— Я всегда буду верен тебе. — Как?.. — Убью себя, если умрешь ты, чтобы мы смогли встретиться в следующей жизни. — Я не могу обрекать тебя на подобный конец… — Сама наша встреча предрешила этот исход. Я без тебя не смогу.
Вода. Она везде. Вокруг и даже внутри: в легких и глотке, забивается в уши, затягивает на самое дно. Илья, к своему собственному удивлению, остается в сознании и чувствует, как его собственное тело немеет, а в мозгу рождается липкий страх неминуемой смерти. Что-то в подсознании говорит ему, что то, что происходит — не самое пугающее из того, что когда-либо с ним происходило. И понимание этого странно бьет по сознанию, заставляя анализировать и вспоминать. Агент КГБ всегда ходил по лезвию, и пусть сейчас он может умереть, но ужасней потерять Его. Курякин пытается в последний раз судорожно вздохнуть, но вокруг нет привычной атмосферы, заполненной кислородом и, прежде чем глаза застелило тьмой, русский успел заметить замыленое пятно, спустившееся под воду. Чьи-то крепкие руки обхватили вокруг живота и потянули куда-то. Главное, чтобы не на дно, подумал Илья, ведь тогда они с ним так и не увидятся. А потом в голове возникает логический вопрос. А с кем это — с ним? Кулаки упираются в диафрагму, сжимают поперек груди так, будто пытаются сломать ребра, и Курякин наконец выплевывает воду, успевшую наполнить легкие. — Тише, Большевик, — звучит из-за спины почти ласково, и перед глазами Ильи, наконец, проступают звезды, которые до этого не было видно из-под воды. Они были ярче обычного, размытые из-за жидкости прямо на глазном яблоке, — растекались длинными крестами. Наполеон Соло — вот кто вытащил КГБшника из воды и буквально выбил смерть из груди. Илья мысленно записывал это в немногочисленный список хороших поступков американца, пока его вытаскивали на сушу. Соло сжал свои волосы, выжимая влагу. Без бриолина локоны растрепались и спустились на лоб завивающимися кудрями. Илья отметил, что так ЦРУшнику идет намного больше. В голубых глазах-океанах с частичной гетерохромией искрятся смешинки. Курякин, откашливаясь, пытался вспомнить навязчивый образ, стоящий перед глазами, каждый раз, когда рядом находился Наполеон. Все, связанное с американцем как непрекращающееся дежавю, как если бы Илья все это уже видел, а не впервые работал с псом из ЦРУ. Прекрасные залы, заполненные такими же людьми, всех нарядов и раскрасов. Девушки в белых мантиях, что еле прикрывали их изящные тела, с масками из перьев на лицах, исполняли свой танец, показывая всю красоту молодости зрителям. Среди таковых был и сам король с супругой, и герцог Саффолк со своим протеже, пытающийся оставаться в стороне от происходящего. Круги людей перешептывались между собой, гости продолжали прибывать на пиршество, кто-то танцевал, кружась под заливистый смех музыкальных инструментов в умелых руках мастеров. — Его Высочество — Принц Валенсии! Громко объявили кого-то и герцог Саффолк, стоящий у стены, выпрямил спину, чтобы разглядеть вошедшего. Люди внезапно разошлись, смотря в сторону высоких дверей, и герцог еле заметно покачнулся, внезапно ощутив тяжесть своих мехов, когда встретился с глазами цвета неба, отраженного в стали. Принц отвел взгляд от Саффолка, направляясь к королю. За телами и нарядами гостей не разглядеть пшеничных волос Принца. Герцог сжал воротник, проверяя застегнуты ли все пуговицы правильно, едва коснулся меховой накидки, но отдернул руку, не понимая, что творит. Он передернул головой, отгоняя мысли о юноше и устремляя взгляды на сдержанно улыбающихся дам. В голубых глазах Саффолка не отражалось даже искусственного веселья: он смотрел перед собой, но не видел ничего. Вдруг из-за гостей вынырнула фигура в красном камзоле, и герцог готов был поклясться — перед ним роза сегодняшнего бала. Агентам нужно было срочно попасть в отель до того как Виктория заметит отсутствие Наполеона, и Илья честно думал о том, как бы они могли сократить путь по городу на желтом мопеде, который неизвестно откуда взялся. Думал ровно до тех пор, пока непозволительно горячая поясница Соло не прижималась к животу Курякина. А потом разум отключался, плавясь под правильностью данный ощущений, заставляющих все во рту пересыхать. Держась за сидение мопеда руками, на кочках Илья сжимал ногами бедра американца чуть сильнее, надеясь, что Наполеон не заметит подобной странности со стороны русского напарника. Соло обернулся, чтобы посмотреть на Илью и кивнуть тому на запасной выход, а Курякин уже потонул в синих глазах. Как тонул меньше двадцати минут назад, захлебываясь в реке возле спутникового завода. А потом стоны по прослушке, качающаяся люстра и злость на самого себя. Только из-за взгляда Габи русский агент выключил аппарат и разложил шахматную доску, не разнеся при этом весь номер. — Его Благородие — герцог Саффолк, — произнес пожилой протеже, стоило принцу подойти немного ближе. Герцог слегка поклонил головой, не позволяя вьющимся вихрам на голове сползти на лоб. Принц так искренне улыбнулся в ответ, что Саффолк еле сдержал вздоха отчаянья. Какая-то первородная чистота сквозила в действиях молодого мужчины, и герцогу, привыкшему к маскам и фальши светского общества, пришлось немного зажмуриться, чтобы не дай бог не ослепнуть. — Эндрю Олкот — моё имя, — и голос у этого ангела тоже красивый. Немного хриплый, он звучит как физическое проявление похода в сосновый лес не для охоты, а для отдыха и наслаждения звуками. — Чарльз Брэндон, — сам представился герцог, чем вызвал улыбку в темных глазах. — Выпьете, Эндрю Олкот? — спросил Саффолк, беря со стола пару наполненных бокалов. — С удовольствием, — и снова улыбка, но более сдержанная. — Ты уверен, что Виктория тебе поверила? — в глазах Курякина искрится сталь, пока Соло спокойно сидит и настраивает свои приборы. — Я приложил к этому все усилия, — он отнимает голову от аппаратуры, и Илья видит приподнятые брови и легкую насмешку. — Не сомневайся, — а русский и не сомневался. Он бесился и сам не мог понять почему. Что-то в американце было знакомо, будто родная душа, но в то же время и нет. — Мы договорились сегодня снова увидеться. — И мы отпустим Габи на встречу с дядей Руди?! — Это единственный шанс выйти на её отца. Курякин злился на Соло, на его самоуверенность и черствость. Раньше он был не таким! Илья замер. «Раньше»? Когда это — «раньше»? Что за чушь он несет? На секунду он перевел глаза на зеркало, в котором было видно отражение Соло, и Курякин, черт возьми, готов был душу продать за что, что он там увидел. Тот же американец, но со слегка отпущенной щетиной, которую напарник-Казанова никогда себе не позволял, темные одежды с высоким воротником и вышивками. Тонкие цепи, которые служили на манер ожерелья. И этот образ, который русский увидел в зеркале на секунду, показался таким знакомым и близким, что Илья подошел к зеркалу и невольно коснулся его поверхности, желая вернуть того человека в одеждах пятнадцатого века обратно. КГБшнику нужен отдых. Наполеон смерил напарника серьезным взглядом, в котором вроде как даже проскользило искреннее волнение, которое было спрятано за нотами иронии: — Да ты размяк, Большевик. — Что ещё за намеки? — вполне непонимающе спросил Курякин. В следующее мгновение в комнату вошла Габи в своем коротком платье апельсинового цвета. И русский готов был поклясться, что затылком чувствовал испытывающий взгляд голубых глаз. Глаз-океанов с островком над левым зрачком. — Я не замечал ранее, что у тебя не чисто голубые глаза, Чарльз, — принц держал в одной руке бокал, а другой убирал выпавшую на глаза челку герцога, пока он работал с бумагами. За его спиной горел камин, и от него исходило приятное тепло. — Несмотря на то, что я посещаю твое поместье уже больше года. Эндрю отошел немного от мужчины, покачивая бокал с темной жидкостью. Поверх его свободной рубашки была приталенная темная жилетка с поднимающимся к затылку воротником. Он не был пьян, точнее сказать, он сделал всего пару глотков, чтобы не вызывать подозрений у друга. Принцу было хорошо в его обществе и без алкоголя, греющего горло. — Кроме моих родителей и меня никто не знал, что у меня есть коричневое пятно над зрачком. Я никогда не раскрывал глаза полностью перед незнакомцами. — Зря, это же красиво, — Эндрю отпил терпкого напитка из бокала. — Как остров посреди океана. Герцог Саффолк откинулся на твердую спинку стула. Высокий воротник его дублета проехался по подбородку, когда он повернулся в сторону принца. В его глазах плескалась серьезность и решимость, и Эндрю даже приоткрыл рот от нетерпения, готовясь слушать, что мужчина ему скажет. — Позволь сказать… — Чарльз готов был умереть, если в глазах напротив промелькнет хотя бы толика ненависти. — Я люблю тебя, — брови принца легко скользнули вверх, выражая его недоумение. Его уши внезапно покраснели не то от смущения, не то от злости. — Я чувствую, что должен знать, когда это случилось и как… Но я не имею ни малейшего понятия. Эндрю тихо поставил бокал на стол и вышел из помещения, пройдя вдоль длинного стола на несколько десятков персон. У него в горле застряло что-то, что не позволило ему дать незамедлительного ответа — отказ. Он направился в покои, которые выделил ему герцог. Ему нужно время подумать. Чарльз откинул голову назад, больно ударяясь затылком о спинку стула. Из его горла вырвался стон отчаянья. Он был готов к этому, ещё когда только почувствовал покалывание в груди при виде молодого мужчины, но отказы — это все равно больно. Соло на электрическом стуле. От перенапряжения у него из носа пошла кровь. Курякин приложил палец к губам, указывая напарнику, чтобы тот не шумел. Хотя он бы и так не издал ни звука. — Должен признать, — заговорил дядюшка Габи, когда педаль для подачи электричества снова замкнула, и ток не был подан. — Это действует на нервы. Но к счастью! Я настроен на классику. Думаю, начнем… — подносит к глазу пальцы на манер инструмента, про который сейчас скажет. — С плоскогубцев. — Не думал, что скажу это, — Наполеон расслабился, опуская плечи. — Но я действительно рад тебя видеть, — эти слова приятно погладили по спине Курякина, вызывая у того мурашки. Он еле поборол свое торжество, складывая руки на груди: — Все нормально, Ковбой? — Я думал, что нашёл все твои жучки, — сказал Соло, привязывая дядюшку к электростулу. — Так и есть, кроме того, что в ботинке. Илья заметил педаль под стулом и, не задумываясь, нажал на неё. Наполеон, присоединяющий до этого провода к пальцам дяди, отпрыгнул как от огня: — А может, м-м… Курякина это заставило понервничать. Он почти увидел страх на лице американца, который был незамедлительно скрыт вторым, и, к удивлению, был не рад этому, как представлялось ему ранее. — Вам не придется меня мучить, чтобы я заговорил! Я расскажу вам все, что знаю! Вы не сможете меня остановить!.. — Что с Габи? Спустя три дня избегания Эндрю герцога в его же поместье, принц собирался пойти прогуляться. Внезапное признание Чарльза слишком сильно выбило его из колеи. Эндрю прислушался, заслышав шаги за дверью, а затем легкое шуршание. Обернулся и увидел под дверью аккуратно сложенную бумажку. Помедлив, принц все же поднял послание, разворачивая его: «Я скучаю», — гласил каллиграфичный почерк, который Эндрю узнал бы из тысячи. За эти три дня, которые показались принцу вечными, он успел пересмотреть последний год своей жизни и не только обдумать признание друга, но и рассмотреть его кандидатуру, как потенциального любовника (что произошло случайно). И записка смутила молодого мужчину даже сильнее, чем герцог, приславший этот злополучный листок, мог предполагать. Он осмотрел вещи, которые хотел взять с собой на прогулку и, плюнув на свои планы, скинул с себя верхнюю одежду, готовый идти к Чарльзу. Герцог Саффолк в это время вернулся в свои покои, бросая взгляд на бумаги, присланные от самого короля. В них говорилось про войну и королевскую армию, которую Чарльзу, как генералу, предстояло возглавить. Он чертыхнулся, падая на свою постель. Воевать с Севером будет сложно, воины у них закалены не только тренировками, но и самой природой, которая была переменчива словно необкатанный жеребец. В дверь раздался стук и тихое: — Можно? Обладателю этого голоса невозможно отказать, подумал герцог, садясь на кровать: — Входи. Светлая макушка мелькнула в дверях, прежде чем принц сам полностью зашел в чужие покои. Молодой мужчина смотрел на Чарльза серьезно, свет отражался в его глазах так, что они стали практически серебряными: — Как ты? — Было бы лучше, если бы ты был рядом, — усмехнулся герцог. Принц стоял у входа, не зная что сказать. — Назревает война, тебе лучше вернуться на родину. — Война? — Эндрю нахмурился, с пару шагов преодолевая расстояние до мужчины. — А ты?.. — Я возглавляю войско. — Господи… — он обессилено опустился на колено перед мужчиной. — Может, я могу что-нибудь сделать? Ты не обязан идти… — Нет, Эндрю, я — герцог, и я обязан. Но, — в его глазах появилась обычная смешинка. — Перед отъездом. Разделишь со мной постель? Принц подскочил на ноги, не веря своим ушам и отворачиваясь к стене. Чарльз был почти уверен, что ему прилетит в челюсть от такого предложения, но ничего такого не последовало, лишь минута тишины: — Хорошо, — он махнул рукавом рубахи. — Я не знаю как, но я согласен. Герцог молчал ещё пару мгновений, затем встал. Принц даже не дрогнул, уверенно смотря на Чарльза. — Выпьешь? Тело у Эндрю оказалось намного лучше, чем Чарльз мог предполагать. Широкие рукава рубашек скрывали руки, словно вырезанные из мрамора. Все мышцы доведены до предела умелыми тренировками. Чарльз и сам не уступал, но любовался телом, которое тайно желал несколько месяцев, как под действием опиума. Мужчины стояли на коленях посередине широкой кровати обнаженные. Эндрю потянул руки и положил их на крепкую талию герцога, сминая её, водя руками вверх и вниз, иногда еле касаясь, иногда вдавливая пальцы в светлую кожу, желая оставить следы. Чарльз не отставал, поглаживая плечи, через мгновение он потянулся за поцелуем. Еле касаясь губами, как бы спрашивал, можно ли ему продолжать. Принц тут же ответил на поцелуй, подаваясь вперед, из-за чего они стукнулись зубами. Это вызвало улыбки, и атмосфера развеялась. Герцог лизнул на пробу губы партнера, все ещё ожидая толчка в грудь или удар, но задохнулся, когда его язык был взят в плен чужого рта. Ощущение вседозволенности затопили Чарльза, когда он почувствовал первый толчок полувозбужденного члена Эндрю в свое бедро. Он незамедлительно покачнулся в ответ, пачкая волосы на лобке молодого мужчины своим предэякулятом. Они столкнулись животами, уже не стесняясь поглаживать друг друга, или царапать спины, оставляя свои отметины. Жарко стало быстро, но отрываться мужчины друг от друга не хотели. Волосы на затылке Эндрю потемнели от пота, на лоб Чарльза выпало пару локонов непослушных кудрей. Герцог улыбался в поцелуи, сжимая упругие ягодицы принца. Ему отвечали тем же, увеличенным в трехкратном размере. Кажется, только одного Эндрю пугала предстоящая война, в которой ему нет места. Сегодняшняя ночь может стать первой и последней, и только мысли об этом сбивают спесь торжества, позволяющую окунуться в негу удовольствия. Чарльз волнения принца не разделял, отдаваясь ощущениям полностью. Уже прошло три недели, как началась война с Севером. Эндрю вернулся домой на следующий день, когда понял, что проснулся в постели герцога один. Они почти не переписывались, потому что письма шли слишком долго, за все время они успели обменяться двумя письмами, в которых Чарльз старался не говорить о том, как на войне тяжело, упоминая лишь то, что очень хочет, чтобы это поскорее закончилось, и они вместе с Эндрю выбрались куда-нибудь в лес. Принц лишь улыбался, перечитывая строчки из письма раз за разом. Третье письмо пришло неожиданно, ведь пришли новости, что на передовой дела обстоят достаточно плохо, потому и сообщений от Чарльза Эндрю не ожидал. Он сразу сел за письменный стол, чтобы быстро начать писать ответ. Конверт был чище и тоньше обычного. Молодой мужчина распечатал бумагу, а потом с криком повалился на пол, отползая от письма, будто оно было проклято. «Герцог Саффолк погиб за свою страну», — жесткие чернильные буквы больно отпечатались на сетчатке, пока принц смаргивал слезы. Не может быть, вертелось в голове Эндрю, этого просто не может быть. И так по кругу. До бесконечности. Два дня. Столько выдержал Эндрю, после того как получил злополучное письмо. Больше он не смог. — Этот яд из соседней страны. Листья растений варятся и смешиваются. Результат — мгновенная смерть, — старик с длинными рукавами ставит маленький красивый флакончик на стол, ожидая платы. Ему все равно, кто умрет от этой смеси, для него главное — получить деньги. — То, что нужно, — не без иронии фыркает Эндрю, бросая мешочек золотых продавцу. Старик быстро ретируется, пока принц крутит яд в руке, перекатывая флакон по ладони. Бокал вина рядом оказывается как раз кстати. Он выливает весь флакончик в напиток и берет бокал за ножку, круговыми движениями смешивая жидкости. Он мог бы выпить и так, из флакона, но Чарльз любил вино, а Эндрю не откажется в последний раз почувствовать терпкость напитка на губах. Он делает один глоток, и сразу чувствует, как сжимается его горло. Бокал выпадает из рук, разливая вино, смешанное с ядом, по полу. Все подумают, что принца отравили, а его убила война. И в последний момент, прежде чем голова коснулась пола, Эндрю усмехнулся — он не жалел ни об одной единственной ночи, проведенной с Чарльзом, ни о том, что не уехал сразу после его признания, ни о том, что подошел к нему на балу. Жалел только, что потратил целых три дня на размышления. Слишком много времени ушло в пустую. Глаза сами закатились, когда он упал на пол. Возможно, в следующей жизни им повезет чуточку больше. Что за.? Дождь? Курякин пытался прийти в себя, после того как перевернулся вместе с мотоциклом. В глазах все сливалось, а уши заложило от резкого удара о землю. Ещё и сверху придавило… Чем…? Обломком мотоцикла, который теперь точно только на утилизацию. Наполеон вытаскивает Габи из перевернувшейся машины. Сзади к нему подходит Александр Винчигуэрра… Крик немки: — Соло! И американец падает от удара не то лома, не то обломка перевернувшейся машины. Илья чувствует абсолютное спокойствие, но вместе с тем злость, которая помогает поднять с себя корпус мотоцикла и с рыком бросить его в Александра, продолжающего пинать Наполеона. Когда Курякин зарезал Александра, то бросил взгляд на запыхающегося Соло: — Ковбой? — Все в порядке, Большевик. Смотрит он так же, как и тогда. Глаза искрят ироничностью, но в глубине, за продольными морщинами на лбу и сведенными у переносицы бровями, теплится что-то, что Илья назвал бы заботой. Курякин вспомнил, и он до сих пор не жалеет. Если жизнь подарила ему ещё один шанс, то, черт возьми, каким кретином он будет, если позволит ему уйти. — Как вернемся, — засмеялся Наполеон, щурясь на русского. — Надо выпить. — С удовольствием. Соло, кажется замер, а Илье все равно. Он счастлив — он смеется.— Я всегда буду верен тебе. — Как?.. — Каждый раз, когда ты будешь куда-нибудь идти — я пойду за тобой. — Даже если это приведет к смерти? — Особенно если это приведет к смерти.