Хитрый фокус честного поцелуя

      — Говоришь, тебя зовут Кисуми? Это так мило, — смеётся Софи, переглядываясь со своей подругой — Анной, вроде как, — и вся их разношёрстная компания подхватывает веселье. Вот уже пара месяцев прошла с начала учёбы, а шутки на тему имени Кисуми не теряют популярности. И, похоже, с приездом смешливых девчонок по обмену из Америки, они станут ещё более… более.       Асахи успешно делает вид, что у него в телефоне что-то совсем вот безумно важное, как спасение мира, и утыкается носом в экран. Да что же это такое, проклятие с детства. Это же у Кисуми пошлое имя, но краснеет почему-то именно он. Асахи знает, чувствует, чёрт возьми, как кончики ушей сейчас сравняются по цвету с волосами. Ну, вот такой он, умеет быстро краснеть. Сестра всегда говорит, что простак он, всё на лице у него написано, а он всегда гордо отвечает, что он просто очень честный.       Ага, честный. Вот с самим собой-то быть честным очень горько. Асахи честно признаёт, что ему восемнадцать, что из-за постоянных тренировок в клубе его вытерпит мало какая девушка, что ему хочется целоваться, хочется… Да просто хочется. Что у Кисуми имя противное и губы выразительные, чувственные, как у девчонки.       Вот же чёрт.       — Если приедешь к нам в Америку, то популярным сразу станешь, тебе надо будет назвать только своё имя, — снова смеётся Софи. — Если не арестуют за сексуальное домогательство. Представляешь, сколько людей решит проверить, подходит ли тебе оно?       — Может, вы просто пока поверите мне на слово? — весело подхватывает Кисуми, слизывая с нижней губы пенку от кофе, и Асахи готов сдать его в полицию прямо сейчас — за психологическое давление и издевательство над его выдержкой.       Удивительно, что они друзья. Удивительно, что они друг друга терпят, ведь оба явные лидеры и душа компании. Но в такие моменты Асахи всегда проигрывает. В такие моменты, когда, как сейчас, Кисуми и для третьекурсников — свой, а он сам… Он — друг Кисуми. Ни больше, ни меньше.       На самом деле всё не так печально. Всё намного веселее и обычнее, они с самых первых дней на виду, желанные гости на любых посиделках и вечеринках, где все рады тем, что такие у них друзья. Но при слове «друг» лицо Кисуми всегда первым появляется в мыслях, и Асахи теряется. В детстве, когда это недоразумение вцепилось в него со всем энтузиазмом, было легче. Сейчас такой фокус не прокатит, просто Асахи так не умеет. Это Кисуми только может, так что же не научил? Сейчас бы было…       Сейчас просто неловко, скучно, немного обидно.       — Так, я на тренировку. А то почти забыл, — кидает Асахи в весёлый шум и ловит в ответ пару брошенных для приличия: «Ну, пока». Уже неплохо. А Кисуми молчит. Только смотрит ему прямо в глаза привычным хитрющим взглядом с секунду и выдаёт:       — Подожди, я тоже. Опять без меня хочешь смыться?       «Вот же засранец», — думает про себя Асахи, наблюдая за тем, как Кисуми закидывает на одно плечо рюкзак и успевает улыбнуться всем и сразу.       — Как будто я когда без тебя смывался, — обиженно ворчит он, когда они выходят из вечно оживлённого студенческого кафе.       — Как будто у тебя сегодня тренировка, — тянет беззаботно Кисуми в ответ, и Асахи рассерженно цыкает — скорее, на самого себя. Никакой он не честный.       Они идут молча. У Асахи и правда сегодня свободный день, и лучше бы направиться домой и засесть за задания, но об этом уж точно не хочется думать. Он просто идёт вперёд, в какой-то миг сворачивая в тихий квартал с небольшими домами — о, тут многие студенты тоже снимают квартиры, потому и тихо. Только к вечеру все и заявятся — вот она, прелесть студенческой жизни.       Кисуми молчит, что-то задумчиво читает в телефоне, иногда улыбается сам себе, и Асахи задерживает на нём взгляд. Молчащий Кисуме для многих — что-то невообразимое, но они знают друг друга довольно долго, поэтому Асахи не удивляется. Иногда Кисуми устаёт, сбрасывает маску беззаботного балагура и устало щурит глаза. Асахи нравится думать о том, что только он может видеть его таким. Или же нравится убеждать себя в этом.       Наверное, надо что-то сказать, но Асахи повторяет чужое имя только про себя. Кисуми, Кисуми, Кисуми. На самом деле ему нравится это имя, оно приятно слетает с губ на одном выдохе, оно лёгкое, оно действительно ему подходит. Кисуми беззаботный, открытый, смазливый парень с красивыми губами и весёлой улыбкой. Как сейчас, когда он всё-таки ловит на себе его взгляд.       — Кстати, Асахи.       — Мм?       — На будущее — не надо смываться без меня.       — Чего это вдруг?       — Обижусь, расстроюсь, буду ревновать, — как ни в чём не бывало произносит Кисуми, и глаза хитрые-хитрые. Кажется, что как обычно, да кто угодно скажет это, а Асахи видит. Это глаза у него хитрые, а улыбка растерянная.       А потом и взгляд теряет этот лисий блеск. Немного неловкости, много довольных ноток — Асахи пропадает в этом взгляде, когда, приблизившись к Кисуми вплотную, почти что утыкается в его нос своим. Когда он прижимается к его приоткрытым губам, целует их, просто прикасаясь губами и кончиком языка, Кисуми закрывает глаза, и Асахи так здорово и хорошо от этого — надо же, получилось его смутить. Вон, даже скулы розовеют, и щёки горячие-горячие, когда Асахи обхватывает их ладонями.       Как же здорово быть студентами. Как же здорово, что им восемнадцать, как же здорово, что Кисуми — тот ещё врунишка, который, как и он сам, целуется неловко и неумело. Но имя его ему подходит, ведь хочется целовать его дальше и дальше, чтобы его чувственные, мягкие губы припухли и покраснели, чтобы все вокруг знали, что есть человек, который знает, как он целуется.       Чтобы никому из них не пришлось расстраиваться, грустить и ревновать. И, когда Кисуми обнимает его за плечи, ещё больше притягивая к себе, Асахи понимает — он на это согласен. Пусть даже Асахи ничего и не спросил, но разве первый раз они понимают друг друга без слов? Просто в первый раз осознают, что так тоже можно.       Просто каждый из них целуется в первый раз.