***
Небо цвета лазури простирается за край горизонта, соприкасаясь с морем. Оно на редкость спокойно, и на пляже много людей. Стоит солнечный, яркий день. Орнелле Хартли уже семь, и она учится в первом классе. После школы она изо всех сил бежит на берег моря, где её уже ждёт он — Отавио. Они идут к маленькому заливу, где их никто не видит. Она расстилает плед, снимает платье и садится на лежанку рядом с Отавио. А тот уже достает из её сумки сок и виноград. Она берёт из его рук ягоды и кладёт на тарелку. Она невольно любуется им. Отавио смотрит на бьющиеся на берег волны. — Ну как первый месяц в школе? — спрашивает он. Девочка весело улыбается, в отличие от многих сверстниц и сверстников, которые с трудом адаптировались к новым условиям, она быстро нашла общий язык со всеми и уже успела обзавестись друзьями. Орнелла с восхищением рассказывает о школе, об учителях, одноклассниках. Отавио радуется вместе с ней. Недолго думая, Орнелла снимает парео и идёт к морю. — Постой, — пробует остановить её Отавио, — мама же не разрешает тебе плавать без неё. Но девочка смотрит на волны, море так и манит к себе. «Я же отлично умею плавать, — думает она. — А море такое спокойное, чистое». Она подходит к берегу, море уже касается её ступней, она пускается вплавь по волнам. Отплыв немного от берега, она ложится на спину, расслабляется. Где-то у берега остаётся Отавио, он смотрит вслед за своенравной девочкой. Вдруг он видит, как Орнелла начинает размахивать руками, испуганно крича. Отавио быстро срывается с места и несётся к ней по волнам. Когда он подплывает к ней, она начинает смеяться. Он недовольно смотрит на неё. — Ну не злись, я всего лишь пошутила, — щебечет она, а в глазах — смешинки. Отавио хмуро глядит на Орнеллу. — А если бы действительно начала бы тонуть? Такого что, не может быть? А я, решив, что ты шутишь, не поплыл бы за тобой? — Не сердись, я же не со зла. — Мальчик начинает плыть к берегу. А Орнелла вдруг обнаруживает у него на левом боку уродливый шрам. — Это у тебя откуда? — зачарованно спрашивает Орнелла, понимая, что у неё самой точно такой же шрам, только справа. — Да так, в детстве неудачно упал, — сообщает тот. Орнелла ему не очень верит, но решив, что расспрашивать не вежливо, тем более, как она понимает, он не хочет ей объяснять подробней.***
Орнелле сегодня плохо. Закрывшись за плотными дверями своей комнаты, она плачет. Сегодня её избил местный хулиган — Ник. Отавио её утешает. — Это ужасно, я ничего не смогла сделать. Сначала он набросился на мою подругу — Конни, а когда я попыталась защитить её — ударил меня, а затем жестоко избил. И сказал, что если я попадусь ему ещё раз на глаза, то ещё раз изобьёт, — она рыдая показывает ему синяки на руках и ногах. Отавио гладит её по волосам, говорит чтобы она не переживала, что всё будет, как надо. Орнелла доверчиво прижимается к нему, чувствуя удивительный холод его тела, обнимает за плечи. Так, сидя на кровати тринадцатилетняя девочка засыпает, продолжая время от времени вздрагивать во сне. «Бедная девочка, — думает Отавио, — надо же как её напугал этот мерзавец». Когда Орнелла окончательно засыпает, Отавио исчезает. Орнелла просыпается от телефонного звонка. Звонит одна её одноклассница, сестра Ника. — Орнелла, ты сегодня не видела Ника? — Да, видела, — стараясь как можно спокойней сказать это, сообщила девочка. — А что? — Ничего особенного, просто что-то его долго нет, а на звонки не отвечает. — Ну, а я здесь причем? — Мне рассказали, что он напал на твою подругу — Конни. — Правда? Тогда ей и позвони, — Орнелла морщит свой красивый лоб. О том, что сегодня её избили, знали только двое, не считая Отавио, — Конни и Ник. С Конни она взяла слово, что та никогда никому не расскажет об этом инциденте, так как Орнелла не хотела прослыть жертвой чьей-либо жестокости. А с Ником, как они тогда решили, ещё повоюют. И вот теперь оказывается, что Стелла — сестра Ника, откуда-то знает, что её брат избил Конни. — Кстати, а откуда у тебя такая информация? — спрашивает наконец Орнелла. — Мне сам Ник об этом рассказал, — сообщает Стелла после небольшой паузы. — Я ничего об этом не знаю. И если он где-то задерживается — это не является поводом мне звонить. Я ему не нянька, — неожиданно грубо, даже для себя, отвечает Орнелла и бросает трубку. Спустя несколько дней находят труп Ника. Следствие приходит к выводу, что его убили, но убийцу так и не находят.***
Время быстро мчится вперёд. Орнелла незаметно подрастает, вместе с ней растёт и выдуманный когда-то друг… Она конечно уже давно не ребёнок, ей уже шестнадцать, но она по прежнему вспоминает о нём, когда ей скучно или не с кем поговорить. Вот и сегодня она одна. У подруги, с которой она договорилась пойти сегодня в кино, изменились планы. Конечно, она могла одна сходить в кино, но одной не хотелось. Недолго думая, она берёт за кисти и подойдя к мольберту, принимается размешивать краски. Надо сказать, что она упорно шла к цели, которую поставила себе ещё в далёком детстве. Она всегда исправно рисовала, придумывая целые сюжеты на холсте. И, как правило, именно в такие минуты появлялся Он — Отавио. Вот и сейчас он оказывается сидящим в уютном кресле. Причём фразу: «оказывается сидящим» надо понимать буквально, так как он всегда появлялся внезапно и также внезапно исчезал. — Снова создаешь иллюзии на холсте, — произносит он, подходя к ней. — Да, я получила первое место на местной выставке, — хвастается Орнелла. Отавио берёт из её рук кисти и начинает что-то рисовать на полотне. — Странно, та картина, которая получила первое место была написана тобой… — Чему удивляешься? Так всегда бывает, один делает, другому все почести. — Нет, не в этом дело. — Орнелла замолкает. Она хочет сказать, что все её работы, которые окружающие считают лучшими, принадлежат ему. Но ведь он как бы не существует, он всего лишь воображаемый друг. Лучший, но воображаемый друг… Да, но тогда кто сейчас рисует в её комнате? Окончательно запутавшись в своих мыслях, она говорит Отавио, что сейчас сходит на кухню, принесет им вишнёвый сок. Он согласно кивает, она выходит из комнаты и слышит как запирается на замок дверь. Орнелла вздыхает, ей уже шестнадцать, а у неё по-прежнему есть воображаемый друг, с которым ей никак не хочется расставаться. Через несколько минут она поднимается, неся с собой поднос с чаем, соком, конфетами, печеньем и прочими сладостями. Отавио с радостью принимает из её рук поднос, они рассаживаются у маленького столика. Орнелла любуется Отавио. — Знаешь, я очень счастлива, что у меня есть такой друг как ты, — говорит она. — Я тоже рад, что ты есть у меня, только что-то в последнее время ты редко меня видеть хочешь. — Нет, это не так. Просто я бываю немного занята: учёба, школа, дополнительные занятия. — Угу, как будто раньше тебя это как-то не отвлекало от меня. — Раньше я была ребёнком. Но теперь всё изменилось. — Ты хочешь расстаться со мной? — спрашивает он. — Не совсем, просто хочу попробовать жить самостоятельно, без… эм… тебя, — она не знает, как правильно выразить свои слова. А Отавио строго смотрит ей в глаза, так, что она полностью теряется. Вдруг она слышит звонок и выбегает из комнаты, чтобы открыть дверь. А Отавио, который остаётся один, ещё долго смотрит ей вслед. «Ну я это так не оставлю», — проносится у него в голове.***
Орнелла уже несколько часов торчит в своей комнате, пытаясь изобразить на холсте осенний листопад. В кресле сидит Отавио, но Орнелла упорно делает вид, что не видит его. В конце концов он не выдерживает и подходит в ней. — Привет, Орнелла. Ну как тебе начало «самостоятельной» жизни? — интересуется тот. — Отавио, пойми, я тебя очень люблю, но я хочу уже повзрослеть. — А со мной никак нельзя повзрослеть? — спрашивает Отавио. Он мрачно смотрит на свою подругу. — Когда тебе было грустно, я всегда был рядом, а теперь ты меня видеть не хочешь. Хороша твоя любовь. Орнелла старается сдержать слёзы. Ей самой не хочется расставаться с ним. Он ведь такой милый, добрый, заботливый. С ним всегда спокойно и уютно. Но в то же время ей хочется быть свободной, беззаботной. Она желает сама всего добиваться, а Отавио порой её пугает своей реалистичностью. Он всегда с ней. Он всегда помогал учить уроки, рисовать, объяснял то, чего не понимала она, рассказывал истории, о которых никогда не слышала она. Сколько раз она убеждалась в том, что он существует на самом деле. Отавио хмуро стоит за её спиной, видит, как неуклюже пытается рисовать. В его душе, если конечно, у него есть душа, порождается зло. Как просто она от него отказывается! Как просто забывается всё то, что он для неё сделал. Она произносит свои желания с видом хозяйки жизни. Словно это она диктует правила! Нет, он — Отавио, однозначно не оставит её в покое! Будь всё горит огнём…***
В который раз Орнелла просыпается от боли в боку. Она хватает себя за бок, ощупывая руками шрам на спине, в районе поясницы. Ей снова приснился кошмар из далёкого детства. В горле першило, как бывает, когда долго кричишь. В комнату вбегает её мама — Сьюзен. Она быстро подходит к её постели, садится рядом с ней с тревогой смотрит на дочь. — Девочка моя, что ты кричала во сне? Опять тебе что-то приснилось? — Да, мам, мне снился брат… — Какой брат? Ты же единственный ребёнок в семье! — восклицает Сьюзен, но что-то в её лице меняется. Орнелла, будучи проницательной девушкой, замечает это. Но пока ничего не говорит. На следующий день, еле дождавшись, когда родители уйдут, девушка пошла в комнату родителей. Она тихо подходит к секретеру, где её родители хранят важные документы. Она ещё не знает, что именно хочет найти. Но уже рассыпает всё содержимое ящика на ковёр и начинает перебирать все документы. В какой-то момент ей попадается странный документ, свидетельство о рождении некого Отавио Хартли. Его родителями были указаны её, дата рождения совпадала с её. Она зачарованно смотрит на это свидетельство, с трудом переваривая эту информацию. Вдруг она слышит, как по лестнице поднимается их горничная. Орнелла лихорадочно запихивает папки под кровать, но всё запихать не успевает, она уже бежит к двери и вовремя покидает комнату, при этом слышит, как изнутри запирается дверь. По коридору уже идёт горничная. Естественно, она могла бы спокойно оставаться в комнате родителей, более того, если бы горничная увидела бы её шарившую в документах своих родителей, ничего бы не случилось. Но как водится, не самые благоприятные поступки вызывают у неё панику, и она, как всегда, пытается побыстрее покинуть место преступления. Горничная берётся за дверную ручку и пытается открыть дверь, но та не открывается. Орнелла, собравшись с духом, подходит к ней как ни в чём не бывало, улыбается ей. — Извините, мисс, но у меня что-то не получается открыть дверь, я думала, что ваши родители — мистер и миссис Хартли — уже ушли, а они видимо, ещё дома. — Нет, они ушли, — отвечает девушка, слыша как изнутри отпирается дверь, — попробуйте ещё раз открыть, — советует она. Служанка пробует ещё раз открыть дверь, та поддаётся, Орнелла старательно улыбается, пытаясь сдержать смятение: — Ну вот, нужно было просто посильнее дёрнуть дверную ручку, — сообщает ей первое, что приходит в голову. Горничная качает головой: — Я всегда открываю дверь, может, замок заело. Извините, может мне просто послышалось, но мне показалось, что я слышала звук отпираемой двери… — Не может быть, вам, скорее всего, показалось, — сухо комментирует Орнелла, заходя в спальню вместе с ней. Но там уже были ликвидированы все следы пребывания девушки. Ящики секретера были уже на месте, документы больше не валялись на ковре. — Ну вот, вроде всё в порядке, посторонних, которые могли бы закрыть дверь, нет, — произносит она и уходит в свою комнату. — Что ты делала в комнате родителей? — слышит она строгий голос Отавио. Он уже стоит у мольберта, хмуро глядя на неё. Орнелла подходит нему, что-то неясное из детства всплывает из её подсознания, и она спрашивает его: — Ты кто? — Что за детский вопрос, — бурчит Отавио. — Я когда-то верила, что ты плод моего воображения, но теперь… Знаешь, мне иногда снятся странные сны. — И что ты в них видишь? — Себя. Себя, запертую в чужом теле. — Она начинает нервно ходить по комнате. — Когда я сказала маме, что во сне вижу своего брата, то она мне солгала. Когда я спрашиваю тебя о твоём шраме — ты мне врёшь. Когда я хочу что-то узнать о своём прошлом, то нахожу стену, сквозь которую я ощущаю некую опасность. Это странно, чувствовать какую-ту тайну, связанное со своим рождением, и чувствовать, что невольно затрагиваешь какую-ту больную тему связанную с тобой, — Орнелла смотрит на него, после небольшой паузы продолжает: — Понимаешь, я начинаю чувствовать себя уродом, как будто у меня две головы, или четыре ноги. — Может, так и было, — произносит он, — когда ты родилась: у тебя было четыре ноги, четыре руки, две головы и два сердца, которые бились в унисон. А ещё ты являла собой уникальный пример гермафродитизма, ты была сразу девочкой и мальчиком. — Что за чушь ты несёшь?! — Это не чушь, это правда. Ты была сращена со мной ещё в утробе. Ты никогда не слышала о сиамских близнецах? Так вот, когда мы с тобой родились, то наши родители позаботились, чтобы никто никогда не узнал о нашем рождении. Отец с матерью хорошо заплатили врачам, которые нас разделили, никто никогда не заикнулся об этой операции. Нас с тобой тогда было по году, когда произошла эта операция. К сожалению, меня не удалось спасти. Но и уйти в другой мир не смог. Знаешь, а ты меня никогда не забывала, в детстве я часто приходил к тебе, под видом какого-то старшего брата. Потом мне это надоело, я решил показаться в своём реальном обличии. Признаться, я был приятно удивлён тому, как спокойно ты меня встретила. Орнелла в ужасе слушает его. В её голове крутятся странные фразы, случайно кем-то оброненные. Всё начинало вставать на свои места. — Сначала было всё так прекрасно, мы с тобой общались, играли, у нас были общие интересы. Но со временем всё начало меняться. Ты пошла в школу. У тебя стали появляться друзья. Обо мне ты начала забывать. Ох уж эти люди, сначала плачутся в жилетку, стеная о том, как им плохо и одиноко. И когда ты приходишь к ним на помощь, они принимают это как должное. А потом… начинают забывать, когда ты им не нужен, они спокойно переступают через тебя… — Это не так, я всегда тебе была благодарна за заботу, доброту. — Ага, почему же ты тогда решила, что я тебе больше не нужен, кто мне сказал — прощай? — Я же думала, что ты моё воображение, а эти странные события, связанные с тобой?! Они меня пугали, заставляя думать о своей душевной неполноценности. — Правда?! Когда ты получала первые места за картины, которые я писал собственными руками — это было хорошо. Когда нужно было прикончить одного придурка — я был хорош. А теперь, смотри, мы — выросли. И ты не нуждаешься больше во мне. А обо мне ты не подумала? Он с неожиданной яростью смотрит на неё, в его руках откуда ни возьмись появляется нож. Орнелла в испуге убегает из комнаты. Отавио отправляется на поиски Орнеллы. Он идёт по темному коридору особняка, этот дом был для него слишком родным, но в то же время вызывал своим аккуратным видом только отвращение. Отавио чувствует как по воздуху витает ужас, исходящий от напуганной сестры. Он идёт тихо, стараясь не шуметь. Телепортироваться он больше не желал — он и так знал, что она уже его. Зеленые глаза ярко горят в темноте, выискивая свою цель, цель этой несчастной жизни, ради которой пришлось погубить не одну душу, и которая так просто решила избавиться от него самого. Девушка продолжает плакать в углу комнаты. — А… Вот ты где, Орнелла! … Я так долго тебя ищу… Ты так сильно хочешь избавиться от меня? Правда?! — Парень со скрипом открыл дверь в гостиную. Он лишь тихо обнял свою жертву, вгоняя все глубже острый нож в тело девушки. — Эх Орнелла, теперь мы всегда будем вместе, мы же сиамские близнецы… Теперь мы вместе, моя дорогая сестрёнка. Как всегда: только ты и я! На следующее утро Сьюзен заходит в комнату дочери, та долго не вставала, что было на неё совсем не похоже. Женщина подходит к постели дочки, начинает гладить по щеке. Но её настораживает холод щёк, и она поворачивает Орнеллу к себе. От увиденного захватывает дух, и она начинает орать: на неё смотрели леденящие душу глаза мёртвой дочери.