Прости

Сегодня, как и уже несколько недель Россия не появлялся на собрании, вместо него была девушка по имени Мария, и именно сегодня она опоздала, хотя раньше всегда была пунктуальной. Ее опоздание имело уважительную причину только для нее, но не для других стран, в этот день умер дорогой для нее человек, сегодня на ее руках умер Иван Брагинский – Россия, потому что не стало последнего представителя этого народа. После его гибели она, как они и говорили пошла на собрание, чтобы сообщить странам о том, что он погиб. Каблучки тихо цокали по покрытию, траурное платье тихо шелестело в такт ее движению, на лице застыла маска равнодушия. Дверь, тихо скрипнув, открылась и ее открылась зала, где находились страны, там все было как всегда: Америка вопил, что он герой, Англия ругался с Францией, Япония и Германия о чем-то переговаривались, в общем, все были заняты своим делом и ни одним словом не упомянули Ивана. Скрипнувшая дверь привлекла внимание Керкленда и он, вздохнув, сказал: — Ну, наконец-то, явилась. Можем начинать. — Где Россия? Он уже должен был придти. Не век же нам общаться с Марией. — Ты прав, Людвиг, я по Ивану уже скучаю. Ехидство из слов Бонфуа можно было есть ложкой, его слова прорвали плотину спокойствия, которая начала шататься с того момента, как Иван слег. — Скучаешь по нему, Франция? – тихо зашипела девушка. Блондин либо не заметил тихой ярости и сарказма в словах Марии, либо не захотел их видеть, он мягко улыбнулся и ответил: — Скучаю, Мария, но вы значительно лучше Брагинского, потому что Словесный поток прервала хлесткая пощечина, что оставила красный след на щеке Бонфуа, остальные поражено молчали. — Не смей, не смей говорить об Иване, лживая мразь. — Ну почему это я мразь? – притворно оскорбился француз. — Мразь, потому что, как и все здесь присутствующие не упустил случая унизить Ваню или я не права. — Самойлова, уймись. — А что сразу уймись или правда глаза колет, Крауц. Не ты ли подписывая договор с Россией, обещал быть ее другом, где она твоя дружба. — Я не… — Молчи. А вы Арловская и Ремезова – сестры. Какие вы сестры, в гробу я видела таких сестер. Предать легко восстанавливать доверие намного сложнее. Великий свет, да вы все просто лицемеры, лицемеры наживающиеся на горе других. — Самойлова!! — Что Самойлова? Ну же сейтесь, вы наконец-то выиграли. — О чем ты? — О чем я? – переспросила Мария и истерично расхохоталась. Он хотел мира получал войну, хотел счастья и спокойствия, а получал кровь сотен и тысяч его людей на своей земле. Смейтесь. Вы же его так ненавидели, он был слишком непонятен, огромный сильный, единственный кто реально мог дать сдачи. Что же вы? Покажите свои настоящие эмоции. Ну же радуйтесь. Нет больше России, именно сегодня умер Иван Брагинский. Великий боже, он все отдавал, чтобы вы жили. Умирал под Золотой ордой, чтобы вы процветали, погибал его народ в годы Великой Отечественной Войны, а чем вы отплатили ему. Вы все бежали к нему, когда вам требовалась помощь, но, ни один из вас не приходил к нему на помощь, когда она была ему нужна. Где вы были, его так называемые друзья, его сестры? Где? Когда он захлебывался кровью и таял на моих руках. Вы так ненавидели его, что отказались от этой страны. А Ваня всегда был немного идиотом, принял удар предназначенный вам. И умер. И упаси вас боже быть недостойными его жертвы. Вспыхнул свет, и она исчезла, оставив страны в оцепенении, но через секунду поле исчезновения Марии Самойловой появились буквы, что сложились в слова. «Живите ради него, ведь второго шанса у вас не будет. Нет больше народа, способного принять всю боль и ужас Армагеддона на себя» Письмена вспыхнули и пропали, а Ось тихо выдохнув, вышла и направилась к России. У всех еще оставалась надежда на то, что жив хоть кто-то, но нет, не было ни живых ни мертвых, словно русские разом взяли и исчезли с лица земли. Их встретил пустой город и ветер, и это была многомиллионная Москва: пустая и покинутая. Ольга бросила взгляд в сторону храма Христа Спасителя и замерла, там возле храма стояло несколько фигур из бронзы: мужчина и женщина держали на руках земной шар и с любовью смотрели на него, а рядом стоял мальчик и протягивал ручки к шару, с его пальцев капала кровь. Мужчина в скульптурной композиции очень походил на Ивана: его прищур глаз, его улыбка, шарф, положение рук и даже неизменный краник у его ног. Около статуй лежал букет из подсолнухов, любимых Ваниных цветов и табличка, на которой было написано «Я не забуду тебя, Россия». На глазах Ремезовой были слезы и она прошептала: — Прости нас, Ваня.