Grimes – Medieval Warfare
Хамство, развязность и грубость — это оборотная сторона неуверенности (с).
Она его бесит. Бесит до зубного скрежета, плотно сжатых челюстей и бешеной трясучки в теле. Те, кто был достаточно хорошо знаком с Киришимой-младшим, кривили губы в ухмылках, не придавая данному факту значения. Дескать, этому парню вообще сложно понравиться. Ничего, перебесится. Но Аято не намеревался просто «перебеситься», по крайней мере до тех пор, пока перед глазами без конца мельтешила Козоно. Своенравная и нахальная, она воспринимала парня и всё им сказанное в штыки и, мерзко улыбалась, получая в свою коллекцию новый выговор. Покорность и уважение проскальзывали в её поведении в очень редких случаях и даже тогда — сплошная фальшь. К примеру, когда на ковер вызывал Татара, говоря и спрашивая, как под копирку, всё то же самое, что и Киришима, Козоно, не перебивая (а это дело она любила), молча всё выслушивала, как болванчик кивая головой, когда это было необходимо. Ведь беда у неё была с манерами и, быть может, с головой, но, к её счастью, этот недуг не затронул подыхающий инстинкт самосохранения. Очередное совместное задание опасно вышагивает рядом с пропастью. Идёт «по пизде», проще говоря. Киришима едва сдерживается, чтобы не вцепиться «напарнице» в глотку и посмотреть на её внутренний мир под другим углом. Слишком близко к провалу. Козоно, вместо того, чтобы спасать свою шкуру от неизбежной расплаты, преспокойно угнездилась на пожарной лестнице, выуживая из кармана бесформенной толстовки банку с жалким подобием кофе. Следящий за её действиями Аято всё острее ощущал, как спина начинает неумолимо зудеть. Его в открытую провоцировали, и кто он такой, чтобы на эту провокацию не пойти. — Идиотка, — выплёвывает Киришима, хватая девушку за шкирку и стаскивая с насиженного места. Козоно сохраняет бесстрастное выражение лица ровно до того момента, пока вместо холодных синих глаз ей не приходится смотреть в пылающие яростью кагуне. Гуль испепеляет её взглядом, тяжело и громко дыша, а после медленно, будто и так зная, что увидит, переключает внимание на всё ещё сжатую в руке банку. С гримасой отвращения Аято выхватывает наполовину опустевшую тару, комкая ту словно кусок бумаги. Остатки напитка стекают по руке парня на грязный асфальт. Отшвырнув алюминиевый комок в сторону, Киришима до боли сжимает девичье лицо, опасно приблизившись. — Бе-си-ишь! — шипит он, растягивая гласные. Глаза с размазанной тёмной подводкой хитро щурятся, выдавая совсем не ту реакцию, на которую рассчитывал Киришима, но руку с чужого лица он не убирает. Почему-то. В следующую секунду на его физиономии можно заметить аж две эмоции: удивление и отвращение. Язык Козоно, дразня, скользит по его ладони, слизывая остатки кофе. Аято резко дёргается, убирая ладонь подальше от горе-напарницы, пряча те от греха подальше — в карманы куртки. Желваки на скулах нервно ходят, мол смотрите, он только изображает спокойствие, а на деле начинает закипать. Как чёрт знает что. Козоно смотрит на удаляющуюся фигуру Киришимы с возникшей из ниоткуда банкой «даблшот». Несомненно, он только что удостоверился в её ненормальности, приписав ещё парочку нелестных эпитетов.***
Чёртов цветок — это неизведанный зверь, ворвавшийся на европейский рынок, крадучись добравшийся до Восточной Азии и быстро набравший популярность в крупнейших городах Японии. Диковинный продукт стал особенно востребованным в ночных клубах, но далеко не все заведения были готовы рискнуть своей репутацией ради мимолётной популярности. — И чем же этот «цветок» отличается от ЛСД или экстази? — вопрошает Козоно, покосившись на компашку молодых людей. Мако равнодушно пожимает плечами, не совсем уверенная, что вопрос адресовывался именно ей, и протягивает желтый конверт. — Тут имена и фотографии, — объясняет девушка, мельком бросая взгляд в сторону. — Боссу они без надобности, так что их не спохватятся, пропади они бесследно. Мако поправляет кожаный плащ, пока её знакомая беглым взглядом окидывает свеженькое «меню» на последующие дни. — Красота, — довольно тянет Козоно в предвкушении. Меню из далеко не самых паршивых представителей своего вида складывается пополам и отправляется во внутренний карман кофты. Выбору Мако девушка слепо доверяет, никогда прежде не разочаровываясь в предлагаемом «мясе». Еда есть еда — грех брезговать. Случайные «неслучайные» знакомства на территории клуба «Лимбо» здорово облегчали гулю жизнь, удовлетворяя практически все её физиологические потребности. Ей до всяких там «цветов» нет никакого дела. Да и на черта нужна наркота, когда есть еда? Много еды — до пуза.***
«Не разговаривай с незнакомцами. Не уходи с незнакомцами», — и так далее по списку. Ирония собственных мыслей до безумия веселит Козоно, только что систематично нарушившую все эти «не». Смех мертвеца скачет по стенам закоулка. Заткнуть бы, да только покойнику живые не угроза. Козоно остервенело вырывает куски плоти, списывая галлюцинации на голод, которого уже нет. Её пугает, что голос в голове не затихает, а поглощение мяса только усиливает эти странные галлюцинации. Хруст битого стекла под тяжелыми ботинками срабатывает на манер стоп-сигнала, слегка отрезвляя ошалевшего гуля. — Ну что? Обдолбалась, тварь? — выкрикивает мерзким голосом пришедший, заходясь смехом. Козоно не оборачивается, намеревается гаркнуть ему что-нибудь этакое в ответ, но её слова утопают в новой волне смеха. Гул голосов бьет по ушам, и к своему огорчению девушка понимает, что проблемы куда серьёзнее. — Ну всё. Пиздец котенку, — мямлит она, оскалив окровавленные зубы. Вязкая кровавая жидкость стекает по подбородку на грудь. Патовая ситуация не на шутку пугает, а смысла храбриться Козоно попросту не видит. Что там обычно бубнит Киришима, когда вместо требуемого «по-тихому» она делает всё на свой лад? Ах, да, что-то про грязную подворотню, мусор, дерьмо и смерть в одиночестве. Возможно, ко всему этому прилагалась и парочка утырков, но этого она теперь уже и не вспомнит. «Ну надо же, а этот занудетти оказался прав», — фыркает про себя девушка в попытке встать на ноги и тут же оседает обратно. Правоту напарника она ни за что не признает, скорее язык дверью машины прищемит и лоботомию самолично проделает. Только вот каков смысл? Собственная гордыня сдавливает Козоно горло, чтобы та и думать забыла об шансе на удачу. Не имеет смысла ждать помощи извне. Задетое эго с силой вдалбливает ей из раза в раз: полагаться в этой жизни можно — и нужно! — лишь на себя. Внезапная боль в животе возвращает в мерзкую реальность. Незваные гости подходят слишком близко и с садистским восторгом смотрят как та, что должна превосходить их в пищевой цепочке, ползает у их ног. Слабая, грязная и, по всей видимости, действительно «обдолбанная», а для возвышающихся над ней — поверженная. Гуль понимает — живой отсюда на своих двоих уже не улизнёт. А думать о том, что с ней сделают, и вовсе не хочется. Сгребая в охапку намокшие волосы, её рывком поднимают на ноги и разворачивают лицом к свету от неоновой вывески. Яркий свет режет глаза, но скрывающая лица людей тень, казалось было, ей не подвластна. Единственное, в чём Козоно была уверена, — все собравшиеся были мужчинами. Как те, которых она уже на протяжении нескольких месяцев поедала с нескрываемым удовольствием. А после возвращалась в один и тот же клуб и с уже намеченной целью забирала желаемое, завлекая своими прелестями глупых мошек, словно Венерина мухоловка. Козоно хмыкает, находя этот вечер самым ироничным за всю свою жизнь. Куда не плюнь — обязательно огребешь по самое не балуй. Хватка на волосах ощутимо усиливается, на что гуль зло шипит, вызывая новую волну смеха. Но из всего этого сборища уродов от смеха не сотрясается один, весьма заинтересовавший Козоно силуэт. Застывшая позади фигура словно только и выжидает, когда к ней проявят достаточный интерес, и вскоре выходит вперед, оставляя позади остальных. Девушка узнает его практически сразу, что, казалось бы, невозможно, с учётом того, как медленно и нехотя варил её котелок после съеденного дерьма. Хидэо «что-то там ещё». Проще говоря, одно из проваленных (по её вине) заданий. Тогда Козоно привлекла лишнее внимание, кажется, даже парочка голубей снизошла и почтила их своим присутствием. В общем, пока они спасали свои (в основном, её) шкуры от следователей, Хидэо смылся. Теперь же это «фиаско» во плоти, довольное, словно сытый кот, приближается к ней, хрустя костяшками пальцев. — Узнала? — с чрезмерной смелостью Хидэо встаёт напротив гуля, смотря на неё всё так же свысока. — Вижу, что узнала. — Скосив взгляд на изодранное тело на земле, мужчина еле заметно кривится. — Надеюсь, твой поздний ужин тебе понравился, ибо он был последним. Козоно улавливает в голосе мужчины угрозу, но распознать, откуда придет удар, не может. Сила, с которой её прикладывают о кирпичную кладку, позволяет в полной мере ощутить возможности «чёртового цветка». Подобная мощь, конечно, и рядом не стояла с силами более крепких гулей, но и оставить такой удар без должного внимания таким, как она, было бы очень глупо. Цепляясь за мелкие выступы в стене, Козоно в который раз испытывает страх перед нависшей над ней угрозой быть убитой. Её просто размажут по стене, в прямом смысле этого слова, не испытав при этом никакой физической боли от сбитых в кровь костяшек. А про совесть, вообще, можно забыть. Всё ещё сжатые в кулак волосы снова натягиваются, голова послушно подаётся назад, готовясь встретить новый удар. Чужая и своя кровь перемешиваются на лице, и уже плевать, что там верещит внутренний голос. Козоно начинает молиться. Молиться, что этот удар окажется фатальным и таким же последним, как этот гребаный ужин. Голова застывает в паре дюймах от стены прежде, чем Козоно вместе с её палачом падают на землю. Когда она встает на карачки, толпа из собравшихся людей уже вовсю палила по сторонам, нервно озираясь и совершенно потеряв интерес к ней. Прежде чем предпринять попытку встать, взгляд Козоно скользит по лежащему рядом телу. Алый осколок, что должно быть и убил человека, опасно блеснул в груди. — Жри! — внезапный приказ огорошил девушку намного сильнее её первого, близкого знакомства со стеной. Не задумываясь, Козоно начала поглощать плоть, что практически впихивалась ей в рот разъярённым Киришимой. На краткий миг она заартачилась, вспомнив чем для неё обернулся недавний прием пищи. Но настойчивости Аято было не занимать, да и попытки девушки сопротивляться казались ему до омерзения смешными. — Вот видишь, Козоно, что делает с гулями неправильное питание. Ты слабеешь, становишься немощной и куда более жалкой. А что самое главное — легкой добычей для скота. Впервые слова Киришимы больно жалят и заставляют о многом призадуматься, но и здесь Козоно шустро всё списывает на сложившуюся ситуацию и ушибленную голову. — Отстань! — шипит девушка, отскакивая от близко стоявшего Аято. Скормленное им мясо незамедлительно дает эффект, возобновляя процесс регенерации. Самочувствие с завидной быстротой перескакивает с «паршиво» на «средне паршиво», позволяя гулю не только нормально думать, но и анализировать ситуацию. — Спасибо, — обернувшись к Аято, бросает девушка, с трудом веря, что крутящийся с минуту слово, наконец, слетело с языка. Киришима в ответ ничего не отвечает, более того, он даже не смотрит в её сторону, думая, о чем-то своем. Но Козоно откровенно плевать: распинаться перед его высочеством у неё нет ни желания, ни времени. Нужно догнать смельчака и довести дело до конца. — Далеко собралась? — прилетает ей в спину вопрос, который не удостаивается ответом. Словно напавшая на след гончая, Козоно рвётся прочь из закоулка, уже наверняка зная, куда подался Хидэо в поисках укрытия.***
«Лимбо» Козоно не любила, хоть это место и являлось прямым источником её пропитания и веселья. И, как оказалось, ещё и проблем. Стоило девушке углубиться в недры клуба, как запах Хидэо теряется среди сотен других, вынуждая остановиться. Куда именно забилась её пташка, она теперь не знает. А времени на поиски меньше, чем хотелось бы. Шумно выдохнув, Козоно разворачивается на триста шестьдесят градусов, более внимательно вглядываясь в толпу. Он точно здесь, скорее всего, в более укромном месте. Там, где его не побеспокоят. Там, где можно хорошо спрятаться. Хорошо, но не идеально. Призадумавшись, девушка отправляется на поиски Мако, местной гоу-леди, которая знает о здешних правилах едва ли не все: вплоть до того, кто и с кем пришел. И как работник, имела доступ в большинство помещений клуба. Нужно скользнуть в другую часть зала. Козоно делает шаг вперёд и тут же замирает, ощущая на руке стальную хватку. — Ты хоть представляешь, как странно выглядишь со стороны, шныряя из одного конца зала в другой? — миролюбиво интересуется Мако, прижимая к груди кипу бумаг. Своевременное появление ещё одного гуля радует Козоно. Успев мазнуть взглядом по подруге, та, не без зависти, заметила, что выглядит Мако как всегда превосходно, чего уж точно нельзя было сказать о самом Богомоле. — Если ты думаешь, что я сюда пришла ради того, чтобы узнать твоё мнение, то обломись, дорогая, — чеканит Козоно, зная, что гуль к её колкостям привыкла. — Хидэо здесь? Мако вопросительно приподнимает бровь, вставая практически вплотную к гостье, и шепча на ухо: — Какой ещё Хидэо? Козоно нервно закатывает глаза, начиная психовать. — Какой-то там магнат. Помню только имя. Чёрт, спроси лучше Аято. Это он у нас кладезь подноготных. — «Лимбо» тебе не место для линчевания, Козоно! — вскидывается девушка, опасно блеснув кагуне. — И мне кажется, мы это уже обсуждали. Так что, если не хочешь проблем, — проваливай! Козоно хочется возразить, объясниться и попытаться сгладить углы, но Мако упорно продолжает прожигать её озлобленным взглядом, с трудом сдерживая животный оскал. Грохот музыки внезапно меняется сигналом дымовых датчиков, мгновенно вызвавшем панику среди посетителей. Идя на поводу у инстинктов, люди щемятся в сторону выхода, толкая друг друга и крича, как будто бы это помогло им выбраться побыстрее. Живая волна в считанные секунды разделяет двух гулей, унося их по разные стороны. От осознания того, что план близится к провалу, Козоно едва сдерживается, чтобы не взывать. Хидэо, чёртов ублюдок, так близко, но вот-вот исчезнет, словно призрак, и тогда его уже днем с огнем не сыщешь. Магнат, чтоб его. Сильный толчок, в прямом смысле, откидывает её в сторону опустевшей барной стойки. Стараясь держаться подальше от обезумевшей толпы, Козоно и не заметила как позади неё, кто-то оказался. — Ну разве не убого? — раздался знакомый голос. — Спасаются от мнимой опасности. Сами себя же и калечат. Она чувствует, как по позвоночнику ползёт приятный холодок, но собственная реакция на голос Киришимы озадачивает. — Значит весь этот переполох твоих рук дело? — хмыкает Козоно, поджимая губы, что так и норовили растянуться в улыбке. — Какая проницательность. — А что там с Хидэо? — как бы между прочим, интересуется девушка, замечая в толпе людей в более солидной одежке. — Бегать больше не будет. Ты в самом деле думала в одиночку пробраться в закрытый сектор, и разобраться с ним? — Аято смотрит так, что хочется сжаться в маленький комочек или исчезнуть. — Ты все-таки непрошибаемая идиотка, знаешь. Желудок, как последний предатель, издаёт звук умирающего кита. От совсем не ласкающих слух звуков Козоно стыдливо скукоживается, мысленно пожелав удавить умирающее животное, чтоб не мучилась скотина. — С чего ты это, вообще, взял, — фыркает девушка. — Может, я таким образом от твоего сталкерства спасалась. Уже приготовившись дать ответ обнаглевшей в конец девице, Киришима так и застывает с заносчивым видом, наблюдая, как Козоно со спокойным лицом открывает, черт знает откуда взявшуюся банку. Заметив с каким выражением на неё смотрит Аято, девушка временит с кофе, задавая гулю немой вопрос, мол "что опять не так?". — Тебя жизнь совсем ничему не учит? — подозрительно спокойно интересутеся Киришима. — Ну-у, — протягивает Козоно, — твоё хождение по пятам жутко мешает моему приёму пищи. А есть, когда на меня смотрят, я стесняюсь. Разумеется Аято знал, что у нахалки нет никакого стеснения. Не после всего того, что она вытворяла, в его присутствии. - К тому же, ты сам пришел с пустыми руками, — продолжает Козоно, картинно вздыхая.— Прийти пришел, но в пустой клювик соратнику положить нечего. Искоса поглядывая на едва совладеющего с эмоциями Аято, девушка довольная собой мысленно решает, что тема закрыта. С её «дурными привычками», наконец-то, смирились и эту маленькую, но победу, грех не обмыть. Увы, больше одного глотка ей сделать не дали, а то, что успело попасть в рот Козоно, мгновенно потекло с подбородка на и без того настрадавшееся платье. Выбив из рук гуля треклятую банку, парень отправляет ту в свободный полет. Киришима, вцепившись мёртвой хваткой в костлявое плечо напарницы, потащил ту куда-то в конец клуба, минуя большой зал и втаскивая в небольшое помещение. На ковре, в луже собственной крови, лежал горячо любимый Козоно Хидэо, без левой ноги и правой кисти руки. Далекая от естественности поза тела говорила о том, что Аято зря времени не терял, развлекался как мог. — Ты душка, Аято-кун, — мурлычет девушка и фривольно прикасается щекой к щеке парня, мягко потеревшись кожей о кожу. На краткое мгновение челюсть Киришимы напрягается, обнажая эмоции своего обладателя, сроднившегося с маской холодного безразличия. — Расслабься, — не отстраняясь, лепечет она наигранно томным голосом. Аято устало вздыхает, в очередной раз поражаясь тупости людей, что, наверняка, слепо велись на это фальшивое очарование, с правильно подобранной мимикой, тоном голоса и фраз. — Ешь давай, и валим пока нас не застукали, — как-то устало велит Киришима, указывая на свежий труп. Черти во взгляде напарницы ему не по нраву, а недавно принятое им решение прийти на помощь, теперь уже кажется безумием и пустой тратой времени. Скидывая с себя девичьи руки, Аято лениво плюхается на мягкий диван цвета спелой вишни и повторно напоминает Козоно о своей просьбе. — Никак не могу понять, Аято-кун, это наркотики меня отпускать не желают, или ты действительно проявляешь «заботу»? — Киришима из последних сил сдерживается чтобы не огреть заигравшуюся девушку. — Нет, я просто хочу, чтобы после ты избавилась от трупа и в кои-то веки облегчила мне жизнь, а не усложнила, — ядовито бросает Киришима, упираясь локтями в колени. — Разнообразие так сказать. Козоно фыркает, но к телу покорно опускается, всё ещё чувствуя отголоски собственной провинности. Внутри неё что-то щелкает, окуная на долю секунды во тьму грязного закоулка и заменяя озорство на былую злость и отчаяние. Козоно чувствует, как волосы на загривке шевелятся, а здравый смысл ускользает, даруя ей полную свободу действий. Размазывая часть Хидэо по лицу, Козоно не без удовольствия подмечает, что, в целом, засранец не так уж и плох. Особенно когда молчит, не двигается и медленно стекает с подбородка и рук на мягкий ковер.