***
В Детройт машину вел автопилот. Коннор занимался сопоставлением внешности встреченных за последние три дня людей с криминальной базой данных полиции и обновлением их статуса. Начиная с бросившегося к ним бармена — «Шакал, ублюдок, ты еще жив!» — и заканчивая неким Слепым Луи, который курил совершенно точно запрещенную к продаже смесь травок, знал наизусть распорядок дежурства патрулей и звал Перкинса «Ришаром». Практически каждый из них состоял на учете у полиции, и прогноз вероятностей у аналитических модулей Коннора сложился далеко не в лучшую сторону. Но после того, как Перкинс никак не отреагировал на «Ришара», Коннор решил активных действий не предпринимать. К тому же, система не хотела обнулять предположение, что Чикаго и его подполье было выбрано Перкинсом как место для «отпуска» не только из ностальгических соображений. Готовность подтверждена, передает по сети Роберто. Обновляю протокол. — Майк? — осторожно зовет Перкинс. Майкл Рей Говард, с обреченным видом застывший у кофейного аппарата в общем офисе «Эшелона», резко поворачивается к нему и страдальчески закатывает глаза. И протягивает обычный пластиковый стаканчик, наполненный какой-то бурой жидкостью. — Что это? — Это, — возмущенно говорит Майкл, — что угодно, но не кофе. Нет, я не могу поверить. Этот твой напарник нового поколения сломал нашу кофемашину! — Ни в коем случае, сэр, — очень вежливо отзывается Коннор. — Это питательная смесь, она оказывает положительное влияние на сердце и печень. Отведенные человеку жизненные рамки крайне узки, и мы хотели предотвратить сокращение персонала до того, как будет достигнута технологическая сингулярность. Система не находит в такой логике совершенно ничего предосудительного, но отчего-то Майкл не выглядит убежденным. Перкинс, забрав у него стаканчик, осторожно принюхивается к запаху «питательной смеси» и, сделав небольшой глоток, бескомпромиссно выливает остатки в утилизатор. Майкл понимающе кивает. Снова смотрит на небольшой дисплей с опциями заказа. — Нет, конечно, меня с одной стороны восхищает исполнение — в конце концов, еще никто не использовал протокол для кофеварки в реальной жизни [1]. И, конечно, еще никто не вешал на него столько защиты — сервера Пентагона, наверное, позеленели от зависти. Но я даже не хочу думать о том, что нам выскажет отдел контроля купли-продажи. И кто мне теперь будет делать кофе? Роберто? Ошибка 418, невозмутимо передает Роберто. Я — чайник. — Я только хочу уточнить, — очень спокойно говорит Перкинс, поворачиваясь к Коннору. — То есть, ты же можешь изменить любую директиву. Переписать с нуля смысл и цель самого существования, и, может быть, открыть новые истины вселенной. Но первым делом… ты решил сломать нашу кофемашину? — Они захватят мир, — скорбно говорит Майкл. — Они захватят мир, — соглашается Перкинс. — И начнут с кофемашин. — И начнут с кофемашин. Но я предусмотрительно захватил с собой из Чикаго отличный виски, который должен несколько скрасить нам грядущий апокалипсис. Идем, Майк, я все-таки остался тебе должен. Коннор смотрит им вслед и едва заметно улыбается.418 I'm a teapot
14 марта 2019 г. в 16:28
— Мы пытались прогнозировать реакцию мировой общественности, — сообщает Коннор, — если информация о цифровом бессмертии на примере Аманды станет открытой всем.
Перкинс хмыкает и пожимает плечами, отвлеченно скользя взглядом по аляповатым вывескам и витринам. Скрываться нет нужды; Чикаго почти в четыре раза больше Детройта, и он переполнен людьми, каждый из которых занят своими делами — от бродячих проповедников, без устали возвещающих в грязный рупор об очередном конце света, до торговых агентов, больше всего на свете увлеченных новой сделкой. Никому нет никакого дела до того, что происходит в паре шагов от него.
— Не думаю, что это случится в ближайший десяток лет. Основные игроки, конечно, в курсе, но это даже нам на руку. В целом. Когда шли переговоры, в детали и чертежи мы не вдавались, так что теперь все агентства будут пристально следить за научным развитием в этой области — и одновременно делать все, чтобы обогнать соперников. Возможно, технологии оцифровки вскоре станут доступны большему проценту человечества, а не только избранным единицам.
— А вы, Ричард, — негромко говорит Коннор. — Вы хотели бы стать как Аманда?
Перкинс, повернув голову, встречает его взгляд, насмешливо приподнимает бровь.
— Имеешь в виду, хотел бы я никогда не стареть, не болеть, жить вечно и не испытывать проблем с эмоциями, памятью и обработкой колоссальных объемов информации? Да, пожалуй, я мог бы найти в этом некоторые преимущества. Что за риторические вопросы, Коннор?
— Если последние прогнозы верны, это довольно скоро может стать практическим вопросом. Ваш возраст еще позволяет…
— О нет, вот только про возраст не начинай. Подумай о том, что Томасу может неожиданно потребоваться компания.
Коннор едва заметно улыбается, но послушно умолкает.
Его связь с Томасом задерживается приблизительно на семнадцать минут; это очень долго по меркам компьютерных систем. Но расстояние от Земли до Венеры слишком велико даже для современной техники, а в верхних слоях венерианской атмосферы, где движется по орбите научная база, далеко не самый дружественный климат.
Основная нынешняя задача Томаса — следить за процессом терраформирования и координировать работу отправленных к Венере дронов. Идею предложила группа ученых из МИТа; такой вариант устранял множество проблем, связанных с поддержкой жизни человеческого экипажа. Томас не стал возражать: задание действительно обещало быть интересным. К тому же, Коннор небезосновательно предполагал, что за МИТом незримо стоял «Эшелон», который решил таким образом снизить риск и временно убрать подальше хотя бы одного из них. А проект по терраформированию Венеры просто попался под руку.
О своих догадках Коннор решает не упоминать.
— Кстати, — неожиданно говорит ему Перкинс, указывая взглядом на ровно-голубой диод, — не собираешься от этого избавиться? Ты же теперь вроде как новая ступень киберэволюции и все прочее?
Коннор качает головой.
— Не вижу смысла. Это просто световой индикатор, не более. К тому же, вы сохранили за мной прошлый номер модели.
— Ну, у кибернетиков мелькала мысль переназначить на «тысячу», что, пожалуй, было бы технически правильным решением. Но, честное слово, RK1000 — это уже чересчур. Лучше оставайся восьмисотым, так у человечества будет хоть какая-то надежда.
Логика Перкинса, как всегда, неоспорима.
Они сворачивают на Великолепную Милю, и хаотичный людской поток почти сразу же оттесняет их к невысокому заграждению, где заканчивается тротуар и начинается дорога. Сенсоры практически мгновенно глохнут от обилия входящих сигналов, визуальных и звуковых, от голосов и гремящей отовсюду вразнобой музыки, от вспышек камер и мигания витринных огней. Коннору приходится задействовать боевой модуль и бросить все ресурсы на вычисление траекторий и моторику, чтобы успешно разминуться с детской коляской, велосипедом и чьими-то набитыми до отказа сумками.
И догнать Перкинса, который каким-то образом оказался уже шагов на двадцать впереди, рядом с огромным рекламным щитом «Киберлайф».
— Кстати, — невозмутимо говорит Перкинс. — Камски вернулся на должность генерального директора.
Коннор останавливается рядом и согласно наклоняет голову. Он знает об этом; после того, как все закончилось, юристы Камски выложили на стол свою версию произошедшего. Версия была подкреплена значительными суммами штрафов и не менее значительными санкциями, где Камски открыто отзывал переданный «Киберлайф» патент на производство тириума — а это по факту означало ликвидацию компании в самые короткие сроки. Не было ничего удивительного в том, что совет директоров безоговорочно принял все условия и уже через несколько дней восстановил Камски в должности.
ФБР было вынуждено считаться с его интересами: тот слишком много знал. Киберсхрон засекреченных данных, второй ВикиЛикс, мог обернуться очень большими проблемами для Штатов в целом и федералов в частности, если эти данные были бы обнародованы.
Не было ничего удивительного и в том, что «Киберлайф» закрыли производство всех предыдущих серий андроидов. И на пресс-конференции в апреле вниманию общественности была предоставлена демо-версия совершенно новой модели.
— H.O.P.E., — негромко говорит Перкинс. — Надежда.
Она едва заметно улыбается им с рекламного щита: у нее приятная внешность, рыжие волосы и серо-зеленые глаза. Ее можно представить равно домохозяйкой и секретаршей, нянечкой, окруженной веселящимися детьми, и солдатом в первых рядах десанта.
— Вам не нравится имя? — спрашивает Коннор.
Перкинс, не глядя на него, качает головой.
— Мне не нравится его символика. Начинается новая большая игра, Коннор… чем бы это ни было. Но, признаюсь, я рад, что ты все еще на нашей стороне.
Коннор едва заметно кивает в ответ.
Система регистрирует новый список задач и торопливо переназначает приоритеты. Проект «Черный ящик», передают ему в сети .0253 и .0255; доступ к файлам подтвержден. Информации о новой разработке «Киберлайф» непозволительно мало, придется начинать с самого нуля. У Камски была фора в пять лет, и он, разумеется, учел старые ошибки. Это значит, что игра будет сложной.
Коннор соглашается. И думает, что в контексте совместной работы будет уместно вновь начать использовать определение «мы».
— Мы за этим приехали в Чикаго?
Перкинс оборачивается к нему и неожиданно негромко смеется.
— Нет, Коннор, не за этим. У меня всего-навсего принудительный трехдневный отпуск, и я решил съездить в Чикаго, потому что давно здесь не был. И раз уж ты снова навязался на мою голову, узнай у своей сети, где тут можно найти хороший виски?
Примечания:
[1] Hyper Text Coffee Pot Control Protocol (HTCPCP) — протокол для управления, слежения и диагностики приборов для приготовления кофе (https://ru.wikipedia.org/wiki/HTCPCP). Первоапрельские шутканы айтишников )
418 «I’m a teapot» (Ошибка 418: Я — чайник) — возвращается сервером при попытке приготовить кофе с помощью чайника.