Проигравшие

Все слишком пресытились войной, чтобы устраивать теперь бои между собой, пусть даже и потешные, так что затеянное Сучжини состязание превратилось в соревнование «кто кого перепьёт». — Проигравший поит победителей? Отлично! Почему бы не совместить одно с другим? Кто первым свалится под стол, тот и раскошеливается! — хлопнув себя руками по объёмистому животу, громогласно заявил князь Чолло. Странная это вышла попойка. Разом и весёлая, и печальная, хотя с чего бы? Сучжини бродила меж накрытых под открытым небом столов, присаживаясь то за один, то за другой, смеялась вместе со всеми, рассказывала забавные истории из собственного детства, слушала военные байки, пила наравне с мужчинами и хлопала их по плечам. Смеркалось. Смех вспыхивал то тут, то там, за дальним столом затеяли было петь, но князь Чолло, объединившись с Чу Мучином, Белым Тигром, живо посрамил остальных участников. Спрятанные до поры в густой траве и среди ветвей деревьев, один за другим стали зажигаться фонарики, зелёные и золотые, как светляки. Заодно слуги вынесли и несколько жаровен: по ночам уже становилось прохладно. На востоке взошёл молодой месяц, тонкий и острый, как драконий зрачок. Секунду Сучжини казалось, что одновременно она видит на западе полную луну, а в зените — чёрное солнце, потом видение померкло. Она закрыла глаза, прогоняя тревогу: не должен смертный видеть такого, разве что владыка Хванун или Стражи, чьи глаза острее человеческих, могут зреть небесные знаки... Тамдок часто замирал на границе дня и ночи, подняв лицо и опустив веки, будто в полусне. Ненужная мысль. Пахло жареным мясом, специями, разорячёнными телами, ароматными травами, брошенными в жаровни и курильницы. Из подвалов тащили новую бочку, над вертелом жарили целого быка. Старый князь Чолло храпел под столом в обнимку с наставником Хён Го. Чу Мучин дремал прямо за столом, положив голову на могучие руки. Генерал Ко на спор целовался с Пансон, женщиной-кузнецом, потом с Тальгэ, средним, а теперь единственным сыном князя Чолло, потом с кем-то из помощников Хён Го из племени Комул. Чин Чхоро пил вино, как воду, напонял чашку за чашкой и, казалось, не пьянел. Только лицо становилось всё красивее и всё строже. Длинные волосы обрамляли мягкие до женственности черты, глаза большие и яркие, а губы пухлые, как у женщины — Сучжини подумала безо всякой зависти, что из них двоих он миловиднее. Ей было не привыкать водиться с мужчинами, которые краше её самой. Если бы Чхоро только захотел, от компании у него отбоя бы не было — хоть мужчин, хоть женщин, но он сидел за столом один. Это было плохо: она позвала его сюда, суля веселье, но сегодня за искренним смехом Сучжини весь вечер слышалось нечто иное. Не натужность или искусственность, нет — эхо печали, чужих мыслей и несбывшихся чаяний, и празднество было похоже на прощание перед долгой разлукой. Глупости всё это. Просто лето кончается. Потом её обнял за плечи Тамдок и увёл подальше от разгулявшейся толпы. — Я стащил бутылку отличного вина, и у меня нет никакого желания участвовать в турнире «поцелуй или слабо», даже если это овеянная стариной и славой традиция моего войска, — улыбаясь, сказал он. — Кто бы мог ожидать от генерала Ко... — Давайте сюда, что вы там стащили, — буркнула Сучжини. — Вашему величеству лучше бы избавиться от привычки под шумок обирать чужие винные погреба. — Ты моя соучастница, — забавляясь, напомнил он. — Ведь ты знаешь, что вино краденое, но всё равно пьёшь. — Я разделяю чашу с моим повелителем, — с достоинством парировала Сучжини. — Это долг каждого подданного. — Надеюсь, другие долги в казну пойдут золотом и шёлком, — расхохотался Тамдок. — Не то я рискую упиться до смерти. Хотя твой вариант состязаний, пожалуй, приживётся... Они болтали, сидя на траве и передавая друг другу бутылку, потом Тамдок укрыл их обоих своим плащом. От земли тянуло сыростью, низкий туман стлался меж стволов деревьев, и казалось, будто тёмные кроны парят в воздухе сами по себе. Тамдок улыбался, глядя на Сучжини, его глаза блестели, на смуглых щеках играл румянец, и пахло от него чудесно, пряностями и вином. Сучжини уложила голову ему на плечо, сморгнув непрошеные слёзы и сглотнув комок. Это вино сделало её глупой и слезливой, сказала она себе. Тамдок погладил её по волосам, ласково, как сестру или брата — потому что перед сёстрами мужчины всё же испытывают стеснение. Сучжини подозревала, что знает о чаяниях, страхах и любовных бедах государя больше, чем королевская подушка. Может быть, это и есть её роль при дворе, подумала она. Государево утешение, подушка, которую обнимают по ночам, прячась от одиночества. Любопытно, если бы ей удалось напоить Тамдока достаточно, назвал бы он её именем Киха? Но пьёт он ещё лучше, чем Чхоро, который, видно, не знает своей меры и скоро просто упадёт с непривычки, и тогда не избежать ему генерала Ко и полудюжины разгорячённых девиц. Платить за нынешнее пиршество выпадет всяко не короне... Погружаясь в дрёму, Сучжини подумала, кто же всё-таки проигравший в этом состязании.