***
Все началось внезапно, словно кто-то наверху решил опрокинуть на бедную рогатую голову Моркиси ведро с проблемами. Тело Вэнна с трудом поддерживало свою функциональность после случившегося во время кризиса Рагнарека. Бессонные ночи, вызванные многочисленными кошмарами о прошлом, мешали отдыхать. Почти не питаясь, он потерянно ходил по особняку, ничем толком и не занимаясь. Однако стоило ему поесть, как его сжимало в судорогах и рвало. Утром он мог чувствовать умиротворение, глядя на рассвет, а через час уже готов был уничтожить все, что попадет под руку. Но… мешала слабость. Каждый раз его ломала боль, сводя с ума. Он агрессивно реагировал на громкие звуки и резкие запахи. Любой аромат казался слишком тошнотворным. В результате он приказал вынести все, что могло хоть как-то его источать. Моркиси постоянно вспоминал о Бласкане, не зная, что теперь ему делать. Да и возможно ли что-то исправить? Он отчаялся. Чувствовал ужасную вину за содеянное. Если бы только он воспротивился, если бы только встал на его сторону, а не пустил на самотек… все, возможно, было бы иначе. И тот… не бросил бы его, наказав так жестоко. Хоть и заслуженно. Не в силах держать в себе эту боль, Моркиси с трудом заставил себя добраться до больницы. Нежелание есть могло вызвать серьезное заболевание, поэтому Вэнн решил, что помочь себе хотя бы ради семьи точно уж стоит. Но то, что ему ответили, шокировало. Тогда, сидя на стуле, он пустым взглядом уставился на сероватый, потертый ковер. Изображение перед глазами расплывалось, но его, казалось, это уже никак не беспокоило. — У вас будет ребенок, — миловидная женщина с черным ирокезом вопреки рабочему месту осматривала его снимки и результаты узи. — В смысле?! — не понимая, что ему сказали, Моркиси буквально наклонился над ней, упершись кулаками в стол. Врач внимательно посмотрела на его искалеченные руки, но ничего не сказала. Смутившись, Вэнн тут же их убрал, не желая объяснять, что он каждое утро показывает свою неприязнь серым стенам в доме. — То, что есть. Срок пока довольно мал, и заметны… небольшие различия, но через три месяца мы можем рассмотреть все более полно, — дав указания об уходе за своим состоянием, она оставила мужчину в раздумьях. За что Вэнн был ей адски благодарен! После шока на него накатила эйфория. Забыв обо всем на свете, он счастливо думал о том, что появится тот, кто будет его любить. За кем Вэнн сам может следить, и за заботу его не пошлют на четыре стороны куда-нибудь в Бездну. Кому он сам сможет стать опорой. Ребенок… Удивительно! Бласкану он решил не сообщать. Это было дитя Моркиси и никого больше. Да и тот… едва ли принял бы малыша. Тем более от того, кто, считай, бросил «филина» наедине с его проблемами. Теперь, сидя в детской, что он так старательно обустраивал, Моркиси думал, что, возможно, это было единственно верное решение. — Да, так лучше… — говорил Вэнн, сам не веря в свои слова. — Это ведь был только мой мальчик. Поглаживая перила светлой кроватки, Вэнн попытался успокоиться. Обычно он приходил в комнату сына, чтобы хотя бы в фантазиях, но побыть рядом с ним. Создавая ее, Моркиси в первую очередь думал об удобстве и безопасности малыша. И все-таки… ведь это была первая комната его ребенка. Какой отец сумел бы удержаться от парочки приятных сюрпризов? Например, оформить ее в стиле прованс, где преобладали преимущественно бежевые цвета. Пастельные тона должны были успокаивать малыша, а вот бледные звезды, что усыпали потолок всякий раз, как комната погружалась во мрак, дарить ощущения защиты. К сожалению, ничего из этого он так и не увидел… Трель мобильного заставила Моркиси отвлечься. Вэнн даже не посмотрел на дисплей, принимая вызов, звонить ему мог только Истапп. — Я посчитал дни, — голос Бласкана дрожал от волнения, этот разговор давался ему нелегко. — Где ты? Нам надо поговорить. — Где еще я могу быть в три часа ночи? — Издеваешься?! Я даже не знаю, что хочу с тобой сделать, когда увижу! — А ты трахни меня, как тогда в замке, — подсказал Вэнн, садясь на пол и обнимая колени свободной рукой. — У тебя это отлично получается. В телефонной трубке послышался треск, после чего вызов был сброшен. Видимо, Бласкан все же разбил свой чертов телефон вдребезги…***
Моркиси кружился по большому залу в такт играющей пластинке. Ах, классика! Она всегда была его тайной слабостью! Если не сказать, любимым видом искусства! Много лет назад он также танцевал здесь под английский вальс. Но тогда с ним был Бласкан… Под затаенное дыхание толпы, такой красивый и сильный, он подошел к нему, протянув широкую ладонь в перчатке. Даже сквозь ткань Вэнн мог тогда почувствовать ее тепло. Эти руки так крепко и нежно держали его ладонь и талию, что не расслабиться в них было просто невозможно. Звук их шагов заглушала музыка. Плавная, спокойная, она подхватывала словно вихрь, поднимала их души глубоко ввысь, вынуждая забыть обо всем на свете. Да и разве можно было думать о чем-то, смотря в совершенно другие глаза, казавшиеся такими родными? Моркиси уверен: в тот день не он один почувствовал ту связь, что образовалась между ними. В тот день, когда Бласкан в первый и последний раз держал его руку в танце… — Думаешь, что сейчас самое время для этого? — выходя из тени, спросил Бласкан. — Не хочешь успокоиться и поговорить? — А ты не хочешь начать входить через дверь? — останавливаясь, спросил Вэнн. — Подожди меня в гостиной. — Нет, — уверенно ответил Истапп, делая шаг вперед и хватая «друга» за запястье. — Мы выясним все сейчас! Моркиси нахмурился, сжав удерживаемую руку в кулак. Наглость Бласкана переходила все границы! Будто ему было мало уже второй раз сломать ему жизнь! — Морки… — Ты можешь хотя бы раз сделать то, о чем тебя просят?! — потеряв терпение, воскликнул Вэнн. — Черт возьми, Истапп! Я всего лишь сказал подождать еще немного! Что такого невозможного было в этом гребаном предложении?! — Моркиси вырвал свою руку, схватив «филина» за одежду. — Думаешь, тебе одному здесь плохо? Ты хоть представляешь каково мне, кусок ты дерьма?! Я весь срок беременности вынашивал мертвого ребенка! Я каждый день чувствовал, как он рос внутри меня, как шевелил своими руками и ногами! Я верил, что он родится живым и здоровым, верил, что смогу вырастить хорошего сына! И это тогда, когда мне каждый сраный день говорили обратное! Бласкан подхватил Вэнна, когда ноги перестали его держать. Закрыв лицо руками, Моркиси плакал, проливая эти слезы уже не только над своим мальчиком… Уткнувшись в плече Истаппа, Вэнн крепко сжал челюсть, стараясь унять боль внутри себя. Бласкан молчал, обнимая его… Удивительно, но теперь его руки тоже были теплыми и нежными. А ведь с того злопамятного дня они казались холоднее смерти. — Я сделал ему комнату… Думал, что когда он родится, то это будет моим первым для него подарком, — стараясь унять дрожь в голосе, продолжал Вэнн. — Мне было так больно, когда он выходил из меня. Словно кто-то разрывал мои внутренности на куски. Я думал, что умру. Но когда увидел его, такого маленького, беззащитного, я собрал последние силы и поднялся, чтобы посмотреть на него ближе… — Моркиси схватился за голову, стараясь заглушить эти страшные минуты страха внутри себя. — Но у меня его забрали! Они говорили, что я должен лежать, что роды прошли тяжело… Но я так хотел его увидеть! — И что ты сделал? — крепко сжимая дрожащие плечи Вэнна, вдруг севшим голосом спросил Истапп. — Ты же не позволил им… — Я смог! — горячо возразил Моркиси, вскинув голову и глядя прямо в глаза «филина». — Я держал нашего сына на руках! Нашего маленького мальчика… Он… Он был синим. От пят, до макушки одна синева… Такой тяжелый и холодный. Знаешь, Бласкан, — взяв в ладони его лицо, с горькой улыбкой проговорил Вэнн. — Он был так похож на тебя… Такие маленькие крылышки и твое лицо. Я сказал ему, что ты рядом. Что папа смотрит на нас, и что он тоже нас любит… Истапп прижал к себе Моркиси, пряча лицо на его груди. Только сейчас он смог в полной мере понять, что потерял. Это был словно удар молнии! Беспощадный и жестокий… Запустив пальцы в волосы «филина», Вэнн пытался успокоить его. Бласкан не плакал. Он был слишком сильным для этого. Но все его тело колотило в напряжении. Невольно Моркиси показалось, что боль «филина» была намного выше, чем его собственная… — Я похоронил его на нашем семейном кладбище, — одними губами зачем-то сказал Вэнн. — Если ты можешь… Если ты хочешь… Мы сходим… Вместе. Истапп лишь сильнее прижал к себе тело Моркиси, сжимая кулаки. Сильнее его сожаления, было лишь его презрение… К самому себе.