вырваться. Гэвин вообще ничего не может сделать, а андроид медленно баюкает его в этих объятьях, гладит по спине, пока Рид задыхается и трясется.       Только когда у Рида находятся силы протолкнуть этот фантомный комок и, наконец, сделать вдох, глубокий и рваный, андроид встает и отходит на полшага.        — Меня зовут Ричард, мне казалось, вы уже выучили.        Он остается смотреть, как с трудом Рид поднимается на ноги. Гэвину хочется закричать, что он не собака, чтобы выучивать что-то, но ему не хватает воздуха просто для того, чтобы нормально дышать — нечего и говорить про разговоры на повышенных тонах.       Поэтому Рид скалится, как самая настоящая подзаборная псина. А андроид улыбается.        Он так и не пускает его к забегаловке, перерыв заканчивается. Сандвич, распотрошенный и помятый, Гэвин кидает на стол перед носом Ричарда. Игнорирует раздраженный взгляд, который посылает ему андроид, и с удивлением отмечает пожелтевший диод. Впервые пожелтевший: лампочка светила стабильной синевой, даже когда Рид пытался набить ему морду.        Это должно радовать.        Но, к своему ужасу, Рид отмечает, что начинает бояться.

***

       Это вполне закономерно, что через месяц ежедневного контроля, ежедневного кофе и сандвича, ежедневных тычков и нападок и кучи, кучи ругани, Рид не выдерживает. Нет, он не подставлялся под пулю сам, но он настолько смертельно устал воевать с андроидом, устал выворачиваться из хваток, которые с каждым днем кажутся все более и более собственническими, устал отвоевывать каждый сантиметр собственного личного пространства и настолько устал проигрывать в этой войне, что теряет всякую внимательность.       Мелкокалиберный пистолет, несерьезная рана, но пуля прилетает в ногу, и Гэвин не может теперь идти сам. Ему приходится дождаться врачей прямо на мокром и холодном асфальте. Андроид сидит рядом, прижимает рану, и со стороны кажется, что он ответственный и участливый напарник, а Гэвин — в очередной раз ублюдочная и неблагодарная сволочь.       На деле — машина почти что лелеет его — и делает это не для Рида, а для себя. Укачивает в руках, прижимается почти всем своим жестким телом, и глаза, оказавшиеся такими выразительными глаза, горят злобой вперемешку со страхом. Диод попеременно мерцает то желтым, то красным, а то, как сжимает рану машина, скорее приносит еще больше боли, чем помогает справиться с кровотечением.       Алая кровь кажется слишком яркой на бледной коже машины, но Ричарду этого, похоже, мало, он обнажает настоящую свою кожу, белую, с серыми вставками, и от интенсивности цвета Рида начинает тошнить. Рид старается отвернуться и закрыть глаза.        — Не вздумайте спать, — андроид почти что встряхивает его в своих руках. — Не вздумай спать, Рид.       Гэвин тихо смеется, а под сердцем снова разгорается гнев и неправильное удовольствие. Он давно научился абстрагироваться от боли, и эта пуля — не первое его ранение, но сейчас Гэвину парадоксально хорошо от того, что андроиду плохо.       И это отвратительно, потому что становится понятно, что он готов терпеть боль, лишь бы навредить Ричарду.       Это только упрочняет его в позиции жертвы. И, вероятно, приподнимает Ричарда на еще одну ступеньку над ним вверх. Гэвину кажется, будто он видит эту лестницу — и скоро она будет устремляться прямо в небо. Глаза закатываются. Он настолько устал, настолько устал...       Будто бы андроид позволит ему спокойно проваляться в отключке. Пуля не задела ничего, застряла в мышце, не повредив ни костей, ни суставов, ни артерий, андроид выдал всю эту информацию сразу же, подбежав к Риду, наплевав, черт подери, на преступника. На все наплевав, и благо, что они были на задержании не вдвоем.        Человека вырубил Коннор, именно вырубил, но не убил. И с беспокойством, с настоящим беспокойством посмотрел Гэвину в глаза. И Рид понимает, что беспокойство относится не к ране. А к нависающему над ним андроиду.       — Рид! — почти рычит Ричард, пока Гэвин кривит губы в победной усмешке. — Смотри мне в глаза.        — Обойдешься, Риччи, — хрипит Гэвин в ответ.        От новой порции боли и тошноты его спасает бригада врачей, которая мягко, но настойчиво отстраняет андроида от Гэвина. И Рид им за это благодарен. Уже в машине скорой помощи, в которую назойливого андроида так и не пустили, Гэвин наконец-то проваливается в блаженную темноту.        Приходит в себя уже в больнице — просыпается, скорее, чем поднимается из обморока. Нога не болит, замотанная и обезболенная, да и в принципе Гэвина, скорее всего, спокойно выпустят домой к вечеру. Надо будет долго отчитываться перед Фаулером в своей неаккуратности, выписывать больничный. Но, в конце концов, — Ричарда он видеть не будет.        Андроид наверняка подойдет в какой-то момент, но он не сможет находиться рядом постоянно. Он так добивался равных с Ридом прав — он тоже детектив, а детективы нередко работают поодиночке. Капитан не освободит его от работы только для того, чтобы он мог "приглядывать".       Гэвин ест пресную больничную еду, пьет предложенный чай — скорее вода с ароматом, но это в любом случае будет вкуснее, чем может сделать Ричард.       Его ожидания оправдываются. Андроид появляется только к ночи, и костыли в его руках не наталкивают ни на какие хорошие мысли. Он долго и внимательно осматривает Гэвина — с ног и до головы, а потом резко отворачивается, выглядывая в коридор. Это выглядит так, будто он хочет проверить, нет ли кого-то поблизости. Гэвин так и думает, успевает напрячься, но потом замечает красные всполохи диода. И расслабляется.       Ричард ненавидит слабости. И красный цвет индикатора — обозначает слабость, и он готов скрывать ее как угодно.       — Вас готовы отпустить домой, детектив, — будто бы забыв, как орал его фамилию, андроид снова обращается к нему по званию. — Вы можете идти?        — Если ты не собираешься отдавать мне костыли — не буду и пытаться, — Гэвин откидывается обратно на подушку.        Даже если андроид сейчас насильно впихнет эти костыли ему в руку — Гэвин не использует их, но почему-то Риду кажется, что он и так все это знает. И все равно же притащил, пластика кусок.        Ричард молча ставит костыли у самой кровати. Гэвин даже не собирается двигаться. Диод, чертов диод мигает на мгновение желтым, а Ричард отходит, почти что упираясь в стенку спиной.        — Какого черта вы полезли в перестрелку, детектив? — синтетический спокойный голос никак не вяжется с речевыми конструкциями.        Гэвин усмехается, спуская ноги на пол. Одежда, сложенная, лежит на стуле, до которого еще идти и идти. Но Гэвин не собирается просить — кого угодно, но только не андроида. А инициативной помощи от него не дождаться.        — Ты детектив, подумай, — Гэвин пожал бы плечами, но не собирается напрягать мышцы без надобности. — Используй свои механические внутренности.       Гэвин хочет сказать ему в лицо, что все это — целиком и полностью его вина, что только андроид может нести ответственность, но сказать это вслух — значит признать факт перед андроидом. Для себя Гэвин это знает — и его охватывает злоба при каждом упоминании, при каждой самолично допущенной мысли. Но отрицать смысла уже нет.       Нога почти не болит — только ноет, обезболивающие все еще работают. Гэвин ненавидит себя в этот момент — то, как он, прихрамывая, пытается добраться до стула, начисто проигнорировав костыли. Прямо под внимательным взглядом андроида.       Гэвин знает, что он сильнее, чем андроид рассчитывает. Гэвин доходит до одежды — одевается, долго и с трудом, но одевается. Садится на стул, чтобы завязать ботинки, когда андроид неожиданно отлипает от стены. Он мягко опускается на колени и, с абсолютно равнодушным лицом перехватывает ладони Рида. Гэвин уже готов к очередным синякам, но Ричард просто разводит их в стороны.       И завязывает ботинки сам.        И Гэвину это не нравится.       Потому, что когда Ричард поднимает голову, в его серых глазах скользит отчаянное непонимание, а Гэвин уже очень давно старается не смотреть на андроида. Потому что андроид замирает, словно перед ударом, на считанные секунды, а потом распрямляется пружиной, почти что наваливаясь на сидящего Рида.       Гэвин зажмуривается и напрягает тело, но встречает не удар. Жесткие губы почти что впиваются в его рот, заставляя распахнуть глаза, и все напряжение, которое смог в себе собрать Рид, превращается в окаменение и ступор. Пока ладони лежат на скулах, обхватывая почти всю голову, с затылка, пока Ричард опирается на его здоровую ногу, пока диод пестрит, словно сломанный светофор, Гэвин старается не двигаться.       Даже когда острые зубы ощутимо прихватывают нижнюю губу. Даже когда язык вылизывает его рот, оставляя только привкус пластика и легкую дрожь омерзения. Даже когда Гэвин осознает, что все это время андроид держал глаза закрытыми.        Но ладони, принесшие столько боли, сейчас гладят мягко, лаская, не механически, по-настоящему, а не на публику.        Гэвин ненавидит себя в этот момент.       Но он тоже закрывает глаза и отпускает свое тело.

***

       Это проигрышная ситуация.        Андроид не только доводит его до дома, не только помогает войти. Он собирается остаться там, рядом с Ридом, на всю чертову ночь — Гэвин чувствует это, он достаточно хорошо ориентируется в плавучем настроении андроида. Он уже научился видеть.        Андроид помогает. Без слов, без жестов, не принимая никакого возражения. Развязывает ботинки обратно, стаскивает кожаную куртку, пуговица за пуговицей медленно расстегивает рубашку, пока Гэвин просто позволяет ему делать это.        Не находится моральных сил сопротивляться.       Пока он ласков, лучше не злить. Он один на один с андроидом, превосходящим его в силе и ловкости, с андроидом, чьи садистские наклонности не давали спокойно жить больше месяца, и он так устал от его злобы и издевательств, что для Гэвина это очевидно. Пока он ласков — лучше не злить.        Андроид уверенно ведет его в спальню, помогает опуститься на кровать и покрывает шею мягкими поцелуями.        Это первый и последний раз, когда он ласков с ним в постели.       Утром Ричарда в доме нет. Андроид лежал рядом — всю ночь, и Гэвин не мог себя заставить расслабиться почти час. Заснуть — еще минут двадцать. Осознание, что сейчас он совершил ошибку, накатывало волнами, накрывало с головой, и отсутствие андроида в кровати поутру — это благо. Это спокойствие по крайней мере до следующего его прихода.       То, что Ричард придет, — было очевидно.       Кажется, у Ричарда вообще больше никаких дел не было, кроме работы и того, чтобы доставать Гэвина Рида. И он подходил к этому делу со всей своей андроидской ответственностью. Гэвин про себя радуется, что оказался прав насчет Фаулера — капитан не отпустил андроида в отгул. А сам Гэвин надеется к следующей неделе быть уже на своих двоих.        Очевидно, что его не будут посылать из участка еще с месяц — оперативников хватает, а с появлением Коннора захват преступников стал в разы легче. Гэвин видел, как бесится Андерсон из-за того, что именно его ручного андроида посылают на потенциально опасные задания. Гэвин и сам бы предпочел, чтобы по стройкам, квартирам и притонам мотался Ричард, желательно, чтобы его там пристрелили в какой-то момент.        К сожалению, в отличие от Коннора — устаревшей модели, которая к тому же очень сильно подорвала бизнес компании и чуть не стала соучастником гражданской войны, — Ричарда могли восстановить. И восстановили бы — как тогда, когда Рид оставил машину с пробитым боком.        Ричард возвращается вечером, а у Гэвина даже не возникает мысли не впускать его. Понадобится — этот вынесет и дверь. Ричард возвращается будто бы другим — пропадает из глаз та толика сожаления и беспокойства. Он снова — машина без чувств. Только раздражение сквозит в его движениях. И хорошо контролируемая злоба, Рид видел такое на допросах, знает, как выглядит видимость спокойствия.        Ловушка захлопывается, а Гэвин в который раз понимает, что отсюда ему уже не выбраться, андроид оккупировал его со всех сторон. И выхода больше нет. Гэвин осознает это ярко и отчетливо, но что-то внутри буквально заставляет его отойти с дороги — и пропустить андроида в дом.        Ричард молчит, Рид не решается сказать что-то. У него куча едких фраз вертится на языке, сотни вопросов — почему я? — и сотни предположений, но он снова один на один с андроидом. С больной простреленной ногой, усталый, у него нет и шанса против Ричарда, поэтому Гэвин предпочитает молчать. И просто следить за действиями андроида.       Но есть то, что он приготовит — и то, что принесет, — Гэвин пока что морально не готов. Он просто допивает остывший чай, тот, который налил задолго до прихода андроида, и отправляется спать, в надежде, что спящего Ричард трогать не будет. Андроид кажется оскорбленным — диод мигает желтым на одну секунду, а потом снова разливается стабильной синевой.       Гэвин уходит в спальню не в одиночестве, и все действия андроида, будто в насмешку, будто в доказательство, что вчерашнее решение пустить его в кровать — было одним из самых опрометчивых за последние месяцы.       Потому что Ричард продолжает приходить даже после окончания реабилитационного периода, и любое возражение Рида превращается в узорный синяк или след от укуса. Несъеденный ужин или не выпитый кофе — в кровоподтек или темный зудящий засос.        Андроид обожает ставить метки — и никогда не ставит их там, где их может заметить кто-то другой. Так же, как и обожает подчинять Гэвина, уничтожая его уже не только физически — но и психологически.       Это всегда пальцы — ничего более, Ричард — не Трейси. Серия RK не оснащена гениталиями, они им не нужны. Но Гэвину хватает пальцев.       Гэвин хочет быть где угодно — только не здесь, но ноги ватные, почти не держат, а руки перехвачены широкой ладонью и удерживаются за спиной. Рид не видит андроида — для этого надо изогнуть шею под неудобным углом, а Гэвин банально не хочет, чтобы мышцы потом ныли больше обычного.       Выйти из собственной кровати вообще без боли он уже не надеется. Гэвин уже чувствует, как будут болеть руки, видит этот синяк в форме ладони на запястьях, знает, что в районе поясницы будет тупое и непрекращающееся натяжение, потому, что именно за поясницу андроид вдавливает его в кровать коленом.        Из горла вырывается стон, а Гэвин ненавидит себя за этот звук. Звук, который повторяется постоянно, из раза в раз, когда длинные умелые пальцы проходятся по простате. Звук, который каждый раз обозначает его поражение.        Андроид доводит его до разрядки — неизменно, унизительно, заставляя Гэвина биться в руках и тихо рычать.       Гэвин чувствует себя использованным — не грязным, и не удовлетворенным — именно использованным. И это ощущение распространяется не только на то, что делает с ним Ричард в постели. Это распространяется на всю его жизнь. Андроид оплёл ее, словно паук, Рид чувствует себя мухой. Пойманной, в коконе, тщетно сопротивляющейся мухой.        Он сомнамбулой шатается с работы в дом, а из дома — на работу. Он просто закрывает глаза на все злые подколки коллег, он притворяется глухим, когда кто-нибудь пытается пристать к нему в коридоре, он усиленно игнорирует попытки Тины поговорить, потому что по-настоящему боится за нее. Никто из них не знает, что происходит между ним и андроидом, но каждый подсознательно чувствует, насколько ослаблен Гэвин. И кто-то пытается отыграться за все годы резких ответов.       Ричард кормит его правильно — и Рид послушно ест то, что кладет перед ним андроид. Салат, или отварную курицу, сандвичи с тунцом, запивает это все тем, что приносит Ричард, и не всегда отмечает, что же именно пьет — то ли чересчур горький чай, то ли хреновый кофе.       Ричард буквально заставляет его двигаться больше — в основном благодаря службе и заданиям, но Рид отмечает, что приходит в лучшую форму, чем был. От этого становится еще омерзительнее и еще гаже.       Фаулер хвалит его — а Гэвин едва подавляет порыв рассмеяться капитану в лицо. Все это не его "достижения". И раскрываемость, и спокойствие. Иногда Гэвин надеется, что все это — дурной сон, что он проснется, а вокруг нет никаких девиантов, и что он сам — просто перебрал в баре. Что все, что происходит вокруг, — плод его сознания.        С каждым новым укусом на ключице Рид отбрасывает эту идею как немыслимую, но все равно к вечеру снова возвращается к ней. Изо дня в день.       До поры, до времени.       — Ты — мой, Гэвин, — рычит на ухо андроид и покрывает легкими укусами лопатки. — Принадлежишь мне.       Зубы неожиданно сильно вцепляются в хребет, прокусывают до крови, Гэвин дергается, неосторожным движением насаживаясь на пальцы, и тихо скулит — чтоб не выть в голос.       Андроида устраивает все. Ричард широко вылизывает место прокуса, Рид ощущает на коже липкие подтеки крови. Андроид не в первый раз доводит до подобного — Гэвину явно понадобится теперь широкий пластырь, а ранка будет заживать еще долго.        Но не это заставило Рида вновь напрячься. Не равномерно втрахивающий его в кровать тремя пальцами андроид, не горящие от ударов ягодицы. Не стертые почти до крови колени, не зудящие царапины по всему телу.        В ушах эхом отражается механический голос: "Ты принадлежишь мне". И штука в том, что Гэвин был готов многое терпеть ради своей работы — даже слишком многое, — но он всю свою жизнь принадлежал только себе. И больше никому. И он не собирается принадлежать Ричарду — особенно Ричарду. И да, чертов андроид и так опустил его уже ниже некуда, но никогда Гэвин не позволит себе быть чьей-то вещью.       Ричард шипит что-то еще, извивается, пытается придавить тяжелым пластиковым телом.        Это первый раз, когда андроиду не удается довести его до пика. И последний, когда Рид дается ему в руки.       В участке Ричард как обычно доводит Рида до его места, но не замечает, что детектива мелко потряхивает от переполняющей уверенности и ненависти.       Это сомнительная победа, но Рид готов лучше признать, что андроид победил его в этом — выселил, изжил, вытравил все-таки, — чем признать себя его вещью. Возможно, Ричард отыгрывался за что-то, возможно, ему просто нравилось покорять именно гордого Рида, но Гэвин в голове мрачно поздравляет его с победой.        И поднимается из-за стола, прихватив тонкий лист бумаги, зная, что при таком количестве народа в участке — андроид не попытается противостоять ему. Рид замечает злую усмешку на губах напарника — и неожиданно для себя скалится андроиду в ответ.        Сейчас он чувствует себя неуязвимым.       Потому что, заметив эмоции Гэвина, Ричард больше удивлен, чем раздражен, а Гэвин научился видеть это в его глазах. Эта жидкая ртуть травила его на протяжении месяцев, и Рид наконец-то готов надеть свою защитную маску.       И, вопреки всем ожиданиям Ричарда, Гэвин заворачивает не на кухню и не в уборную. Гэвин заходит напрямую к Фаулеру и кладет тот самый лист на стол.       Уговаривать Фаулера — сложно, спорить с ним — бесполезно. Все это Гэвин знает. Он не уговаривает и не спорит. Он ставит перед фактом. И выходит из кабинета, оставив лежать на столе заявление на увольнение по собственному желанию.       Андроид быстро соображает что к чему, этого у него не отнять, конечно.       — Забери заявление, Рид, — жестко припечатывает Ричард, делая один шаг вперед, протянув руку.       Гэвин инстинктивно напрягается и поворачивается плечом, закрывая грудную клетку и жизненно важные органы. Ричард будто бы впервые это замечает — и отшатывается, широко распахнув глаза, так и не схватив Рида. Гэвин впервые видит, как в этих глазах плещется настоящий, неприкрытый и чистый страх.       — Что, хреново не управлять ситуацией, да? — Рид зло усмехается.       И накидывает куртку на плечи и быстрым шагом выходит из отделения. Пистолет и значок остаются лежать на столе. Ричард сканирует их взглядом неприлично долго и впервые идет к Фаулеру не за заданием.

***

      Гэвин вправду не знает, что со всем этим делать.       Он не сможет устроиться даже охранником, всех охранников давно заменили на андроидов, а простые машины уже заменили девианты. Они не спят, у них нет понятия невнимательности, они идеальные работники.       Ричард тоже был бы идеальным, если бы что-то глубоко в системе у него не сбоило. Что-то, что заставляло его делать Гэвину больно, целенаправленно и неумолимо. Его личный дьявол из пластика. Это была привязанность, Гэвин понял это, когда Ричард выхаживал его после ранения.       От этого не становилось легче. По-хорошему, от этого становилось только сложнее и хуже.       Вся проблема в том, что Ричарда не научили любить по-человечески. И он пытался любить так, как понимал это сам.       У Гэвина на прикроватной тумбочке стоят песочные часы. В моменты бессонницы Гэвин переворачивает их — раз в пятнадцать минут — и наблюдает, как сыпется светящийся песок. Это новые дни, ему удалось отстоять право засыпать одному — и он смотрит, как струится время, и ему кажется, что он теряет что-то очень важное с каждой песчинкой.       Ричард унес эти часы непонятно куда и сказал, что они мешают Гэвину спать. Гэвин с трудом нашел их на чердаке, на который не залезал вот уже почти пять лет, почистил от небольшого слоя пыли и поставил обратно. И теперь — Гэвин смотрит и смотрит. А потом переворачивает. И снова.       И снова.       И снова.

***

       Это делает Коннор.       У него перед глазами — сплошняком блоки и защиты, но он срывает их все, будто снова становится девиантом. По очереди. В центре сознания огнем горит осознание, что это несправедливо.        Ричард ошеломлен, опустошен, Ричард, андроид, и он шокирован. Это не лучшее время для разбора полетов. Стресс достигает рекордных для Ричарда семидесяти процентов, Коннор буквально видит все наплывающие ошибки в сознании, Ричард беспомощен.       "Высок уровень вероятности самоуничтожения" — предупреждает Коннора программа, но Коннор знает, что Ричард девиант. И знает, как это должно сработать. Коннор взламывает его память, настолько аккуратно, что Ричард не замечает.        И, не обращая внимания на удивленного Хэнка, Коннор отлавливает андроида, уводит в тихое место и обличает Ричарда во всем, что тот сделал. Коннор готов описать каждый синяк, который тот собственными руками ставил на напарнике, каждый шантаж, каждое его действие, отразившееся на Гэвине плохо, но Коннор не упоминает о более близких отношениях. Это личное не только для Ричарда — это личное для Гэвина, и он не хочет обсуждать это.        У Ричарда внутри почти что черная дыра, наверное. Коннор через прикосновение считывает эмоции, и ему кажется, что он вместе с Ричардом складывается вовнутрь, что в сознании такая огромная дыра, что Ричарду не заполнить ее ни заданиями, ни работой. Эту дыру занимал Рид, а Ричард заботливо расширял это пространство, заполняя себя Гэвином Ридом без остатка.       Коннору непонятно это, непонятна эта привязанность, но зато он отлично понимает, что долго Ричард так не протянет. Это — не механическое повреждение, его так просто не починить, заменив тириумный насос.       Коннор никак не может помочь Ричарду конкретно с Гэвином, зато он может объяснить, как это происходит у людей. Объяснить, почему болью привязать к себе человека надолго нельзя.       Ричард слушает, как завороженный, но Коннору кажется, что тот просто цепляется за звучащее имя Гэвина в предложениях.       Единственный вариант, который вообще предлагает Коннор, единственный вариант, который вообще может сработать. Он отправляет Ричарда вымаливать прощение. Прекрасно зная, что за такие вещи не прощают.       Вероятность того, что Ричард вернется в отдел, приближается к нулю.

***

       У Ричарда нет слов.       Он просто молча валится на колени и обнимает Рида за ноги. Крепко, но осторожно, прижимаясь лбом к простреленному бедру.        Он так боится узнать, что Гэвин скажет, но не слышит криков в ответ, не слышит угроз, не чувствует ударов.        Гэвин тихо закрывает входную дверь. И вплетает пальцы в синтетические мягкие волосы, поглаживая.       И Ричард дрожит, вновь заполняясь Гэвином Ридом до краев.