Буря

      Больше ничего не будет, как раньше. Я перешёл черту, которую считал неприкасаемой. Я был готов совершить ужасную ошибку, за которую осуждал других людей. Я всегда считал это худшим поступком, который только может совершить человек. А всё из-за чего? Из-за девчонки, которую, теперь можно сказать, я никогда и не знал. Ей сделали больно, ей изуродовали жизнь, а она, сбегая, разрушила жизнь всем, кого знала. Я больше не могу это терпеть, я уже на грани сумасшествия. Чёрт…       Парень с бурей в душе, ударил кулаком в стену, и ещё раз, и снова. Рука начала болеть, он уже не чувствовал костяшек, по запястью стекали тёплые струйки крови. Заметив сбитую и порванную кожу, он лихорадочно отступил назад. Вцепился бесчувственными пальцами в свои волосы.       — Чёрт, чёрт, чёрт…       Налетел, спиной на письменный стол, ему под руку попался учебник, который со скоростью света влетел в стену над кроватью. За ним все остальные предметы на столе были сметены ураганным смятением парня, у которого больше не осталось сил справляться. Парня, который приравнивал себя к душевнобольным, парня, чью жизнь неисправимо разрушили проклятые записи.       Он дёрнул на себя стул и толкнул его через всю комнату в стену, сорвал с вешалки куртку, кидая её на пол, книги с полок, вещи с горизонтальных поверхностей поддаваясь его гневу разлетались по замкнутому помещению.       — Что тут, блядь, происходит?       Распахивая дверь, в комнату вбежал Джастин. Он замер на пороге у самой двери, смотря на разгромленную комнату и разорванного в клочья её хозяина, пустым взглядом смотрящего на гостя.       Рот кривился, влажные глаза, глубокая безысходность, боль, прошивающая насквозь за каждым выдохом. Сжимая бесчувственные пальцы в кулак, задерживая дыхания, парень разворачивается и с размаху бьёт в стену уже сбитыми костяшками.       — Клэй! — Джастин хватает парня, сломанную оболочку, старается удержать его от очередных бесполезных попыток изменить мир, ломая вещи и сдирая кожу.       — Чувак, успокойся! Слышишь? — реакции нет, Клэй продолжает вырываться, бьёт об стол. Одному не сдержать другого, Джастину приходилось сдерживать не только гнев и руки человека, желающего крушить и ломать, но и топившее его отчаяние.       — Твою мать, угомонись, блядь, — не выдержав физического и психологического давления, и безумного желания помочь с навязчивым чувством вины, Джастин наотмашь бьёт Клэя по лицу. От неожиданности тот замирает, мысли начали приходить в контролируемое состояние. Посмотрев на свои руки, в мозг стала биться мысль о собственной слабости и бесхребетность.       — Я был готов его убить… — хриплый голос, сорванный внутренним криком отчаяния.       — Это не твоя вина, он чёртов ублюдок, — уверенный ответ, слишком уверенный для человека, который испытывает не меньше боли. Ублюдок, ни раз спасавший его с самого детства. Ублюдок и насильник или его лучший друг, кто он, кто для него Брайс?       — Я был готов и себя убить… — тихо, тише всех остальных слов, как будто если он будет говорить лишь губами его никто не услышит, или это он не услышит себя.       — Я знаю.       Клэй выдыхает чувствуя, как мышцы на шее натягиваются, а комок воздуха замер под ребрами, распирая внутренности. Он стоит, откинувшись спиной на Джастина в самом центре своего гнева, минуту назад разрушившего всё попадавшиеся на пути, в центре своего безумия. В каждом углу, в каждой вещи он видит лицо мертвой девушки, призрака сводящего его с ума.       Ханна проходит от угла до его кровати. Смотрит на валяющиеся на полу вещи, проводит пальцами по стене с небольшим кровавым пятном в месте, где руки Клэя пытались вбить в твердую поверхность боль из разума и остатков измученной души.       — Ооу, какая экспрессия. Ты не перестаёшь меня удивлять, ты мне всегда казался таким тихим и безобидным, — с улыбкой на лице, её слова кажутся издёвкой. — Мне жаль, что тебе так больно, Клэй.       — Нет, тебе не жаль… — слова сами вырываются, в тишину, в пучину страха и безумия. Они отражают его чувства, они топят в себе его мысли. «Ей не жаль, ей никого не жалко» — это его мнение и его правда.       — Клэй, с кем ты говоришь? — голос Джастина слышится мутно, немного неестественно, доносится через толщу роящихся мыслей и образов. Через улыбку Ханны, её такие живые и такие мёртвые глаза.       — С ней…       — С Ханной?. — он даже не спрашивает, скорее соглашается с неизбежным.       — С Ханной, — ответа и не требовалось, но её имя преследовавшее его ежедневно, ежеминутно, так легко произносится, как заученная молитва, как замученная до предела надежда на смирение и обретение какой-то видимости покоя.       — Клэй, — Джастин старается говорить медленно и тихо, не распаляя и без того горящего человека, — Идём.       Джастин тащит его за локоть на выход из комнаты, заворачивая в соседнюю дверь. Ванная. Включает свет, воду, всё, как надо.       — Слушай, сделай что-то с руками, твои родители не обрадуются, увидев кости вместо кожи.       — Их и разгром в комнате на осчастливит.       — Я уберусь немного, приведи себя в порядок. Ладно?       — Не бойся, бритвой не вскроюсь.       — Пиздец смешно…       Ханна, зачем ты пришла? Я знаю, что это я виноват в твоей смерти, но неужели больше, чем другие? Сколько ты ещё будешь меня мучать? Я стараюсь, как могу, стараюсь чтобы твоя история была услышана, чтобы твоя смерть не казалась такой бесполезной, как об этом думают другие. Но я не хочу убивать себя, дабы убедить других в твоей правоте, я не хочу становиться убийцей, мстя за тебя, за твою трагедию, и твою ошибку. Кто тебя просил там оставаться? Зачем ты вообще пошла к человеку, который на твоих глазах изнасиловал твою подругу, почему сразу не покинула его дом, когда осталась одна? Почему ты винишь меня за весь мир, почему ты являешься только мне?       Ответа не было.       Смывая кровь, пыль и налипший мусор сломанных им вещей, холодная вода приводила в чувства. Если можно так сказать про человека, который давно сомневается в подлинности своих чувств и мыслей. Голова была пустой, кажется недавний погром выбил многие мысли, которым были не рады. Впрочем, ощущение беспомощности, безысходности и абсолютного непонимания никуда не пропали. Если бы физическая боль могла топить в себе моральную, как считает Скай, возможно Клэю и было бы лучше. Пальцы онемели от ледяной воды, раны щипало и саднило так, что хотелось вернуть время назад и остановиться в тот момент, когда его руки начали подниматься в сторону стены. Он определенно не тот невероятный герой которого подстрелили, а он спокойно встал и ещё девушку из горящего дома вынес. Нет, ему больно, как и положено в такой ситуации.       — Клэй, ты закончил?       Джастин заглянул в ванну, когда вода уже была выключена, а на пораненные руки наброшено полотенце.       — Поможешь? Я не нашёл пластыри, — он их и не искал, но хотелось прервать этот поток беспросветного самокопания в одиночестве.       — Да, у меня есть.       В комнате было, на удивление, гораздо лучше, чем в тот момент, когда он из неё выходил, вещи лежали хоть и не на своих местах, но определённо не валялись на полу, что-то было попрятано в ящики и шкаф. Казалось, будто и не было ничего необычного в этой комнате, или может быть для неё это было ожидаемо.       Клэй сел на кровать, оглядываясь по сторонам и чувствуя ещё большую вину за совершенно глупую выходку.       — Извини.       — Не за что извиняться.       — Я не…       — Со всеми бывает. Давай сюда руки.       Тёплые пальцы, на ледяной коже, гораздо приятнее полотенца и жгучей воды. Пластыри слишком аккуратно и медленно приклеиваются, слишком это заботливо и волнительно. Можно было и гораздо быстрее и не так осторожно, каждый знает, что можно было совсем не так, но оба молчат.       — Ты останешься?       — А мне есть куда уйти? — вопрос не требовал ответа и всё же Клэй покачал головой, двигаясь к самой стене и не оборачиваясь назад. Свет потух и сзади него промялась кровать, а половина подушки ушла из-под его головы.       Тишина снова нарастает в ушах, как снежный ком, она давит и от неё хочется избавиться.       — Джастин.       — Чего?       — Если бы я его убил, ты простил бы меня?       — Ты бы его не убил, — за спиной Клэя напряжённый вздох. Тема не была неожиданной, но не стала от этого желаемой.       — Я был готов, я хотел этого.       — Ты хотел или Ханна? — после её имени казалось стало еще тише во круг, Клэй приподнялся на локте, оглядывая комнату, — Её здесь нет.       — Тебе то откуда знать.       — Клэй, если бы она была в комнате её бы видели и другие люди, её бы увидел и я. Она лишь в твоей голове.       — Называешь меня психом? — парень лег обратно и уткнулся носом в стену. Он и сам себя так называл, но слышать это от другого человека болезненнее, чем от самого себя.       — Нет, просто тебе очень тяжело.       — Да, спасибо, я и не заметил…       — Успокойся, а. — рыкнул Джастин, он действительно не имел в виду, ничего подобного.       Призыв успокоиться для Клэя звучал скорее, как издёвка, а не забота. Внутри начинал нарастать новый очаг злости, неконтролируемого гнева и страха. Открыв рот, намереваясь сказать что-то пропитанное сарказмом и злобой, он почувствовал, как по его волосам на затылке прошлись тёплые пальцы.       — Убери руку.       — Раздражает?       — Нет.       — Тогда заткнись, — слишком грубо и неожиданно, слишком колко и зло.       Ему тоже тяжело, тоже больно. Я столкнул его лицом к лицу с его бывшим лучшим другом, «бывший лучший друг» звучит, как насмешка судьбы. С тем, кто ломает судьбы и не видит своей вины, с тем, кто спас его от жестокости окружающих людей, защищал его и оказался монстром, сам того не понимая.       — Джастин… — глубокий вздох, — ты сейчас под чем-то?       В ответ тишина, в волосах тёплые пальцы, гладят кожу, это слишком сильно ощущается. Почти, как ледяная вода, такое специфичное чувство, когда не привык к присутствию кого-то рядом. Клэй продолжает ждать ответ, вслушиваясь в тишину за своей спиной, но кроме глухого уличного шума больше ничего не слышно. Он заворочался в попытках обернуться назад, и посмотреть не уснул ли лежащий с ним рядом человек, возможно его пальцы двигаются вне зависимости от хозяина. Глупо. А вдруг. Клэй двинулся чтобы опереться, но ему на бок опустилась рука, прижимая его обратно. Парень замер, от интимности ситуации и в ожидании дальнейшего. На шее почувствовалось дыхание и прикосновение холодного, вероятно носа.       — Да… прости.       Сказать было нечего, но винить Джастина было бы слишком жестоко.