Изувеченный

„Сколько ни упихивай вглубь сознания, кошмары опять неожиданно вылезают наружу“

      Темнота окружает. Она кажется до абсурдного осязаемой, касается голой кожи своими липкими ладонями, оставляя на ней нестираемые следы, отпечатки этой страшной ночи. Сердце глухо стучит где-то с левой стороны груди, а гул в ушах перекрывает все посторонние звуки. Не то чтобы это минус. Слышать не хочется совершенно. Хрупкое мальчишеское тело из последних сил сопротивляется, извивается в грязных, потных руках одного из ублюдков, явившихся в их дом сегодняшней безлунной ночью. Точно сами звезды скорбят о случившемся, не желая наблюдать эту ужасную картину. Мама заходится истерическим криком в соседней комнате. Его отголоски оседают пеплом на задворках сознания. Боль ощущается эфемерно, совсем неясно и размыто. Отвращение стоит поперек горла вязким комом. Кровь тонкими горячими струями стекает по лицу. Хочется то ли проблеваться, то ли захлебнуться в теплой алой луже на гладком кухонном паркете. Дыхание сбивается, и уже через мгновение обстановка резко сменяется, оставляя после себя лишь ледяные капельки пота на спине да острый приступ кашля.       Сознание медленно возвращается. В голове шумит, а горло саднит так, точно еще немного и он бы просто выхаркал свои легкие. Несколько раз задев дверные косяки и углы мебели, Рыжему все же удается добраться до тесного помещения ванной комнаты. Свет больно бьет по глазам, и Шань, сощурившись, опирается руками на холодный бортик в попытке прийти в себя и хоть немного успокоиться.       Кошмары мучили его с тех самых пор, как стайка альф нежданно-негаданно заявилась на порог их небольшой квартирки несколько лет назад. Мо помнил эту сцену так ясно и четко, словно все произошло только вчера. Перед глазами вновь он, щуплый школьник, усеянный страшными кровавыми подтеками и ссадинами, с трудом перелезает керамический бортик треклятой ванны без единой мысли в голове, с пустыми глазами. Точно смотрит на себя со стороны, и жизнь навсегда раскалывается на «до» и «после». Что-то сломанное глубоко внутри, расколотое без возможности склеить.       Рыжий умывает лицо ледяной водой, задерживая пальцы под сильным напором струи. Они покрасневшие, чуть заметно подрагивают, когда Шань наконец закручивает нужный вентиль. Босыми ногами ступая по холодному полу, Мо проходит в небольшую одинокую кухню. Ставит на плиту остывший чайник и переводит взгляд на старенькие, еле идущие, настенные часы. Ну и что ему прикажете делать в пять часов утра, когда на пары только к восьми? В квартире пусто и тихо. А еще холодно. Шань привычно все смахивает на неоплаченное отопление, но внутренний голос колко подмечает, что дело, должно быть, не только в этом.       Мама уже третью неделю в больнице. Врачи пророчат ухудшение ситуации без отсутствия необходимого лечения. Платные медикаменты и дорогое оборудование, хорошее питание и комфортабельные условия. Мо работает на полставки в супермаркете, что недалеко от клиники. Грузчиком. Работа тяжелая, выматывающая и малооплачиваемая, что обиднее всего. Вся зарплата уходит на мамино лечение, но этого хватает только на палату да некоторые лекарства. Парень уже всерьез задумывался о том, чтобы бросить учебу и устроиться на вторую работу, но мама практически слезно умоляла его доучиться. Отказать ей такой было выше его сил, а потому он, сжимая ее хрупкую белую ладонь, только кивал, стиснув зубы.       Ближе к семи Шань все же подхватывает свою черную потертую сумку со стола и, накинув на плечи джинсовку, покидает квартиру, плотно заперев за собой дверь. На улице прохладно и свежо. Дышится легко, а люди, сонные и медленные, бредут по своим делам, не нарушая приятной утренней тишины, прерываемой только гудением машин. Вообще, колледж Рыжика находится далековато, так что вернее было бы подъехать на автобусе, однако вариант с общественным транспортом входил в почетную тройку «ненавижу-блять-как-так-вообще-можно-фу», и, следовательно, сразу пролетал. Нет, серьезно, мало того, что цены на проезд безбожно быстро росли, так еще и эта вечная толкучка без права на личное пространство. И все в одной куче: альфы, омеги, беты, дети и еще не определенные подростки. А эта туча смешавшихся запахов? Да как там вообще можно дышать? Лучше бы вместо поручней навешали кислородных масок, ей-богу.       Высокое длинное здание виднелось впереди. Красивая, с аристократическими нотками структура, дополненная чудесными клумбами и фонтанами, делала его похожим скорее на дворец, нежели на университет. Все верно, перед ним первое здание главного городского образовательного комплекса, обеспечивающего обучение по специальности всем трем полам. И это, самое большое и эстетически прекрасное на территории комплекса, — место обучения альф. Обширный выбор специальностей, новейшее оборудование и компьютерные классы. А также огромный стадион, изредка использующийся для проведения массовых спортивных мероприятий (только тогда доступ к нему получают беты и омеги), и еще длиннющий перечень различных привилегий и удобств.       Пройдя мимо сидящего на входе альфы-охранника с маленькими глазенками и цепким взглядом, Мо постарался как можно скорее преодолеть территорию альф. Их учебный день всегда начинался на час позже, чем у бет и омег, однако у многих были назначены факультативы. Музыка или что-то из спорта, так что нарваться на кого-то здесь можно было всегда и везде. Опустив голову и быстро шагая по красивым, выложенным тротуарной плиткой дорожкам, Шань спешил к своей цели. Расстояние между парнишкой и первым зданием комплекса стремительно увеличивалось, и вот вдалеке наконец запестрел знакомый красный кирпич. Рыжик с облегчением замедлил шаг. Теперь дорожка была выложена из дешевого камня, а здание, к которому так спешил Шань, было заметно скромнее предыдущего. Место, где свой диплом по окончании учебы должен был получить Мо. Колледж для обучения бет.       Чуть поодаль располагался учебный корпус омег. Шань слышал о том, что ничему особенному они там не обучаются, ибо к важной работе слабый пол на пушечный выстрел не подпустят. Если они и работают, то либо на должностях с одной единственной «раздвигательной» обязанностью, либо же на подставных — владельцами каких-нибудь марафетонаводящих заведений (богатые мужья чаще дарят им такие на дни рождения). И, как правило, все это счастье достается либо деткам богатеньких родителей, либо омегам, не обделенным красотой, обаянием и умениями. Если же у тебя нет ни того, ни другого — добро пожаловать на панель.       Именно поэтому, зайдя в кабинку пустого туалета на первом этаже, Мо рваным движением кисти закидывает в рот несколько таблеток подавителя и, поморщившись, глотает. Горечь привычно оседает на языке.       Просто так легче. Просто это единственный выход. Единственный шанс. Бетам живется проще. Да, не так хорошо, как альфам, но и не так плохо, как омегам. Они вполне себе могут устроиться на приличную должность или просто на работу, где нормально платят. Они не пахнут, не текут и ничего не чувствуют. Запахов то есть. Иногда Шань думает, как было бы здорово, будь он настоящей бетой. С самого детства все были уверены, что Мо окажется либо альфой, либо бетой. Бойкий, драчливый, вечно в ссадинах и синяках, грызется постоянно с кем-то. Да и у самого Рыжика почти не оставалось сомнений, ведь годы шли, а отличительных изменений в себе и своем теле он не замечал. Мальчику сразу объяснили: определение у всех происходит по разному, но происходит всегда. Нет течки или особого запаха — бета. Не лучшее, но и не худшее. Все было хорошо до определенного момента, когда все планы, все мысли о будущем и надежды перечеркнула одна единственная ночь.       Мо было пятнадцать, когда его изнасиловали.       Они пришли за деньгами, что задолжал отец. Отдавать было нечего, а Шань был лишь хлипким подростком, не способным дать отпор. Мать заперли, дом разгромили, а над мальчишкой решили поглумиться. Благо обошлось без прямого проникновения, но Шаню от этого факта легче не становилось.       А на следующий день началась первая течка.       Болезненная, отвратительная просто. Не сказать, что это было и впрямь так невыносимо, как болтали глуповатые омежки-одноклассники, да и засунуть в себя ничего не хотелось. А вот выпилиться — это да. Это было. Рыжик тогда вообще не в себе был. В голове словно дымка. Вспоминаешь обо всем обрывками. Ни голода, ни жажды не испытываешь, будто овощ. Даже страха не было. Мама его тогда остановила. Плакала долго, обнимала, говорила о чем-то, убеждала, только Рыжик и не вспомнит уже ее слов. Зато помнит лицо ее, бледное, как мел, и глаза такие, что глядеть и стыдно, и жутко, столько в них болезненного страха. Больше мыслей о суициде не возникало никогда, стоило только вспомнить этот ее взгляд, почти безумный.       Зато блокаторы стали выходом. Мо на типичную омегу никогда не походил. Да и на альфу тоже. Он был чем-то средним. Бета — то, что нужно. А для поддержания образа всего-то и надо, что пить подавители. Да, дешевые, ибо денег на хорошие не хватает, но и этих было вполне достаточно, чтобы скрывать запах, слабый по своей природе. А еще держаться подальше от альф. Благо ненависть к последним так и не утихла. Никаких проблем. Никаких.