Ночной кофе

      Наверху что-то упало, и Жанин встрепенулась, подняв голову с вороха бумаг на столе. Сон как рукой сняло. Оставалось только надеяться, что это просто обычный бытовой шум, а не резвящийся призрак, настолько наглый, что пытается устроить погром в конторе охотников за привидениями.       Жанин тихо поднялась из-за стола и прошла вверх по лестнице. Дверь в спальню охотников была закрыта, из-за неё доносился мерный храп. Зато в мастерской свет горел. Жанин заглянула в мастерскую и с облегчением выдохнула: Игон бодрствовал и пытался найти что-то под рабочим столом.       — Игон?       Он от неожиданности подскочил на месте и ударился головой о столешницу.       — Жанин? — мужчина вылез, потирая затылок. — Вызов?       — Да нет, всё спокойно. Просто услышала шум, решила подняться и проверить, что это.       — А, это, — Игон показал какую-то некрупную деталь, из которой торчали провода, похожие на паучьи ножки. — Это всего лишь упал трансфлюхтер, ничего особенного.       — С этой штукой всё нормально? — скорее для порядка спросила Жанин.       — Да, он полностью удароустойчив, — гордо ответил Игон.       — И для чего он нужен?       Секундная задержка.       — Я пока сам толком не знаю.       Мгновение они молчали, а потом Жанин рассмеялась как можно тише, чтобы никого не разбудить.       — Гениальный Игон Спенглер изобрёл штуковину и сам не знает, зачем она нужна. Прости, но это уморительно.       Игон смотрел на неё сначала оторопело, а потом и сам улыбнулся.       — Кажется, я немного заработался, — пробормотал он, почесав затылок.       — Может кофе?       — Было бы чудно.       Нью-Йорк сиял огнями несмотря на глубокую ночь, хоть со второго этажа бывшей пожарной башни особо ничего и не было видно. Жанин встала возле окна, сжала в руках чашку кофе, настолько крепкого, что он бодрит уже одним только запахом, Игон был рядом, протирал очки салфеткой и задумчиво смотрел в окно.       — Не хочешь прогуляться?       — Слишком поздно, мне кажется.       Промах.       — Может кино по телевизору?       — Не стоит, ещё парней разбудим.       Снова мимо.       — Тогда перекусим плотнее?       — Мне достаточно кофе, спасибо.       И опять. Жанин только вздохнула, отвела взгляд. И как её только угораздило запасть на такого сухаря. Ничего не волнует кроме науки и призраков, никаких излишеств, никаких попыток понять, почему она так старается быть внимательной ни к кому-то другому, а именно к нему.       — Игон.       — Да?       Она молчала некоторое время, собираясь с мыслями.       — Неужели ты вообще ничего не замечаешь?       Он только взглянул на неё и совершенно спокойно ответил:       — Я не слепой, Жанин. И не такой непонятливый, как ты думаешь.       — Если ты думаешь, что меня это хоть чуть успокоило, то ты ошибаешься.       — А чего же ты хочешь?       — Может быть, хотя бы каплю взаимности.       Внезапно Игон вздохнул как-то обречённо, потёр переносицу, сдвинув очки на кончик носа.       — Мне тоже непросто, Жанин.       — Что же такого непростого в твоём положении?       — Видишь ли, быть объектом любви, но не иметь возможности на неё ответить хоть чем-то, не намного проще, чем безответно любить.       Кофе оказался не только ужасно крепким, но и каким-то приторным, не то от сладости, не от той же крепости. Отчего-то стало так противно и в глотке и на душе.       — Давай только не будем пытаться выяснять, кому из нас хуже.       — Ты права, это бессмысленно. Ты будешь уверена в том, что тяжелее тебе, а я в том, что мы оба в незавидном положении.       Жанин взглянула на Игона, на его непроницаемое лицо, и спросила себя, а есть ли у неё вообще хоть один-единственный шанс? А если этот шанс есть, заслуживает ли она его?       — Я знаю, что для тебя наука и работа важнее отношений, — сказала она наконец. — Так что, мне отступить?       Он молчал, глядя в окно. В дальнем углу комнаты тикали часы, за стеной храпел кто-то из ребят, а по улице проехала машина. Каждый звук как капля, падающая в глубокий осушенный колодец, едва ли важная и нужная. Только звенит и раздражает. Нет в этой ночной тишине, неожиданно полной звуками, покоя, как и в остывающем кофе, дешёвом и приторном.       Она уже собралась уйти, когда он вдруг заговорил. Тихо, спокойно, не стараясь её остановить.       — Ты знаешь, что дорога мне. Я не могу сказать, люблю ли я тебя, но я не стану отрицать, что ты — часть моей жизни. Большая часть моей жизни.       Жанин обернулась, но в темноте не смогла разобрать лица Игона. Наверняка всё так же спокоен, а она… Что думать теперь? Как себя вести? И что он хотел сказать этим? Захотелось вдруг закричать, вцепиться в волосы пальцами и упасть на пол, плача. «Знаю! Я знаю! Только что это мне даёт? Что мне делать с этим знанием, а?!»       Она застыла, зажмурилась, стараясь даже не дышать. Казалось, если сейчас вдохнёт хоть чуть, тут же не выдержит и действительно разревётся, прямо здесь, среди ночи, перед человеком, которого она любит больше жизни. Она так сосредоточилась на том, что нужно успокоиться, что перестала замечать хоть что-то: тиканье часов, храп, машины где-то далеко — всё это пропало, весь мир пропал.       Не сразу она почувствовала, что он положил ладонь ей на плечо.       — Лучше я сделаю тебе чаю. Пойдём.       Не открывая глаз она кивнула и на ощупь нашла его руку.       — Об одном только тебя попрошу.       — Всё что угодно.       — Будь, пожалуйста, осторожнее.       Как оглушительный гром в ночи разнёсся телефонный звонок.