Никогда не думал

— Себастьян. Голос парня отдаётся глухим эхом на грани измученного сознания, принуждая вздрогнуть и немного приподняться, пытаясь вернуть себе самообладание. Кастелланос никогда не думал, что влюбится в своего напарника: темноволосого, серьёзного, молчаливого, всегда аккуратного и такого чертовски сексуального. Влюбится по уши, втрескается всей своей душой, втюрится до потери сознания. Кастелланос никогда не думал, что рано или поздно он будет стоять перед ним на коленях, связанный, лишённый возможности кончить, с хлюпающим в заднице вибратором, совершенно нагой и беспомощный, в то время как Джозеф будет стоять напротив мужчины такой аккуратный, ухоженный, приличный, и самое главное — в своих любимых перчатках. О да, Джо прекрасно знал о предпочтениях напарника: Себастьян просто тащился от того, как холодная жёсткая кожа соприкасается с горячим телом, создавая яркий контраст, от которого у Себа моментально сносило крышу. Кастелланос никогда не думал, что Ода будет таким извращённым: на работе Джозеф всегда казался невинным маленьким пай-мальчиком, который, скорее всего, даже не знал, откуда дети берутся. Но дома… дома парень становился откровенным доминантом-собственником, и если Себастьян вступал с кем-нибудь в близкий контакт в перерывах от работы, на задании или в баре, то детектив просто зверел, и наказывал Кастелланоса настолько жёстко, что мужчина под конец попросту вырубался и под утро ничего не помнил. Кастелланос никогда не думал, что его напарник будет так любить оставлять метки, до мяса прогрызая кожу, заставляя кровь хлестать во все стороны. Оставлять яркие засосы так, чтобы все видели эти тёмно-фиолетовые пятна на шее, на ключицах, на плечах, на груди — везде, где только можно, чтобы все знали: этот детектив принадлежит только Джозефу, ему и только ему. — Себастьян, я не разрешал тебе падать. — Ода стоит в своей рабочей форме, держа в руках большую кожаную плеть, которая ярко переливается в тёплом свете белых настенных ламп. — Вставай, сейчас же. Кастелланос никогда не думал, что у Джо будет такой холодный серьёзный голос, который будто гипнотизировал, заставлял подчиняться, превращал здравый смысл в одно сплошное желание, принуждал выть от острого возбуждения, которое комом вертелось внизу живота и только распаляло Себастьяна. Кастелланос никогда не думал, что ему будет настолько хорошо от одних только слов: Ода был охотником до пошлых фраз во время секса, и это охуеть как возбуждало. Себа сводило с ума, когда его напарник шептал ему на ухо то, как Джозеф хотел бы отодрать его в общественном туалете в департаменте, как какую-нибудь дешёвую шлюху. Это казалось не просто безумно возбуждающим, это казалось настоящим оружием массового поражения. Кто вообще научил Джо так непристойно выражаться? — Я не могу. — Голос давно сел от многочисленных криков и стонов. — Я… я… — Сейчас же. — За этой холодной фразой последовал ещё один удар плетью, который заставил сознание Себастьяна протрезветь, и Кастелланос с большим трудом поднялся на ноги. — Вот так, молодец, детектив. Иди сюда. Джозеф аккуратно присел в кресло, обшитое блестящей коричневой кожей, и подозвал к себе Себастьяна. Мужчина боязливо сделал шаг, и игрушка, немного сместившись, легонько задела простату. Не ожидая этого, детектив резко пошатнулся, но на ногах всё же устоял. На глазах выступили едва заметные слёзы. Удовольствие медленно переросло в отвратительнейшую пытку, наполненную мучениями и страхом. Кастелланос никогда не думал, что всё будет настолько тяжело. Представляя их с Одой отношения, он видел, как парень застенчиво бы вымаливал большего и сладко стонал под Себастьяном. Никак не наоборот. Детектив не был готов к неожиданному повороту: когда он признался Джо, темноволосый попросту прижал его к стене, шепча на ухо о том, как он хотел Кастелланоса всё это время. Именно тогда всё и изменилось: Ода превратился из очаровательного мальчика-зайчика в безжалостную фурию. Кастелланос никогда не думал, что с Джозефом будет одновременно и тяжело, и до смерти хорошо. Несмотря на все недостатки напарника, Себ всё равно любил парня. Даже после многочисленных увечий, после многочисленных унижений во время секса: всё это до смерти нравилось Себастьяну. — Ну же, детектив. Садитесь. — Джозеф презрительно усмехнулся, высокомерно глядя в глаза Кастелланосу. Только лишь от этого Себ мог обкончаться, если бы не кольцо, туго сдавливающее плоть у основания. Из-за всех этих нахлынувших чувств мужчина чуть ли не рыдал от напряжения. — Тебе ведь безумно нравится такое обращение с собой, да? Не говори ничего: я всё и так вижу. Кастелланос аккуратно сел на колени к Джозефу. Вибратор вновь сместился, принося незабываемое удовольствие Себастьяну и вызывая очередную волну липкого грязного удовольствия. Слишком хорошо, прямо сдохнуть хочется. Кастелланос никогда не думал о том, чем вообще окажется секс с Одой. Джо всегда любил доминировать, хоть и тщательно скрывал эту свою особенность. Но с Себастьяном… темноволосый давал волю чувствам: связывал напарника, запрещал кончить, хлестал плетью, оставлял метки, трахал до потери сознания, всячески наказывал, заставляя молить и извиваться. И им обоим это нравилось. — П-п-пожалуйста, Джозеф. — По щекам Кастелланоса катились слёзы. Всё это до боли выматывающе. От переизбытка чувств Себ уже заикался, пребывая на грани истерики. — Хмм… — Ода с интересом оглядел тело любовника. Всюду красовались многочисленные гематомы, некоторые остались ещё с прошлого раза. — Тихо. Кастелланос бесстыдно заёрзал на коленях у Оды, пачкая джинсы полупрозрачной смазкой: хочется большего, хочется многочисленных прикосновений к уже изнывающему от возбуждения члену, хочется почувствовать парня в себе, кончить, беззвучно крича от счастья. Сердце забилось настолько сильно, что казалось, будто оно сейчас либо разорвётся на части, либо к чертям выпрыгнет из груди. Кастелланос никогда не думал, что будет так извиваться, моля хотя бы об одном прикосновении. Всё это казалось когда-то таким невозможным: здравый смысл твердил, что Джозеф никогда не ответит на чувства Себастьяна взаимностью. Но, что-то, по видимому, где-то пошло не так, и то, что происходит сейчас тому доказательство. Кастелланос никогда не думал, что его мечты когда-нибудь сбудутся: всё это казалось нереальным маленьким извращённым желанием, которое мужчина так яро отвергал. Себ думал, что эта «хотелка» исчезнет через два или три дня, но она не исчезала. Она постепенно увеличивалась в размере, заслоняя собой все остальные мысли. Доходило до того, что детектив думал о напарнике весь день напролёт, что невероятно раздражало. — Не сдерживай свой милый голос: я хочу слышать, как сладко ты будешь стонать во время оргазма. — Джозеф пару раз провёл холодной рукой по члену Кастелланоса, одновременно прикусывая мочку уха — одну из самых чувствительных эрогенных зон Себастьяна. — Да-а, вот так. Ещё громче. Прекрасно, детектив. Мужчина едва заметно начал толкаться навстречу ласкающей руке. Всего лишь одно касание — и Себ терял над собой контроль, превращаясь в марионетку. Маленькую, хрупкую, безвольную марионетку, которой так умело владел жестокий кукловод. Кастелланос никогда не думал, что Джозеф когда-нибудь увидит его таким: грязным, беспомощным, таким жалким. Себ боялся, и поэтому всегда выставлял себя сильным, жестоким, грозным ублюдком как перед преступниками, так и перед некоторыми напарниками. Но для близких людей он становился нежным и мягким, в какой-то степени доверчивым. Кастелланос никогда не думал, что все эти отношения окажутся настолько горячими и незабываемыми. Частенько, Себастьян, краснея, вспоминал события минувшей ночи. Особенно, эти воспоминания любили являться темноволосому на заданиях. Это жутко отвлекало, и Джозеф, конечно же, не мог не заметить эмоций напарника. Иногда, Ода даже умудрялся поприставать из-за этого к Кастелланосу, говоря про то, что второй смотрится слишком горячо в опасных ситуациях. — Ты же так мечтал отдаться мне, чуть ли не стать моей собственностью. — Темноволосый замедлил темп и провёл рукой по лицу напарника, убирая со лба едва мокрые волосы. — Я стал твоим идеалом, который втрахивал тебя в кровать буквально каждую ночь, оставлял засосы, доводил до потери сознания. Джозеф попросту провоцировал Себастьяна. Эдакая странная ловушка: чуть Кастелланос скажет хоть слово, Ода скажет ему взамен ещё десяток. Но ответить хотелось безумно. Однако из-за подобного мужчина и слова не мог вымолвить: только стоны и хрипы, на большее сейчас рассчитывать было нельзя. Горло безумно саднило от частых вскриков. Боже. По телу пронёсся колючий импульс: холодная рука в перчатке, грязной от смазки мужчины, начала активно ласкать член, принося нереальное удовольствие. Зараза, знает же, что Себ не сможет кончить. Кольцо великолепно контролировало оргазм, заставляя чуть ли не терять сознание от возбуждения. Кастелланос никогда не думал, что будет так тащиться лишь от того, что на него смотрит Джозеф. Этот холодный, равнодушный взгляд, который наводил ужас даже на самого неустрашимого преступника. И всё же Ода часто раздражал Себастьяна этой своей особенностью. Парень просто глаз не сводил с мужчины втечение всего рабочего дня, пристально наблюдая за реакцией Кастелланоса, когда их взгляды пересекались. Тем временем игрушку сменили пальцы, которые, интенсивно двигаясь, массировали простату, вызывая ещё больше хриплых стонов со стороны мужчины. Себ уже был на пределе, хотел кончить, но всему мешало это дурацкое металлическое кольцо. — Скажи, Себастьян. Тебе, что ли, мало одного меня? Мало всех этих наказаний, м? Может, внимания? Заботы? — Джо всегда был ревнивцем. Собственником. Всегда подозревал любовника в измене и жестоко наказывал за каждый малейший проступок, что невероятно бесило Кастелланоса. — Хочешь новых ощущений, с совершенно другими людьми? Думаешь, я так просто отпущу тебя? Ода прижимается к шее напарника, вдыхая его запах. Сигареты, спирт, пот. Джозеф усмехнулся и потянул детектива на себя. Себ. Такой родной, такой близкий, такой… прекрасный. Джо никогда и никому его не отдал бы. Никогда. Никому. — Джозеф, ты… не так всё понял, ты не… — Кастелланос не успел договорить: его заткнули грубым требовательным поцелуем. Ода пребывал в отвратительном настроении: даже слушать ничего не хотел. Какой же всё-таки Джо упрямый. — Я… я… — Тихо. Я не разрешал тебе говорить. — Темноволосый со всей силы бьёт напарника по щеке. — Стоп. Разве вас не учили смотреть в глаза, когда с вами разговаривают? А, детектив? Я повторюсь: смотри на меня. Не смей отводить взгляд. Я сказал: не смей. О боже. Началось. Когда Джозеф заставлял смотреть в глаза или приказывал молчать — это значило, что парень находился в ярости, и его стоило бы опасаться. Только не это. Пожалуйста, всё что угодно, только не это. — Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому. — Ода резко схватил за подбородок краснеющего детектива, одновременно проводя по возбуждённой плоти Себастьяна. — За непослушание следует наказывать, и ты, прекрасно зная это, будто специально выводишь меня. Говоря это, Джозеф внезапно ускорил темп, заставляя мысли Кастелланоса то спутываться, образовывая странный мягкий клубок, то расплываться, как густой осенний туман. Как же хорошо. И все же, как же эти двое различались сейчас. Такой грязный и такой развратный Себастьян. Голый, со связанными галстуком руками, совершенно беспомощный. С этим умоляющим взглядом он выглядел слишком пошло. Такой хладнокровный, опрятный Ода, который будто сошел с обложки какого-нибудь журнала. Эта идеальная чёрная рубашка, тёмные-тёмные джинсы, которые идеально дополняли рубашку, перчатки. Кожаные, холодные. — Ты так часто бываешь непослушным. Что же мне сделать, чтобы ты отказался от этой своей дерзкой манеры? У тебя есть предположения? О-о, я кажется знаю. — Парень аккуратно поправил очки. — Ты ведь так не любишь казаться беспомощным и сломленным. А что если я сломаю тебя? Подчиню себе? Хорошее наказание, согласен? Кастелланос никогда не думал о том, как Ода повлияет на него: сделает застенчивым, в какой-то степени беспомощным, податливым. Игры, пошлые фразы, страстные поцелуи, наказания — всё это создало изменило и Себастьяна, и его напарника. Создало новые, незнакомые ранее личности, имеющие новые пристрастия и интересы. Кастелланос никогда не думал о своих фетишах: прям никогда-никогда. А однажды в его жизнь ворвался Джозеф: он бесстыдно открыл ему всё то, о чем Себ никогда и подумать не мог. Мужчина оказался невероятным мазохистом, чем Ода и решил воспользоваться: благодаря своей садистской натуре он с лёгкостью доводил напарника до экстаза. И самое главное — Себастьян был благодарен ему за это, хотя и сопротивлялся довольно часто — чисто для вида. Или для того, чтобы вывести из себя Джозефа. — Извинитесь, детектив. А потом попросите. Попросите громко и четко. Да, да, так чтобы я слышал. Кастелланос никогда не любил извиняться. Умолять-то это ладно, но боже. Только не извиняться: каждый раз, когда детектив делал это, он чувствовал себя отвратительно, чувствовал себя морально уничтоженным или что-то подобное. И самое главное: Ода, блять, знал все эти чувства, которые испытывал Себ, и не стеснялся заставлять его просить прощения, принуждая чуть ли не ползать на коленях. Какое же удовольствие это ему приносило. Видеть Кастелланоса сломленным было дано не каждому. — Ну же. Я жду, детектив. — Ровный размеренный темп сменился на невероятно быстрый. — Я могу продолжать это сколько угодно, если хочешь, но… К черту. — По-пожалуйста, Джозеф… — С горем пополам выдавил из себя Кастелланос. — Пожалуйста, прости меня, я… я… Голос дрожал от удовольствия. Как же Себ сейчас хотел исчезнуть вместе со всем, что ему так дорого. Даже с Джозефом. — Продолжай. — Ода аккуратно провёл по прессу напарника. — Живо. Кастелланос никогда не думал о том, как Ода повлияет на него: сделает застенчивым, в какой-то степени беспомощным, податливым. Изменит до основания, не оставит и капли того «старого» Себастьяна. Это не могли не заметить и коллеги: они часто спрашивали что-то вроде «Что-то не так?» или «Ты изменился. Что-то случилось?». Каждый раз замечая это, Джо усмехался или просто смотрел в сторону краснеющего напарника. И думал о том, в какой позе будет трахать своего любовника сегодня. Почему-то, Кастелланос никогда не думал, что их с Джозефом отношения когда-либо раскроют. Он скрывал эту маленькую тайну ото всех, но всё же кое-кто всё же смог догадаться, несмотря на все усилия Себастьяна. Первой догадалась Кидман. Она отозвала Себа в коридор, объяснив всё фразой «Нам нужно поговорить, а то будет лютый пиздец». И лютый пиздец и правда был: Ода опять решил, что Себастьян снова решил ему изменить, но в последний момент Кастелланос всё объяснил настолько подробно, что Джозеф аж присел. Да-да, прямо на пол. Вообще Кидман славилась как человек, который знает всё и вся. Она знала об отношениях Себа и Оды, о том, что их начальник незаметно таскает конфискованные бутылочки с дорогим виски, о том, что та кудрявая рыжая девушка давно положила глаз на странного светловолосого парня с синяками под глазами размером с весь департамент, и о многом другом, о чем не должен был знать никто. От неё ничто не могло укрыться. — Детектив. — Джо медленно наклонил лицо Кастелланоса к своему. — Никто не услышит тебя, кроме меня. В глазах потемнело. Себастьян почувствовал, что мир резко перевернулся, качнулся из стороны в сторону, и рухнул. Голова закружилась, и мужчина, потеряв равновесие, пошатнулся, чуть не свалившись на пол. Боже блять. К чёрту всё это. — П-пожалуйста прости… меня, я. я никогда… — Кастелланос издал полувздох-полустон, когда Джозеф снова замедлил темп. — не… б-буду так больше…я…я… — Отсоси мне. Никто никогда не знал, что планировал извращённый разум Оды, когда в холодных тёмных глазах вспыхивала искра, а где-то на заднем плане танцевали маленькие чертята. Чёрные, маленькие, злобные. Себ молча опустился на колени, сглатывая вязкую слюну и подавляя громкий стон. Мужчина жалобно посмотрел на любовника. Возбуждение, страх, отчаяние. Это прекрасно. — Расстегни зубами, — парень заставил Себастьяна нагнуться ближе к своему паху. — а дальше сам. Ты всё знаешь. Как я люблю. Кастелланос спустя несколько секунд ловко расстегнул джинсы. Джо страсть как любил минеты — Кастелланос прекрасно это знал, и иногда использовал в своих целях. В такие моменты, как этот он любил перехватывать инициативу на себя, доводя напарника до мерцающих звёздочек перед глазами. Когда же Оде это надоедало, он резко хватал Себа за волосы и так же резко отдергивал его от себя так, что мужчина сдавленно шипел от неожиданной режущей боли. Себ осторожно расстегнул ширинку и стянул с Джозефа нижнее белье, высвобождая истекающий смазкой член. Ода любил, когда все происходило медленно и размеренно: как говорится, «самый вкусный шашлык тот, которого долго ждёшь». Парень тащился от того, как его напарник умело ласкал языком напряжённую чувствительную головку, как мучительно медленно заглатывал всю плоть до основания, и как резко выпускал ее изо рта, вызывая очередную порцию разачарованных стонов. А позже снова насаживался ртом на член, начиная быстрые и резкие движения, иногда замедляясь. Прямо как сейчас. Поняв, что разрядка вот-вот накроет его нехилых таких размеров волной, Джозеф неожиданно отдернул от себя Себастьяна. — На кровать. Сейчас же. — Фраза заставила Кастелланоса едва усмехнуться и молча последовать приказу. Почему все пошло именно так, а не иначе? Мужчина мог никогда не признаться, а его напарник так и не дал бы волю чувствам, сохраняя свою репутацию примерного мальчика. Но этого не случилось. Именно поэтому теперь их жизнь наполнилась яркими-яркими красками. Джозеф нашел Себастьяна, Себастьян нашел Джозефа. Счастливый конец романтической истории. Нет. Даже сказки. Почему все пошло именно так, а не иначе? Кастелланос никогда не думал об этом. Никогда.