Deku's Harem

Шото принимал блокаторы сколько себя помнил. Одним из его первых воспоминаний было то, как он плакал и рвал таблетками, которые отец засовывал ему в горло. Усилия Старателя канули в Лету. Его величайшее творение, единственный ребенок, получивший лучшее от причуд родителей, был омегой. К сожалению, заводить еще детей он не мог. Омегой Шото стал в семь лет, тогда как его мать ушла из дома, предварительно не оставив ему ничего, кроме шрама на лице, когда ему было чуть меньше пяти. Планы менялись. Теперь Старатель делал из Шото не героя, а хорошую партию. Он морил ребенка голодом, чтобы его тело было гибким и маленьким, покупал ему белье, место которому было на страницах грязных журнальчиков и не разрешал принимать противозачаточные, чтобы не сбить цикл и не навредить репродуктивной системе. Однако он всегда позволял своему сыну пить блокаторы, потому что школа требовала этого от учеников-омег. Шото вынуждали ходить на уроки готовки, этикета и очень… подробный курс, обучающий сексу. Старатель хотел, чтобы его сын умел ВСЁ, чтобы это хоть как-то перекрыло его обезображенное лицо. В ту секунду, когда Шото закончит учебу, Энджи планировал забрать у него блокаторы и начать искать беспричудного альфу. Однако Шото был не из пугливых. Он ел так много, как только мог вне дома, покупал и носил нормальное белье, которое сам стирал в своей ванной, чтобы Старатель не заметил и не сжег его, а также стягивал грудь бинтами. Конечно, ни о каких рекомендациях в академию Юэй от отца не могло быть и речи. Шото был уверен, что Старатель хотел женить его до 16-ти лет. Но он был сильным. Он пытался заниматься спортом, но любое увеличение мышечной массы тут же было замечено отцом и пресечено на корню. Его меню становилось низкокалорийным, а Энджи угрожал ему корсетом. Он сбежал как раз в тот момент, когда Старатель разговаривал с незаконным брачным брокером по телефону, ища на рынке беспричудного альфу. Ему предстоял вступительный экзамен… Всё прошло хорошо (возможно, он случайно заморозил ту девочку-лягушку…). И уже спустя неделю ему пришло письмо. Тодороки Шото был принят на геройский курс с отметкой в каждой категории. Он тут же слил информацию новостям еще до того, как обо всем узнал его отец. Омега, зачисленная на геройский курс. Эта новость бросалась в глаза. Такое количество хороших отзывов на новость заставило Старателя отступить и позволить Шото ходить в Юэй. Всё для того, чтобы обезопасить себя от плохого пиара. Оказалось, что Шото был не единственной омегой в классе. Их было даже больше, чем в прошлые года. Бакуго Катсуки, Яомомо*, Каминари, Джиро и Ашидо были омегами, а на Бакуго даже был чей-то запах! Уже нашел пару? Редкость в наши дни… Радость Тодороки от того, что он был не единственной омегой в классе, была глубоко спрятана. Он бы не смог прятать свою принадлежность, да он проорал об этом с высокого здания, лишь бы отец отпустил его учиться на героя. Только так он мог вырваться из рук Старателя, самостоятельно зарабатывать и жить один, без альфы, без отца. И он прекрасно справится и без его тупой причуды. Ну, так планировалось… Забавный факт о планах – иногда всё идет не так, как тебе хочется. Впервые в истории спортивного фестиваля победителем стала омега, и сам фестиваль подарил Шото подобие ясности и надежду на будущее, свободное от отца. А всё из-за Мидории. Довольно долгое время Тодороки засовывал эти чувства как можно глубже и закрывал на замок. Мидория был занят, Бакуго метил свою территорию, как только мог, делая укусы и оставляя засосы на самых видных местах. Это было очень необычно – омеги никогда не метили своего альфу таким образом. Возможно, Катсуки чувствовал опасность от окружающих. А может, и от самого Тодороки. Шото бы так ничего и не сказал, если бы не приближающаяся течка. Она накатила на него неожиданно, хотя его цикл никогда не менялся. Стресс от экзаменов и чувство брошенности от того, что твоя первая любовь уже занята, задержали течку на полторы недели. Сообщение Катсуки он отправлял трясущимися руками. Уроки уже закончились, поэтому он предлагал встретиться в одном из пустых классов. Он трясся, чувствуя медленные волны тупой боли. Ему хотелось снять с себя мешающую одежду, чтобы кожа хоть на секунду перестала зудеть.       – Я... н-не... знаю, как это сказать, но я... влюблен в Изуку, и я просто...       – Ты чё, будешь просить меня расстаться с ним, чтобы ты его трахнул, Половинка? – ядовито спросил блондин. Тодороки затряс головой:       – Нет! Я бы никогда, я просто… это моя первая течка, во время которой мне кто-то нравится и это еще хуже, чем обычно, – Шото слабо и жалко засмеялся, – я хотел попросить тебя одолжить мне что-нибудь его. Что-нибудь с его запахом. Я-я постараюсь разобраться с этим до следующего раза, обещаю. Бакуго лишь смотрел на него:       – И ты хочешь, чтобы я в это поверил? – спросил он, поднимая бровь. – Ты разберешься с этим за следующие… шесть месяцев? Да ты слюни на него пускаешь еще с фестиваля.       – Я… прошу прощения, я.. не хотел… Глупо с моей стороны просить о подобном, извини, – он развернулся, собираясь уйти.       – Не поворачивайся ко мне спиной, ублюдок! – рыкнул блондин, руки которого потрескивали от мини-взрывов, и Тодороки застыл. – Я не отпущу тебя! Да ты же воняешь отказом и отчаяньем! Трахнешься же с первым встречным!       – А тебе какое дело? – спросил Шото, грустно вздохнув.       – Да никакого, – раздраженно фыркнул Бакуго. – Но Деку прибьет меня, если узнает, что я отпустил тебя в таком состоянии, а потом закопается сам, потому что будет думать, что в этом есть его вина. И кроме того… – Катсуки посмотрел в сторону, его щеки немного покраснели и не только от злости. – Ты… ты мог бы помочь мне.       – Помочь? Чем?       – Деку слишком… слишком, – Бакуго застонал от бессилия. – Он слишком ахуенный, окей? Я уже не выдерживаю в одиночку.       – Ахуенный? Типа…       – Трахается как порно звезда, но в то же время будто попадаешь в любовный роман и тонешь в заботе и любви. Его член и язык не больше не меньше – подарок всему человечеству. Да я в желешку превращаюсь от одного его взгляда и кончаю со скоростью света, а потом отсасываю ему, потому что он скоро затрахает меня до смерти буквально! Он говорит, что всё нормально, но я хочу, чтобы ему было так же хорошо, как и мне, а в одиночку уже не справляюсь! Да, блять, его член такой совершенный и бьет по нужным местам, когда я сижу на нем, и он идеальной толщины и не слишком длинный, поэтому не ударяет шейку матки и…       – Бакуго, прекрати! Пожалуйста!! – почти закричал Тодороки. Он сжимал спинку стула до побелевших костяшек, едва стоя на ногах, и вдруг перегнулся через него, сжимая промежность, а потом покраснел до слез.       – Мало же тебе надо, Половинка, – усмехнулся Катсуки.       – Черт возьми… Что ты предлагаешь? – резко спросил Шото, раздраженно смотря на блондина.       – Предлагаю поделиться.       – Типа… полиамория?       – Э… типа «давай объединим силы»! Мне неприятно от мысли, что он будет трахать кого-то еще, но я доверяю тебе и знаю, что ты не сделаешь ему больно.       – Я-я… – согласие уже готовое сорваться с губ перебилось новой волной боли, и Тодороки упал на колени. – Хах… Ах.. Фух.. Мммм…       – Ты принимаешь противозачаточные? – спросил Бакуго, опускаясь на корточки рядом. Шото отрицательно покачал головой. – Черт... ладно, беру на себя ответственность за тебя. Если ты вызовешь еще и мою течку, нас выебут… в плохом смысле. Разум и здравомыслие Тодороки отключились. Он цеплялся за Бакуго, который обнял его за плечи и вытащил из класса.