Нетленная

Миссандея уже не помнит, как они с Джунией сблизились, это вышло точно само собой: ночи в руинах холодны, прижимаясь друг к другу легче дожить до рассвета; должно быть, одной из них показалось верным добавить к объятиям еще и поцелуй, за которым последовало большее. Некоторые вещи неизбежны. Не только дурные вещи, хотя об этом легко забыть, когда охотишься на монстров. Впрочем, дурное происходит чаще. Миссандея ни на секунду не позволяла себе об этом забыть, но она солгала бы, если бы сказала, что это смягчило удар. Порой чужая смерть вспарывает душу, точно острый клинок — тело, Миссандея давно знакома с этим чувством. Она не верит в сказки церковников о том, что после смерти люди уходят в свет, или перерождаются, или вечность сидят на облаках, свесив ноги, и играют на музыкальных инструментах. Для нее есть только здесь и сейчас, жизнь, короткая как полет арбалетного болта — или ты успеваешь прожить ее так, как хочешь, или жалеть будет уже некому. Это делает жизнь проще. Джуния тоже была простым человеком, несмотря на всю монастырскую мудрость, несмотря на магию и молитвы. Миссандея не знала, что весталки могут быть такими. Она, как и все, слышала скабрезные сплетни о том, что те спят друг с другом, потому что мужское общество для них запретно, ведь они обещали свою невинность свету, но Миссандее не кажется, что Джуния избегала мужского общества из-за запрета — едва ли она их чтила, ей по нраву были крепкая брань, крепкое вино и хороший бой. Миссандее нравилось смотреть, как Джуния разбивает своей булавой головы врагам — сухие черепа скелетов трещали, из разошедшихся швов сыпалась вековая пыль, плоть людей и монстров рвалась, кровь разлеталась мелкими брызгами. Некоторые убивают красиво, будто танцуя с жертвой, другие — умело, они рассекают плоть как врач, вскрывающий нарыв, чтобы выпустить гной. Джуния была не из первых и не из вторых, но в ней чувствовалась страсть, притягивавшая взгляд куда сильнее, чем красота. Возможно, именно поэтому Миссандея ее полюбила. Она до сих пор иногда пытается разобраться в причинах, найти начало этого пути, но ей никогда хватало терпения на то, чтобы развязать узлы на запутавшейся веревке, и она понимает: сколько бы ни пыталась, все равно не сможет вспомнить тот момент, когда все началось. А значит, все никогда и не закончится, по крайней мере, так она себе говорит. Миссандея понимает: если бы Джуния была такой же как остальные весталки, и предпочитала булаве магию, то, возможно, прожила бы немного дольше, но тогда это была бы уже не Джуния, ее имя, ее лицо забылись бы, точно так же, как имена и лица других весталок, с которыми Миссандея спускалась в катакомбы раньше. Но теперь она запомнит Джунию навсегда и та останется с ней до конца. В их семье всегда было принято называть оружие именами умерших. Миссандея не помнит свою мать, но может представить ее, глядя на названную в ее честь Миллисент: быстрая, даже порывистая, но в то же время элегантная. Гладя вставленный в приклад осколок ее кости, Миссандея представляет себе, как берет мать за руку. Взять немного кости из трупа Джунии было нетрудно — удар алебарды разрубил ее тело надвое; кровь расплескалась по полу и стенам, внутренности вывалились на пол с отвратительным влажным звуком. Никто даже и не пытался собрать ее тело с пола целиком, Уильям молча завернул в свой плащ все, что смог поднять, и так они отвезли ее обратно в монастырь, чтобы другие весталки похоронили ее там, в специальном склепе, где нет даже доски с именами, ведь это, по мнению церковников, было бы слишком тщеславно — напоминать другим о том, что когда-то жила. Впрочем, Миссандею это не волнует и она не собирается приходить на монастырское кладбище. Чтобы помнить Джунию, она забрала пару ее нижних ребер. Миссандея никогда не была хороша в резьбе по кости, поэтому предпочла просто отполировать ее до блеска и вставить в приклад арбалета. Теперь при каждом выстреле она точно обнимает Джунию. Теперь Джуния проводит в ее объятьях каждую ночь. Разумеется, остальным об этом знать не обязательно и Миссандея предпочитает держать правду ближе к себе, чтобы никто не задавал лишних вопросов: они с Джунией не пытались скрыть свою связь, на привалах все равно всякий, кто умеет смотреть, увидит правду, как бы старательно ты ни пытался ее спрятать. Но одно дело — любовь к женщине, другое — любовь к ее костям, едва ли кто-нибудь сможет принять подобное. Она целует костяную вставку и улыбается, представляя себе Джунию, ее нежные губы и мозолистые руки, привычные к тяжести булавы. Миссандея не верит в то, что после смерти души отправляются в какой-то другой мир, это так. Но это не значит, что она не верит в жизнь после смерти. Просто представляет ее себе не так, как об этом говорят церковники. Те, кого ты любишь, остаются в твоей памяти, даже когда их тело полностью истлеет.